Модная нынче в соцсетях тема, навеянная страхами нашествия роботов на людей-исполнителей, – может ли робот заменить учителя? А, может, и вовсе школу? Вопрос ставят не столько падкие на желтые темы журналисты, сколько видные в образовании люди.
Естественно, на них с остервенением кидаются апологеты «разумного-доброго-вечного», в большинстве затравленные, но не сломленные училки. Хотя менее остервенелые затравленно забиваются еще дальше в угол– будут держаться, сколько получится. Все равно, за них все решают.
Меня это обсуждение ввело в шизофреническое состояние:
– с одной стороны, любое обсуждение глубинных проблем образования – это очень хорошо, ибо только проблема заставляет многих выбраться из уютной картины мира образования, хотя она давно рушится во всем мире;
– с другой стороны, сама постановка проблемы, не говоря об уровне возражений, говорит о непонимании глубины участниками дискуссии.
Процедурный или управленческий подход о праве/возможности замены учителя/школы роботом игнорирует сущностные вопросы: что есть школа и какая в ней роль учителя?
Если я скажу, что школа – общественный институт, никто не возразит и не удивится.
Если я скажу, что школа – обобщенное именование системы образования, это тоже никого не удивит.
Если же я спрошу, что такое образование, все удивятся – в чем проблема? Это же все знают, даже дети!
Я в ответ выложу свой тезаурус смыслов образования, собранный весьма поверхностным способом, но постепенно пополняемый интересными вариантами (спасибо цифровым технологиям). И повторю вопрос: какой смысл термина «образование» вы имеете в виду, говоря о школе как обобщенном именовании общественного института – системы образования? Школа для вас какую задачу решает:
– как подавление свободы–«Образование должно быть направлено на уничтожение свободной воли, так, чтобы после него ученики были не в состоянии на протяжении всей своей жизни мыслить или действовать иначе, чем хотелось бы их школьным учителям», Johann Gottlieb Fichte (1762-1814);
– как насилие – воспроизводство всего социально ценного страны;
– как война – защита своих культурных норм от вытесняющих заимствований и/или экспансия своих культурных образцов на культуру других стран;
– как консервация – процесс накопления и трансляции коллективной/социальной памяти, способ удержания общественных норм и образцов;
– как прагматизм – инструмент решения текущих общественных задач;
– как прогрессивизм – зона прорыва в будущее;
– как институт развития индивидуальности, личных образовательных потребностей?
Когда утилитарно обсуждают вопрос замены учителя роботом без обсуждения отношения к понятию «образование», возникает вольная трактовка представлений участников дискуссии о предмете дискуссии. Самый очевидный подтекст, по-моему, такой: есть известная всем знакомая школа, в которой все мы учились, в ней учились наши родители, наши дети (мы все ее прекрасно знаем) – можно ли в ней учителей заменить на робота?
Лукавство этого вопроса в том, что школа только казалась одной на всех. В ней одинаковая только атрибутика, режим жизни, роли участников. А содержание камерное… Причем, чем содержательнее участники, тем интереснее и насыщеннее процесс. Интересы у всех разные, а параметров много – каждому свое, хотя по внешним признакам все едино: доска, парты, окна, тетради, журнал, учебник… У кого сошлось – полны позитивных эмоций, кому ответа на несформулированный запрос не досталось – довольствуется полученным и часто не знает, что могло бы быть иначе. А поскольку учителей много, что-то позитивное остается у всех.
Школа менялась. При едином режиме жизни у наших родителей, у нас, у наших детей и, особенно, у наших внуков школа разная – и по духу, и по целям, и по мотивациям. И учителя разные. И по соотношению уровня образованности между учениками/учителями, и по общественным амбициям, и по общественному статусу. В результате и характер общения школы/учителя со всеми остальными общественными институтами тоже разный.
И дело не в зарплате. Зависимость обратная: оплата зависит от статуса, а не статус от оплаты. И согласие учителя на его зарплату – признание своего статуса. Разговоры о служении – попытка оправдаться за низкую зарплату. Но и тут лукавство: кто истинно служит, о зарплате униженно не скулит – довольствуется сущим. Или не довольствуется и прекращает служить, ибо это его личный выбор. Значит, современный учитель общество не удовлетворяет. Не готово оно ему больше платить. Значит, настало время переосмыслить, что надо обществу, чтобы школа, учитель оказались ему более полезными – и тогда вопрос зарплаты исчезнет, ибо появится более значимая ценность для общества в лице школы, учителя, за которую не жалко будет заплатить.
И вопрос о роботах-учителях – новый выход на проблему ценности, общественного запроса. Если запрос общества к школе, учителю может быть формализован до уровня искусственного интеллекта, то ко всеобщему удовлетворению проблема нищего униженного учителя исчезнет, ибо его заменит лишенный эмоций и потребностей в зарплате робот, а учитель займется чем-то более человечески важным.
Если же задача образования не формализуется или формализуется не в полной мере, то школа и учитель должны перестроиться на эти востребованные обществом задачи, без сожаления отдав роботу то, что ему посильно.
Мне очевидно, что это не одна универсальная программа на всех «от Москвы до самых до окраин». И принцип «единого образовательного пространства» должен быть совершенно иным: каждый образовательный интерес на всем пространстве должен иметь ресурс для удовлетворения. Робот это будет или верблюд, или живой учитель – это вопрос новой технологии, новой структуры системы образования.
Осмысленный, осознанный образовательный запрос – новый ориентир для новой системы образования. Он должен быть. Он должен стать главной ценностью для общества, для системы образования. И тогда система должна иметь на каждый из таких запросов достойный ответ. И роботом, и учителем, и цифровой образовательной средой, и Ариной Родионовной…
Читайте также:
Конспирология или инфантильность?
НедореформировалиВозможна ли реструктуризация школы?
Комментарии