Мифы о враге в политике

Враг – категория, которая постоянно присутствует в политической сфере. Наличие его образа придает видимый смысл политической борьбе, показывает степень успешности власти или того или иного политика, задает очевидный для всех критерий оценки действий субъектов политического процесса.

Некоторые исследователи даже считают оппозицию «друг – враг» ключевой для описания политической сферы: «Понятия «друг» и «враг» следует брать в их конкретном экзистенциальном смысле, не как метафоры или как символы… В экстремальном случае возможны конфликты с ним (с врагом. – О.П.), которые не могут быть разрешены ни предпринятым заранее установлением всеобщих норм, ни приговором «непричастного» и потому «беспристрастного» третьего». Таким образом, политический враг есть самое крайнее выражение инакости, чуждости.

От врагов, являющихся моральными антагонистами, отличаются соперники. С соперником можно соревноваться, побеждать или проигрывать. Врага можно только уничтожить.

Необязательно лично ненавидеть политического врага, он может быть и морально добр, и эстетически прекрасен. Более того, врага, обладающего массой достоинств, легче представить как врага, его легче ненавидеть: «Мы не можем ненавидеть тех, кого презираем. У японцев было преимущество перед нами, поскольку они восхищались нами больше, чем мы ими. Они могли ненавидеть нас более жгуче, чем мы их». Почему? Наличие сильного врага должно возвышать нас в наших собственных глазах, ибо в победе над слабым – немного доблести.

Чтобы ввести врага в поле политики, необходимо противопоставить его не отдельному человеку, а целому сообществу. Таких сообществ в политическом мире имеется достаточно много, следовательно, политическая вражда может иметь место на разных уровнях: на уровне противоборствующих олигархических группировок, на уровне партий, на уровне социальных групп. Однако подлинно публичным врагом, перед которым меркнут все остальные политические враги, может быть только враг государственный. Его появление примиряет между собой различные политические группировки и заставляет объединяться всех вокруг единого центра – будь то лидер или политическая партия: «Массовое движение может возникнуть и распространиться без веры в Бога, но никогда не будет возможным без веры в дьявола. Обычно сила массового движения пропорциональна яркости и осязаемости их (масс. – О.П.) дьявола». Лучшая иллюстрация данного тезиса – события весны 2003 г. в Ираке.

В зависимости от поставленных задач средства и механизмы, а также степень интенсивности внедрения образа врага в массовое сознание могут быть различными. Идеология тоталитарных государств предполагает наличие главного смертельного врага – будь то мировой сионизм, мировой коммунизм или мировой капитал. Тем самым в тоталитарном государстве оправдываются те жестокие меры, с помощью которых режим пытается сохранить собственную власть. Поиски внутренних врагов или пособников внешнего врага превращаются во всеобщую «охоту на ведьм», поддерживают в обществе атмосферу тотальной подозрительности. Происками врага объясняются и все неудачи самого лучшего и самого правильного режима. Идеология тоталитарных режимов ХХ в. – это новое издание архаического мифа о противостоянии сил добра и зла.

В демократическом обществе одной из основных сфер применения мифов о враге являются выборы. Наиболее простой способ позиционирования кандидата в предвыборных кампаниях – противопоставить его как представителя группы с положительно заряженным имиджем (честный работяга, врач) оппоненту как представителю отрицательно заряженной, с точки зрения избирателя, социальной группы. В 1996 г. Б. Ельцин еще сумел сыграть на прошлом «антикоммунистическом» потенциале. Кампания под лозунгом «Голосуй или проиграешь!» была по большей части обращена к молодежи – наиболее пассивному электорату. Молодежь пытались убедить в том, что проигрыш в случае неучастия будет огромен. Г. Зюганов в сознании избирателей увязывался с темным коммунистическим прошлым, которому было противопоставлено светлое демократическое будущее. Согласно предвыборной идеологии граждане России в 1996 г. выбирали не между Геннадием Зюгановым и Борисом Ельциным, а между двумя мирами – миром коммунистического хаоса с пустыми полками, очередями за колбасой и цензурными ограничениями свободы слова и миром цивилизации, связанной с демократическими свободами. Предвыборный политический миф играл на архетипическом представлении о циклическом времени. Впрочем, тот же миф использовал и Геннадий Зюганов. Он противопоставлял себя силам, которые «поставили Россию на колени», отняли у нее статус великой державы. Возможности использования образа врага во время предвыборной кампании замечательно показаны в известном фильме «Хвост виляет собакой».

В некоторых случаях миф о враге, внешнем или внутреннем, служит для поднятия уровня поддержки и доверия действующим правителям. В минуты опасности – мнимой или действительной – происходит консолидация народа вокруг власти. Во многом поднять уровень поддержки существующей власти в России помогла эксплуатация образа «врага-чеченца», которая заметно усилилась с 1999 г.

Во внешней политике мотив вражды играет значительную роль для оправдания действий правительства. Однако чрезмерная эксплуатация этого мотива приводит к тому, что область функционирования врага расширяется и распространяется на сферу внутренней политики (характерный пример – кампания по борьбе с коммунистической партией США, так называемый маккартизм). Внутри страны начинают искать пособников и союзников врага. Реальной же подоплекой создания образа врага может быть обычная политическая или экономическая преграда распространению собственного политического влияния («ось зла» в американской политике последнего года).

Однако очень важно отличать «образ врага» в политике от действительных врагов во время, например, военных действий. В период войны враг – это настоящий противник, которого можно только уничтожить, иначе он уничтожит тебя. Но война – это не политика. Ведь там, где начинается война, политика заканчивается.

Ольга ПОГОНИНА, Молодежный центр прав человека и правовой культуры