На чтение: ≈ 11 мин.За 90 (теперь уже с лишним) лет в свет вышло 10544 номера «Учительской газеты». Много это или мало? Вопрос относительный. Тем более что любое сравнение будет некорректным. Ведь в разные годы газета выходила то ежедневно, то пять раз в неделю, то четыре раза в месяц, менялся объем (4, 6, 8, 16, 24 и более полос), формат (от A2 до А3 со всевозможными нестандартными вариациями). Она выходила и в голодные 20-е, и в суровые 40-е, и в относительно благополучные застойные, и в лихие постперестроечные. У нее были приложения, спецвыпуски, вкладки, тематические номера. Словом, невозможно определить тот объем информации, который прошел через наше издание за весь период его существования. Равно как и количество труда, затраченного на производство газеты тогда и сейчас. Поэтому постараюсь поделиться с вами собственными впечатлениями, которые постоянно сопровождали меня на протяжении года работы в нашем архиве.
В самом первом номере «УГ» от 3 октября 1924 года была определена главная задача этого издания: «…Газета скажет о том, как создается новая школа, как живет и работает в ней учитель. В нашей газете мы будем вместе обсуждать свои промахи и ошибки, будем коллективно строить новую советскую школу». Собственно, так оно и было все 90 лет. Но есть довольно большая разница в том, как это происходило в разные периоды, о чем конкретно писали наши авторы и корреспонденты, какие темы были наиболее актуальны.Скажем, в 20-е годы много говорили о трудовом энтузиазме, о людях, героически преодолевающих трудности, о тяжелой жизни советского педагога и о том, как он продолжает доблестно трудиться, несмотря ни на что. При этом постоянно повторяли: так, как раньше, больше не будет, мы должны заниматься просвещением по-новому, в духе коммунизма! При царе детей били – мы будем действовать убеждением, раньше учитель мог обозвать, оскорбить ребенка, теперь же мы должны относиться к нему со всем уважением, раньше заставляли, принуждали, понукали, а мы сделаем упор на развитие интереса, культуру, такт!Любопытно, но в те времена мы публиковали немало статей, которые позже были бы признаны чрезмерно острыми, едкими и неудобными. В частности, много материалов было посвящено теме антисемитизма и национализма (причем с упоминанием конкретных примеров, названий школ, фамилий учителей, замеченных в этом). Огромное количество статей рассказывало о борьбе с Церковью и сектами, об атеистическом воспитании, о том, как нехорошо быть верующим просвещенцем. Газета не боялась писать о «несознательных элементах» из числа директоров, которые откровенно грабили казенное имущество, совращали школьниц, издевались над мальчиками, доводили до самоубийства подчиненных.Да, это были «отдельные случаи», с которыми было необходимо бороться, однако об этом писали едва ли не в каждом номере. А вот гораздо позже, например в 50-70-е годы, о многих подобных проблемах предпочитали вообще не упоминать. Почему? Наверное, чтобы не разрушать картину мира, в которой таким вот элементам не было места (хотя по факту они все-таки существовали, о чем мы внезапно узнали в эпоху гласности).30-е годы, особенно их вторая половина, у нас ассоциируются с культом личности, массовыми репрессиями, доносами, разоблачениями шпионов и т. д. Насколько все это было отражено на страницах «Учительской газеты»? Как ни странно, в весьма малой степени. Нет, конечно, кое-где проскакивали статьи о том, что в такой-то школе такие-то преподаватели ведут себя неподобающим образом – подсказывают на экзаменах, ставят липовые отметки, кричат на детей, чем играют на руку мировому империализму, позорят советское образование. Но каждый факт проверялся, а о результатах проверок сообщалось в следующих номерах. Поэтому анонимных доносов типа «учительница Сидорова ведет аморальный образ жизни, а директор Петров – враг народа!» здесь не было даже в 1937-м.Изначально газета была органом Минпроса СССР и ЦК Профсоюзов работников просвещения, высшей школы и научных учреждений. Что, однако, ничуть не мешало ей критиковать те методы и подходы, которые, по мнению редакции, мешали развивать наше образование. В том же 37-м, например, когда была затронута проблема процентомании, дутой успеваемости и фиктивных медалистов, доставалось и самому Наркомпросу. Ему ставили в вину многочисленные эксперименты, в результате которых качество обучения заметно снизилось. Сейчас, когда министра образования и науки в прессе критикуют все кому не лень, это кажется вполне нормальным. А вот представить себе нечто подобное, скажем, в 60-е годы можно с трудом. Максимум, на что тогда хватало смелости, это на рассказы о том, как мало читают нынешние школьники, как узок кругозор современного педагога, как девальвировано понятие «идейность», насколько слабо у нас организована работа по обучению и воспитанию будущих руководителей школ.Вообще, к сожалению, нужно признать, что довольно долгое время, с начала 70-х и вплоть до середины 80-х, действительно острых материалов у нас было не так уж много. Тогда упор был сделан не на едкую критику, а на обсуждение наших достижений, обмен опытом и рассказ о прекрасных людях СССР. Кстати, вполне возможно, что именно этот период у некоторых наших почтенных подписчиков ассоциируется с той «Училкой», которая, по их мнению, являла собой образец доброго и умного педагогического СМИ.Очередной всплеск острых и откровенных материалов о реальных проблемах советской школы наблюдался в конце 80-х. Тогда читатели внезапно почувствовали, что молчать о наболевшем, убаюкивая себя мантрами про самое лучшее в мире образование, больше нельзя, надо что-то делать. В газету потоком хлынули письма из регионов, где предлагали самые разные варианты реформирования школы. Серия публикаций, посвященных учителям-новаторам, стала мощнейшим стимулом для развития всей системы образования. Можно сказать, это тот самый случай, когда возможности совпали с желаниями. Ведь об Амонашвили, Эльконине, Эрдниеве, Сухомлинском и других выдающихся педагогах советской школы «Учительская газета» писала еще в начале 70-х, публиковала их собственные статьи, однако такого резонанса эти материалы не вызывали.90-е годы чем-то отчетливо напомнили 20-е. И там, и здесь возникло ощущение того, что мы находимся на переломном этапе нашей истории, что по-старому жить и учить уже нельзя, но как это делать по-новому, не совсем понятно (и, кстати, неясно до сих пор). С одной стороны, мы не зашли так далеко, как в те времена, когда учителя-энтузиасты требовали срочно реформировать русский язык, изменить его правила, которые слишком сложны, а потому мешают простым гражданам научиться читать и писать в короткое время. С другой стороны, а чем лучше инициативы, фактически реализованные в интернет-сообществе, суть которых сводится как раз к этому самому «упрощению» (вспомните «падонкафский езык» блогеров)? И как не сравнить те реформы образования с этими, от которых людей трясет перманентно?Сравнение, кстати, уместно. Многие серьезные вопросы, которые касаются всех и каждого педагога, в разные годы решались по-разному. Например, в 1927 году президиум ЦК обсуждал проект Наркомпроса об отмене весенних каникул. И в результате «не счел возможным вынести по этому поводу окончательного решения», признав, что «разрешать этот вопрос было бы нецелесообразно без участия массы учительства, без широкого обсуждения вопроса в педколлективах (с участием родителей, врачей и т. д.)». Но, заметьте, это обсуждение было инициировано на самом высоком уровне, в ЦК. А теперь вспомните, какие вопросы, куда более серьезные, нежели отмена каникул, прошли мимо учителей, какие решения были приняты без участия педагогической общественности.Справедливости ради нужно сказать, что газета и сама, без указки сверху, старалась организовать обсуждение тех или иных злободневных проблем, связанных с преподаванием отдельных дисциплин, воспитательной работой, программами, учебниками и т. д. И всегда приглашала читателей к сотрудничеству. Потому что мы всегда понимали – строить новую школу можно только коллективно, обязательно учитывая пожелания тех, кому в ней предстоит учиться и работать.Этим принципом, заложенным еще в 1924 году, мы руководствуемся и сегодня.
Выбор читателей
Комментарии