Между двумя культурами

Ученые России обеспокоены: в нашей многоязычной стране дети уже не знают родной язык своих бабушек и дедушек. Так происходит во многих национальных республиках. Если еще пятнадцать лет назад были редкие населенные пункты, где дети шли в школу, не зная русского, то теперь такого нет. Ситуация повернулась на 180 градусов – спиной к языку предков. Во многом виной тому гаджеты, дети с пеленок смотрят на планшетах мультфильмы, чтобы не мешать взрослым, а мульт­фильмы все очень привлекательные – и картинка, и звук, но только на одном языке – на русском. Или порой на английском.

Героиня нашей истории – молодая мама, бывшая спортсменка, а сегодня начинающий преподаватель мансийского языка в школе №3 поселка Полуночное. Здесь живут и учатся шесть детей манси, для которых мансийский язык родной, первый. С 1950-х эта школа работала как интернат, там жили и учились русские дети, оставшиеся без родителей, и благополучные дети манси, для которых это была ближайшая школа – 200 км от дома. Система таких учебных заведений ведет свое начало с 1930-х и направлена на русификацию и общее среднее образование для детей – представителей национальных этносов, ведущих традиционный образ жизни вдали от городов и поселков. В Свердловской области вначале в школы-интернаты в Бурмантове и на реке Талице всячески привлекали детей оленеводов, но родители часто не соглашались на эту систему, дети сбегали, иногда сами родители их забирали. Постепенно система интернатов стала считаться нормой и обязательным образованием для детей из отдаленных поселков, не только национальных.

Насколько нужны интернаты сегодня, не очень понятно. В больших городах все чаще практикуется формат семейной школы или домашнего обучения по облегченной программе, это более гуманно по отношению к ребенку – более индивидуальный подход, к тому же у ребенка освобождается больше времени для специальных кружков, при этом он формально прикреплен к какой-то школе и сдает раз в полгода или год необходимые для аттестации контрольные. В Свердловской области, в поселке Полуночное, все еще действует система интерната, хотя теперь это называется «обучение с возможностью круглосуточного проживания» на базе обычной общеобразовательной школы №3.

Мы уже говорили о кризисе национальных языков, которые в 2021 году президент объявил бесценным достоянием страны наравне с природными ресурсами. Однако весь образовательный процесс, даже в национальных регионах, идет на русском языке. Как сохранить язык семьи в таких условиях? На базе школы в русскоязычном поселке Полуночном в 2018 году был создан Мансийский центр культурно-языковой и социальной адаптации детей манси, чтобы ребята, находясь девять месяцев в отрыве от семьи, языка, культуры (охота, рыбалка, собирательство), хотя бы не утратили язык. До пандемии туда на две недели в месяц приезжала преподаватель из Ханты-Мансийска, потом наступила пандемия, и преподаватель не смогла ездить, а занятия по зуму не очень получались.

Сейчас в этой школе уникальный случай: мансийский язык преподает местная девушка, для которой мансийский – первый язык, она не чужая – одна из представительниц небольшого сообщества свердловских (ивдельских) манси. В некоторых регионах, где живут больше 4 миллионов человек разных национальностей, всего 60 человек знают мансийский.

Наша героиня Анастасия училась в педагогическом колледже на учителя начальных классов с дополнительной подготовкой в области родного (мансийского) языка и литературы, но только в сентябре 2022 года начала работать по специальности. Настя в начале пути, перед ней стоит непростая задача. У педагога в группе шесть детей разного возраста, все они (за исключением одного первоклассника) говорят на мансийском – это их первый язык. Причем это не литературный сосьвинский диалект, на котором выходят учебники в ХМАО – Югре, а лозьвинский диалект, на котором говорят манси Свердловской области, именно последний сохранился как живой язык общения у детей и их родителей. В ХМАО – Югре очень много талантливых учителей, но в семье у детей язык не сохранился. Насте приходится разрабатывать материал на диалекте самой, беря за основу детский журнал «Витсам», учебники и газету «Луима Сэрипос», мансийских классиков, но все это написано на литературном языке. «В отличие от литературного, где пишется и произносится «г», в нашем диалекте мы произносим «й». То есть девочка будет не «агирищ», а «айрищ», мальчик – не «пыгрищ», а «пыйрищ».

В литературном диалекте очень много слов, которые мы не понимаем, – говорит Настя, – у нас другие. Сейчас есть единственный письменный учебный текст – это Словарь лозьвинского диалекта, составленный Татьяной Бахтияровой, под редакцией Светланы Динисламовой, но и там много было исправлено под литературный».

Лингвисты знают, что язык родился как устное явление, письменность – феномен вторичный, и сохранять надо в первую очередь устную форму. Многие манси раньше не умели писать, при этом свободно общались на двух-трех языках с соседями – зырянами, ненцами, русскими. Это диалект, но диалекты – главное богатство языка. Даже у мертвой латыни есть диалекты, а у живого языка как не быть? Тем более люди живут друг от друга в сотнях километров. Кроме диалектов язык – это и уникальный фольклор, и орнамент, свои песни и танцы.

Насте очень повезло: ее ученики свободно владеют устным мансийским, их этому учить не надо в отличие от ребят из других национальных регионов, где они часто учат язык бабушек как иностранный. Учителя тоже вызубрили язык как неродной по книгам в пединститутах. Там дети идут от чтения к разговору, и это долгий путь. В случае лозьвинских манси Настин класс идет от устного языка к его развитию и созданию нового контента на нем.

«Говорить мы умеем, на уроках учимся читать по-мансийски, произнося тексты, написанные на литературном языке, на наш манер. Для 16-летнего Толи это очень легко, для 12-летних девочек немного сложнее из-за этой буквы «г». С первоклассником Костей мы только учимся писать «мансийские буквы» и называть их», – рассказывает Настя. Это огромная помощь в учебе, ведь Настя фактически занимается с Костей индивидуально, так мальчик быстрее научится читать и по-русски. Настя как учитель-билингв знает, с какими сложностями сталкиваются дети, на личном примере. Так, одна из трудностей – это оглушение согласных. В мансийском, как в финском, все согласные глухие, то есть не «больница», а «польница», не «гости», а «кости», не «дела», а «тела», также очень близки лабиальные гласные звуки «о» и «у». Настя знает про эту интерференцию родного языка и как значимый взрослый помогает ребятам советом.

Косте повезло. Он впервые столько времени проводит вдали от родителей, хотя с ним учатся старший брат и сестренка. Но, согласитесь, достаточно сложно оказаться в чужом пространстве за 200 км от дома, где много людей, все взрослые – русские, все уроки – новые. Костя из тех ребят, которые взрослели в руках с планшетом. Он понимает маму, но так вышло, что в детстве в санатории у него отбили желание говорить на родном языке, поэтому в семье ради него все переходят на русский. А тут еще и школа… Хорошо, что рядом есть Настя.

«Когда я пошла в этот интернат в 90-х, – вспоминает Настя, – я по-русски не понимала, мы же не ходили в сад, путала «он» и «она», мне помогали старшая сестра Вера и другие ребята из нашего поселка Ушма. Никого из взрослых манси в интернате почему-то не было. Была одна техничка, но она не знала мансийский». Учительница говорит, что ребята устают, когда приходят к ней после обеда, ведь они с 8 утра на уроках, а потом еще делают до вечера «домашку» с воспитателями. Но они ее хорошо знают (выросли вместе) и с удовольствием соглашаются и сказку записать на видео для конкурса в мансийскую газету, и сочинение. Но все еще стесняются – вдруг кто войдет в класс, а они на мансийском говорят! «Я сама в школе тоже очень стеснялась, что я манси, – вспоминает Настя. – Это прошло, когда стала учиться в Ханты-Мансийске, там нас возили на конференции, где «националы» – ханты, манси, ненцы – говорили на своем языке, показывали свою культуру, как они шьют-поют. Они это ценили. Тогда и я поняла, что могу родной культурой гордиться. У нас в Свердловской области подобные практики не развиты». Настя жила в Екатеринбурге и, когда родила дочку, в квартире к потолку повесила мансийскую люльку – все по традициям. «Все русские удивлялись, даже смеялись», – вспоминает она.

«Дома, в лесу, дети полдня на улице делами занимаются, дрова колют, воду носят, помогают, а здесь в основном сидят», – рассказывает педагог. Настя мечтает проводить занятия на прогулке, снимать видео на мансийском, ведь это самое естественное – язык живет в среде. Может быть, скоро появится что-то на мансийском в TikTok. С ребятами ездит в город на занятия в музей. С девочками планирует делать украшения из бисера и шить мансийские платья, чтобы было в чем выступать, когда пригласят. Выкройки ей поможет сделать мама Альбина Анямова, она и шьет, и поет, и даже играет на мансийской скрипке, а кроме того, еще профессиональная охотница и рыбачка. Альбину и ее творения вы легко найдете в Интернете. Сама Настя тоже с детства шьет, всему этому ее научили дома во время летних и зимних каникул. «На уроках мы говорим только на мансийском, лишь с Костей перехожу на русский, потому что он маленький, так я объясняю другим», – говорит учительница. Общение на языке – это и есть естественный учебный процесс сохранения и развития этого богатства, близкий к естественному, семейному. Еще Настя ходит на курсы по бересте, которые ведут русские сотрудники Музея Ивделя, а потом ребят научит.

Учительница с детства мечтала быть спортсменкой, у нее еще со школы много кубков и наград за победы в лыжных гонках. Она сама поступила в Екатеринбурге в Колледж физической культуры и спорта на преподавателя физкультуры, жила в общежитии Училища олимпийского резерва. Но спорт – удовольствие дорогое, нужны деньги, чтобы ездить на соревнования и чтобы жить, ведь тренировки не оставляют времени для подработки, и так мама со своей пенсии помогала. Настя бросила спорт и уехала учиться на педагога в Ханты-Мансийск, но и там подрабатывала в организации чемпионатов мира по биатлону и других соревнований. Сейчас девушка вместе с мужем организуют рыболовные туры и походы на перевал Дятлова и Маньпупунер. Настя отвечает за этническую составляющую – мансийские легенды, сказания, сервировку обеда в этностиле. Мама и племянники в этом ей тоже помогают.

У Насти вся семья интересная и талантливая, ее сестра Татьяна тоже рукодельница, охотница и прекрасно поет, ее записи можно найти в Интернете. Родственники героини – персонажи документального фильма Марины Разбежкиной «Каникулы» 2005 года. В этом кино хорошо показана и та школа, в которой Настя училась, а теперь преподает сама.

На примере уроков с Анастасией Анямовой мы видим, как важно, чтобы в школе работали учителя, которые говорят на редком и от этого еще более ценном языке детей, человек, который прошел ту же школу, что и они. Хотелось бы, конечно, чтобы для носителей национальных языков была облегчена система трудоустройства в образовательные учреждения, чтобы даже в качестве технического персонала предпочтение отдавалось людям из национального сообщества для родителей, для создания хотя бы на микроуровне языковой среды в школах, где дети не только учатся, но и живут. Хотелось бы побольше таких центров при учебных заведениях и таких учителей-билингвов, как Настя, которые умело балансируют между двумя языковыми культурами. Это педагоги, выполняющие задачу, которую наш президент назвал приоритетной, реализующие поддержку коренных малочисленных народов, борющиеся за сохранение их привычного уклада жизни. Кто, если не они?

Марти ЛАРНИНА, Свердловская область, фото автора