Место встречи, которое изменить нельзя

Сентябрь. Я впервые иду в школу. Из зеркала в коридоре на меня смотрит немного испуганное, но счастливое лицо. Как примет меня новый класс? Какие в школе учителя? Строгий ли директор? Мне немного страшно. Мне двадцать два. Я учитель.

Десять лет назад, отсиживая пару по методике преподавания, я рассмотрела надпись, выцарапанную над дверью: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Улыбнулась. Тогда я точно знала, что не буду учителем. Зачем? Вечный шум, чужие дети. Говорят, своих-то тяжело выносить. А тут чужие. Тридцать штук. И как я им расскажу про моих любимых Гоголя, Достоевского, Цветаеву? Разве поймут? И читать-то, наверное, не станут. «Оставь надежду…» Потом я узнала, что это из первой части «Божественной комедии» Данте, что есть еще две, более жизнеутверждающие, если так можно сказать о комедии, описывающей загробный мир.

Школа. Шумно. Мимо проносится много цветов с детьми (именно так я и ощущала – цветов с детьми, а не наоборот: сначала входит огромный букет, а под ним маленький мальчик), много улыбок, много ребят в еще белоснежных рубашках и девчонок с пока не съехавшими набок бантиками. Я растерянно улыбаюсь, прижимаясь к двери класса: куда идти, что делать? (Вечные вопросы великой русской литературы, на которые она любезно предлагает ответить самостоятельно.)

А что я, собственно, здесь делаю? Пять лет назад я смутно могла себе представить ответ на этот вопрос, как и дальнейший мой путь. Тогда я решила попробовать. Вдруг понравится? А может, это мое? Я же так люблю русский язык, литературу, мне же надо с кем-то об этом говорить! И я решила, что эти кто-то будут дети.

Пять лет назад я каждый день думала, что завтра уволюсь. Нет, не потому что дети кошмарные или в школе невозможно работать. Совсем нет. Я так не думала. Правда. Меня постоянно мучило, что я не справляюсь. Мне все казалось, что учитель – это сверхчеловек, а я же все-таки им не являюсь… Ушло много времени, чтобы я позволила себе быть на работе просто человеком. Выбравшим сон, а не проверку тетрадей, не перечитавшим к уроку в пятый раз «Тараса Бульбу» (и еще очень много «не»), потому что в сутках 24 часа, 8 из которых нужно спать.

Но почему же я все-таки не уходила? Не из-за русской же литературы? Нет. Все это время меня вдохновляли ребята, которые заходят в мой класс. Непохожие друг на друга, каждый год меняющиеся, со своими мечтами и целями. Одни – желающие все знать, другие – не желающие ничего читать, писать, слушать. Но и те и другие стали для меня очень важными и дорогими.

Я поняла, что делаю в школе. Об этом хорошо сказала моя любимая современная поэтесса (и моя коллега, хотя, конечно же, вместе с ней мы не работали) Инна Александровна Кабыш: «Я переделать мир хочу // И от бессилия кричу, // И Достоевского читаю, // И русских мальчиков учу…»

Мне каждый день кажется, что я делаю что-то не то, неправильно, не так, не в полную силу, что чего-то самого главного я так и не сказала, чтобы уж точно все прочли, но на третий год работы с ребятами, которые попали ко мне в восьмом классе, они сказали слова, которые стали самым большим подарком, которые показали, что не все не так. Теперь уже десятиклассники заявили: «Мы хотим поэтический вечер!» И это были те же самые ребята, которые хотели «бросить Пушкина с парохода современности» (здесь Маяковский никогда не останется одинок), и они же каждый раз, когда мы анализировали стихотворение из учебника, причитали: «Только не говорите, что все это нам нужно будет учить…»

Ушам своим я, конечно, сначала не поверила. Но с удовольствием взялась делать. И мы окунулись в кабаре «Бродячая собака», рассадили гостей за буфетные столики, которые перетащили из столовой, у нас были официант, который под музыку Вертинского угощал директора чаем, вальс Гумилева и Анны Ахматовой, кричащий Маяковский с ирокезом на голове вместо желтой рубашки и зеленого галстука (этого поэта играл суровый рокер нашей школы) и уезжающая из Москвы Цветаева, ее ребята доверили играть мне. В этот поэтический вечер я была самым счастливым учителем в школе. Дальше были еще поэтические вечера, а теперь мы готовим большой спектакль по рассказам Чехова, Тэффи, Зощенко.

Какой был путь от «мы не хотим это читать» до «мы хотим поэтический вечер»? Какие методики применялись на уроке литературы? Мне казалось, что вечно неправильные. Но у меня всегда стояла и стоит основная задача – связать литературу с жизнью. И не просто с абстрактной жизнью, а с жизнью ребят, которые ее анализируют. Ведь вечный вопрос школьников (да, не только литература задает вечные вопросы…): «А зачем нам это надо?» Я заметила, что, если в дискуссии о произведении удается поучаствовать тому, кто был слабо с ним знаком, на следу­ющий урок этот ребенок придет подготовленным, потому что ему важно высказаться. Важно быть услышанным и понятым. Как всем нам, наверное. Опять процитирую Инну Кабыш: «Литература – это место встречи, которое изменить нельзя (и пока нечем заменить)».

Школа стала для меня местом, где я могу раскрыть себя, где каждый день я сталкиваюсь с новыми вопросами (и совсем не по предмету), на которые нужно найти ответ прямо сейчас, а иначе можно потерять лицо, уважение детей, внимание на уроке. Мне кажется, школа – это маленький мир в огромном и непонятном мире. И этот мир я искренне полюбила. Сейчас мне кажется, что моя работа одна из самых удивительных в мире.

Что я скажу еще через пять лет?

Но пока хочется запомнить, что за этот год было много радости. Много моментов, когда я чувствовала себя действительно счастливой, находясь в стенах школы. Хотя стены школы я не переваривала все то время, что сама в них училась.

У меня некалендарный год. Наверное, как и у многих учителей. Он начинается в сентябре и заканчивается в мае. Именно тогда я подвожу его итоги. Бонусом идут три месяца лета. Как будто еще один год в моем большом году.

Валерия САЛОМАТИНА, учитель русского языка и литературы школы «Тропарево»