Здесь все, как в обычной школе, – классы с развешенными по стенам учебными пособиями и портретами писателей, кабинет директора, маленькая учительская, где на переменах преподаватели обсуждают свои насущные проблемы и где отдыхают от двоек классные журналы, нерадивые ученики, опаздывающие на уроки, – все привычно, кроме одного: эта школа – тюремная. Здесь зона, колония строгого режима №10.
За колючей проволокой
Подходим к штабу. Спрашиваю мимоходом у своего спутника Василия Камардина, заместителя начальника отдела воспитательной работы с осужденными Федеральной службы исполнения наказаний по Самарской области, чем колония строгого режима отличается от заведений с общим режимом.
– У нас – неоднократно судимые заключенные. Тяжелые статьи – грабежи, разбои, убийства. На общем режиме – первоходки, – объясняет он.
Эта колония из тех, где вся территория разделена на клетки, в которых одновременно могут находиться не более пяти человек и которые в чрезвычайных ситуациях моментально блокируются решетками.
– Большая просьба – по зоне без сопровождения офицера не ходить, – предупреждает Василий Геннадьевич.
Люди без панциря
Сегодня в УР-65/10 особый день и особые гости. Такого количества женщин в колонии, наверно, не видели уже давно. Это учителя, приехавшие из всех тюремных школ Самарской области на конкурс «Лучший по профессии» среди преподавателей учреждений общего образования уголовно-исполнительной системы области, который проводится, как оказалось, уже восьмой год. Мне рассказывают, что в Самарской губернии 19 исправительных учреждений, в 10 из которых есть школы, а в одной (Жигулевской детской воспитательной) подростки даже могут получить высшее образование.
Пока нас пропускают внутрь (процесс долгий, запускают в «предбанник» только по три человека), рассматриваю учителей, с которыми предстоит провести целый день. Почти все женщины, мужчин только трое. Конечно, в таких учреждениях должно быть больше мужчин-педагогов, сетуют мои новые знакомые, милые, очаровательные, улыбающиеся, хорошо одетые женщины, которым в основном за сорок. С виду и не скажешь, что они в колонии проводят каждый день из года в год, а некоторые ведь там работают по двадцать-тридцать лет.
– Это мы ходим в форме, как в панцире, а на них глаз отдыхает, – замечает сопровождающий нас майор.
Бывают ли отличники в зонах, интересуюсь и я. Что вы, смеются учителя, нет у нас ни хорошистов, ни отличников. Есть личности, выделяющиеся из общей массы. По каким причинам учатся заключенные? – задаю следующий вопрос. По закону лица, не достигшие 30 лет и не имеющие аттестата о полном среднем образовании, попавшие в исправительные учреждения, должны учиться и получить документ об образовании в местах лишения свободы. Те, кому за тридцать, учатся по желанию. Многих заставляет идти в школу жизнь: они не умеют ни читать, ни писать. В некоторых зонах поэтому создают классы начального образования. Вообще причины, по которым заключенные учатся, разнообразны и многочисленны, но по большому счету заняться в тюрьме нечем, особенно если учесть, что работают теперь в местах лишения свободы лишь по желанию – стране труд заключенных, как оказалось, невыгоден и дохода не приносит, и в свободное время народ в основном бездельничает или – если бог не обделил талантом – что-то мастерит.
Я здесь нужна
Как человек становится учителем тюремной школы? Работать в колонию, они пришли по призванию или от безысходности? Беседую с Ниной Зульфикаровой, спокойной, усталой женщиной с тихим голосом, преподавателем географии из колонии №26:
– Если честно, то есть серьезная материальная заинтересованность: деньги хорошие нам платят – 65 процентов доплаты по сравнению с сельской школой. Я очень боялась идти в колонию, но начальник все же уговорил. Когда пришла, поняла, что здесь нужна. Отдача от учителя большая. А сколько здесь несчастья! Многие относятся к нам как к матерям или сестрам. Некоторые хвостами ходят за нами, стоит показать им свое сочувствие. Есть ребята с умственными отклонениями. А что – набираешься терпения и общаешься, говоришь с ними, хотя, как узнаешь, за что приговор, – вся трясешься. У нас сидят с тяжелыми статьями, многие болеют СПИДом, от туберкулеза лечатся. Конечно, ко всем в душе относишься по-разному. Но ни в коем случае нельзя показывать отрицательные эмоции.
Как проходит мой день? Как захожу в колонию в 8 утра, так и кручусь до вечера: и первая смена есть, и вторая. Все как в обычной школе: и уроки, и перемены, и требования к ученикам. Вот только передвигаемся мы по колонии с сопровождающим офицером…
Эти ребята – наши ошибки
Полина Ширяева – учитель литературы рассказывает о себе, своем труде, учениках:
– Сначала было страшно, потом поняла, что здесь – обычные ребята, продукт наших ошибок и недоработок. Я и отношусь к ним как к обычным людям. А они ко мне – как к матери. Поздно их осуждать, они уже наказаны. Прошлые грехи остались за спиной. Есть очень умные парни, с которыми интересно общаться. Многие читают Достоевского, Толстого, любят поэзию. Приносят мне свои стихи. Недавно провели мы литературный вечер «Любовь стара, как мирозданье», так они читали отрывки из «Ромео и Джульетты» великолепно! Ко мне они приходят, чтобы побеседовать, излить душу. Говоришь с некоторыми и думаешь – как ты сюда попал? Зачем ты здесь?
Несущая любовь
Она маленькая, худенькая женщина. Глаза сияют лучисто, но взгляд устремлен в себя. Ее собеседников словно окатывает волной участия и доброжелательности. Это Нина Долматова, учительница Жигулевской воспитательной детской колонии. После того как я узнаю историю ее жизни, взгляды на мир, людей, учеников – малолетних преступников, – мне хочется верить, что ее любовь ко всем без исключения, участие и сочувствие никогда не иссякнут и помогут многим. У нее три сына, муж погиб. В колонию пришла из хорошей, обеспеченной школы. Спрашивается, зачем? Своего горя мало? Нина Николаевна делится мыслями:
– В детской колонии очень страшно. Много боли, исковерканных судеб, безысходности. Говорят, сердце у таких, как мои ученики, черствеет. Мне кажется, наоборот. Когда мальчишки видят помощь учителя, они тянутся к нему, отзываются. Мы преподаватели, а не прокуроры. Я стараюсь, чтобы дети приобщились к Богу. Когда они думают о том, что созданы по Его образу и подобию, то и души возрождаются. Безысходность уходит, лица светлеют. Корень зла – в бездуховности. Как изменить ребят? Заново их родить нельзя, но с помощью религии можно спасти души.
Ее воспитанники – чрезвычайно занятые люди. Они трудятся с утра до вечера: ходят в школу, проводят спортивные мероприятия и праздники, поют и танцуют в известном на весь Жигулевск и Тольятти ВИА «Пацаны». Недавно вышел на свободу «ученик года» – их «звезда» Сухов Антон. Нина Николаевна верит, что он найдет себя в мире свободных людей. В колонии есть духовный хор, которым заведует матушка Ксения. Есть храм, куда с удовольствием ходят ребята. Нина Николаевна надеется, что Закон Божий или основы православия с нового учебного года будут вводить как обязательный предмет во всех средних школах. Говорит, что тогда мало останется людей без стыда и совести и многое изменится.
Вот и кончился конкурс, победителей наградили и поздравили. Грамоту за первое место увезла в Жигулевск Нина Долматова. Нас выводят за пределы колонии. Я думаю: что надо было сделать со своей единственной и неповторимой жизнью, чтобы загреметь сюда лет на двадцать-двадцать пять и лишиться всего? Впрочем, пока есть учителя, такие, как мои новые знакомые, на всех хватит любви, участия и человеческого тепла.
Самара
Комментарии