Медвежонок Джонни

Недавно в Мюнхене, где я теперь живу, были развешены нарядные плакаты, извещавшие о столетии Teddy-Bear, игрушечного медведя, любимого миллионами детей. Имелся свой медведь и у меня, да не медведь, а медвежонок, с янтарными стеклянными глазами, не плюшевый, не очень большой и не очень маленький (а дети, как известно, предпочитают крайности), из какой-то простецкой коричневой материи, одетый в неснимаемый пестрый байковый комбинезон.

Медведя я получила в подарок от друга и однокашника отца Николая Сафронова, когда мне исполнился один год. Тридцатые годы недавно перевалили на вторую половину. Мой отец, как мне потом рассказывали, на пике репрессий вообще не ложился спать. Были арестованы четверо из его родственников, двое из них – «без права переписки», – их расстреляли. А я безмятежно спала в нашей московской единственной комнате в обнимку со своим мишкой, не подозревая, в какой жестокий мир меня закинула судьба. Отца, возможно, спасло мелкое служебное положение, что он тогда занимал.

Началась война. Все фашистские самолеты, казалось нам, пролетают над нашим домом. Мы ведь жили в центре Москвы. Летом сорок первого мы с мамой эвакуировались. Сначала в Саратов, потом в Ташкент. Мне разрешили взять с собой только мишку и книгу Некрасова «Мороз Красный Нос». По Некрасову я научилась читать. С мишкой была неразлучна.

Но вот уже 43-й, еще не победный, однако овеянный скорой Победой. С огромным трудом мы получили вызов из Москвы. Столица еще была на военном положении, москвичей впускали обратно небольшими порциями. А осенью, когда я пошла в первый класс, начались победные салюты.

Мишка уцелел. Его не потеряли, не сменяли на продукты, как сменяли мы настенный ковер на мешочек пшена и баночку свиного сала. Теперь у него появилось имя: медвежонок Джонни. Мы так долго ехали на поезде из Ташкента до Москвы, что все впечатления пути слились для меня в какое-то душное тусклое пятно. Но одно помню ярко: выпрыгиваем из вагона на пыльную платформу купить что-то из еды. А там многолюдный «толчок», а на толчке продают старые растрепанные книги. Кто-то сует мне в руки книжку без начала, но зато с картинками. Я хватаю ее, тяну маму скорее в вагон. С трудом разбираю буквы: Сетон Томпсон. «Рассказы о животных». «Хорошее приобретение, хорошее!» – одобряет соседка с верхней полки. Остаток обратной дороги я читала, и мне читали, изумительные рассказы канадского писателя.

В медвежонка Джонни играли все пятеро детей нашей коммунальной квартиры. Я повязала вокруг его шеи длинную суровую нитку, и он бегал и прыгал, как живой, на потеху моим младшим друзьям.