Мечты сбываются! Инга ОБОЛДИНА

Нина в «Детях Арбата», Мария Антоновна в «Деле о «Мертвых душах», Шурочка Шлезингер в «Докторе Живаго». Инге Оболдиной на удивление везет не только на хороший материал, но и на замечательных режиссеров и партнеров. Павел Лунгин, Андрей Эшпай, Александр Прошкин. Инга родом из уральского города Кыштым, вместе с будущим мужем Гарольдом Стрелковым после окончания Челябинского института культуры приехала в Москву, поступила на курс Петра Фоменко. И вот теперь покоряет киноолимп.

– Инга, вы помните, о чем мечтали в детстве? И насколько ваши мечты вообще сбываются?

– Сбываются, конечно, но не в том объеме, в каком хотелось бы. Например, в детстве мне всегда нравился театр, я играла на школьной сцене, хорошо танцевала. Но никогда не мечтала стать профессиональной актрисой. И тем не менее стала. Мечтала, что муж будет меня очень любить, будет дарить цветы. Но при этом не думала, что он будет режиссером, художником.

– Откуда появилась мечта о «правильном» муже? У вас перед глазами был «живой» пример? Или все как раз наоборот?

– Все мои родственники были именно такие, «правильные». Отсюда и мечта. Как в той песне: «Чтоб не пил, не курил…» Только к этой песне прибавилось, что он режиссер, да еще и спортом занимается. Так что все мои детские мечты сбывались. Нужен мне был штаб для тимуровской команды, мне тут же давали старый дом, который готовили под снос. Наверное, я не боялась задавать вопросы, и мне на них отвечали. Я и сейчас так живу. Иду и задаю вопросы. В лоб же не ударят. А если сидеть и молчать, тебе никто и не ответит.

– А что-то из несбывшегося есть? Может, мечтали о велосипеде или о красивом платье?

– Помню, я сказала: «Хочу велосипед!» Мне ответили: «Ты сперва научись кататься. На каком научишься, такой и купим». Я раздолбала у друга «Салют», и мне купили «Салют», по тем временам жутко модный.

– И пришлось вам свой подарок другу отдавать…

– Нет, другу велосипед починили. Этот друг сейчас живет в Москве и у него шестисотый «Мерседес». Я мужу говорю: «Давай я научусь водить шестисотый «Мерседес», и ты мне, как папа когда-то, купишь точно такой же». Даже модный пуховик у меня в детстве был. Их завезли в закрытый магазин, и папа купил мне его без всякого шума и очереди, потому что все подумали, что это длинные стеганые телогрейки.

Ни одну мечту я не считаю несбыточной. Если не получается, значит, просто время еще не пришло. Вот у нас есть мечта о своем театре. Уверена, что когда-нибудь она непременно сбудется. У нас, конечно, есть свой «Стрелков-театр», но очень хочется свое собственное здание…

– Когда вы приезжаете в родной Кыштым, куда заезжаете в обязательном порядке?

– К родителям, естественно. Иногда встречаюсь с одноклассниками. Когда я получила премию «Триумф», мне пришла SMS-ка от школьного друга, которого я в первом классе жутко любила. Он написал, что все одноклассники за меня безумно рады. Было очень приятно. Хотя ребята обижаются, что мы редко видимся. Еще я бываю у многочисленных родственников. Или наоборот – мы созываем большую «свадьбу», зовем всех родственников. Собираемся на даче, делаем мамину знаменитую окрошку, голубцы и еще что-нибудь вкусненькое. Ходим в баню. Потом я обязательно езжу в Челябинск к своей подруге и первому режиссеру, Елене Калужских. У нее в Челябинске свой театр «Бабы», в котором играют только женщины. Высокие, красивые, с роскошными волосами – настоящие уральские красавицы. А потом снова возвращаюсь к маме и уже не хочу никуда уезжать.

– В школе вы были хулиганкой или примерной ученицей? Оправдали или нет надежды педагогов?

– Я была комсомолкой, у которой горели глаза. Я ставила сказки, спектакли, проводила литературные вечера. Преподаватели и не сомневались, что я буду где-то там, в искусстве. «Где-то там» я и нахожусь.

– Вы в Москву приехали осенью, а поступали через год. Сколько профессий за это время вам пришлось освоить?

– Ой, буднично-банально: работала там, где придется и где платили.

– С благородной профессией дворника познакомились?

– Нет. У меня был театральный коллектив в школе-интернате для детей-сирот. Там мы с Гариком работали с большим удовольствием, ставили спектакли. Это был основной промысел. Чем еще занималась? Я сейчас и не вспомню, самыми необычными вещами.

– Желание приехать в Москву у вас было с детства? Или вы сорвались в последний момент?

– Никогда не мечтала уехать из Кыштыма. Всегда скептически, даже с юмором, относилась к людям, которые рвались в Москву. Мне было так хорошо дома, у меня были такие перспективы! Я уже готовила праздник Масленицы в детском парке. На все повлияла встреча с Гарольдом Владимировичем Стрелковым. Мы четыре года учились в институте культуры и не замечали друг друга. Но, сыграв в паре спектакль «Лисистрата», поняли, что будем вместе. Тогда-то эта идея с поездкой и родилась.

– Как часто вас посещали мысли все бросить и вернуться в Кыштым?

– Да всю первую неделю, когда я ходила потерянная по Москве. Все куда-то бежали, наступали мне на ноги, толкались, у всех были дела, а у меня никаких дел не было – я приехала в ноябре. Но уже через месяц я поступила на работу и тоже бежала и толкала других.

– Вы актриса, которая самостоятельно шагает по жизни. Вы не приписаны ни к одному театру, работаете в постановках разных режиссеров… Хотите всегда оставаться независимой?

– Я и сама была бы рада, если бы этот путь был проще. Но проще не получается. Я стараюсь делать то, что мне интересно, чтобы потом себе не говорить: «Ах, это ужасно! Я сразу знала, что это плохой режиссер, что ничего не получится». Без компромиссов в этой жизни, конечно, нельзя. Но тем не менее все равно стараюсь не врать себе. Это очень тяжело. У меня есть свой Режиссер и свой Театр. Я могу ходить «налево», пробовать, экспериментировать. Но я всегда могу вернуться в свой театр к Стрелкову и делать там то, что хочется.

– Тяжело уживаются два творческих человека?

– Если люди смотрят в одну сторону, то легко. Если бы мы были актерами, может быть, между нами была какая-то конкуренция. У нас же все не так. Я – актриса, Гарольд – режиссер. Чем лучше у него, тем лучше у меня. И наоборот. Его успехи меня не угнетают.

– Ваш творческий путь – это взлеты и падения или медленный уверенный подъем?

– Внешне это выглядит, как медленный уверенный подъем. А про взлеты и падения знает только Стрелков. Но они есть.

– Вы можете из ваших последних крупных работ – «Дети Арбата», «Дело о «Мертвых душах» и «Доктор Живаго» – какую-то выделить?

– Их невозможно сравнивать, они все разные. Чем они мне и нравятся. Нигде нет повторения. Если Нина в «Детях Арбата» – ярая коммунистка, очень уверенная в себе, то в «Докторе Живаго» поэтесса Шура Шлезингер – взбалмошная женщина, кокетка и террористка в одном лице, совершенно безумная, бездумная, сумасшедшая. В «Мертвых душах» Мария Антоновна вообще что-то третье. Скоро выйдет «Золотой теленок», где я играю Варвару Лоханкину, эдакую мещаночку, которая убеждена, что ее должны любить трое. Сами видите – выбрать что-то одно трудно. Наверное, «Дети Арбата» для меня более значимая картина, потому что сложнее всего далась. Не знаю, как объяснить… Это первая моя крупная роль. Во время работы я познакомилась с Эшпаем, Симоновой, Хаматовой. За время съемок мы стали настоящей семьей. После завершения работы мы много раз собирались и уже не знали, что отмечать, но все равно встречались.

– На «Докторе Живаго» с Меньшиковым было тяжело работать?

– У нас с Олегом были небольшие эпизоды. В павильоне было очень душно, постоянно работали мощные лампы. И после каждого дубля Меньшиков уходил – от жары плыл грим, хотелось отдохнуть. Но в одной сцене он мне помог. Я должна была разговаривать с Живаго, но его самого в этот момент в кадре не было. Обычно актеры не остаются. А Олег остался и эмоционально меня здорово поддержал. Запомнились его большие черные глаза. Просто огромные. Когда я впервые с ним встретилась, даже растерялась. От испуга поздоровалась и сразу отвернулась. А потом подошла и сказала: «Я так счастлива, что мы играем вместе». Он разулыбался. А с Чулпашей мы не пересекались. Только перезванивались. Она все хохотала, что хочет сыграть Шуру Шлезингер. Все говорила: «Отдайте Оболдиной Лару». Я думала, Прошкин шутит, рассказывая, что Чулпан хочет сыграть Шлезингер. Но Хаматова мне сама рассказала, что просила роль Шуры, что ей надоели «голубые» героини.

– Успеваете следить за выходом своих работ? Ничего не пропускаете?

– Слежу. А если что-то не могу посмотреть, мне записывают на кассеты.

– С замиранием сердца ждете премьер?

– Жду, конечно. Потому что честно выполняю свою работу и хочу посмотреть, что получилось. А вот в зависимости от результата веду себя потом по-разному.

– Если не нравится, бросаете в телевизор тапочки?

– Нет, скрежещу зубами. Думаю, что во время съемок надо было настоять на своем, тогда все получилось бы по-другому.

– В одном старом интервью вы говорили, что никогда не расстанетесь со своими черными прямыми волосами. И вдруг стали кудрявой. С чем связана смена имиджа?

– Нет никакой смены имиджа. Просто я попала на пробы к фильму «Остров» Павла Лунгина. И потрясающий художник Лера сказала: «Мне надоели твои прямые волосы и челка. Давай что-нибудь сделаем». Она-то и сделала меня кудрявой. В таком виде я себе очень понравилась. Но с кудряшками я становлюсь очень самоуверенной, жесткой, решительной. В результате на пробах в таком образе я не смогла убедительно изобразить раскаяние. Стерву получилось, а отчаяние нет. Кудри не дают пробиться другому чувству. На роль меня не утвердили. Зато теперь у меня есть новая прическа.

– А если бы не художник, вы согласились бы на столь кардинальные перемены?

– Ни за что! Когда я увидела, что Лера меня накручивает, я возмутилась. Но она настояла на своем.

– Откуда такой консерватизм?

– Мне так удобно. Я привыкаю к одному и живу так. Я себя такой вижу, такой понимаю. Ко всему новому нужно долго привыкать. А тут Лера сделала, и я поняла, что это мое. К этому не надо привыкать. Когда меня в таком виде увидела Рената Литвинова, сказала: «Тебе нужно играть террористку типа Никиты». Я говорю: «Давай! Начинай!» Рената еще у Балабанова зарекалась: «Нам обязательно нужно сыграть вдвоем. Чтобы ты была героиней. А я плохая».