Материал для извлечения драгоценного

Это третья версия спектакля. В 2018 году спектакль Андрея Кончаловского «Супружеская жизнь» по пьесе Ингмара Бергмана Юлия Высоцкая и Федерико Ванни сыграли в Неаполе на итальянском языке. Также постановку увидели зрители Генуи и Рима. Через год вариант «Супружеской жизни» Кончаловский поставил во МХАТе имени М.Горького, где герои превратились из русской Миланки и итальянского увальня Джованни в наших сооте­чественников – юриста Марину и невролога Ивана. Иваном в русской версии стал Александр Домогаров, а потом Гоша Куценко.

И наконец в год 100‑летия Театра имени Моссовета четвертой премьерой сезона стал спектакль «Супружеская жизнь. Перестройка», в котором действие перенесли в 1990‑е годы, а четвертым мужем Марины стал актер Алексей Розин. В основу этой вещи, как все помнят, лег фильм «Сцены из супружеской жизни», снятый Бергманом по собственному сценарию в 1973 году. Шведский режиссер рассуждал о кризисе личности и традиционной семьи, его герои Юхан и Марианна находились в отчаянном поиске настоящих отношений между людьми, и это касалось всех и каждого. Каждому хотелось знать правду о том, каковы же мы настоящие – ты и твой близкий человек.

Подзаголовок «Перестройка» задавал тон спектаклю и переводил шведский сюжет на новые рельсы, названием могло стать и что-то вроде «Супружеская жизнь во времена революции» (или нэпа, или подъема целинных земель), не будем поминать 30‑е годы, и это было бы интересно. Но, как ни неприятно многим из нас вспоминать тягостное время 90‑х, несмотря на то что перемены свершались и жизнь наконец-то шла вперед, спектакль смотришь с увлечением. Поначалу весь этот советский антураж с «той самой» мебелью, холодильником «ЗИЛ», торшером, скатертью-клеенкой, поддуваемой ветром тюлевой занавеской, подчеркнуто «теми» нарядами героев – пижамой и платьями Марины в горошек, костюмами и халатами Вани, ни разу не стилизованными, слегка раздражал и наводил на мысль, что опять тебе впаривают недавнее ретро. Наводили тоску клетчатые челночные баулы, занимавшие немалое место в комнате, все эти разговоры про рыбные палочки и «Амаретто».

Но когда ворвалась в сюжет мелодия прогноза погоды «Manchester et Liverpool» Мари Лафоре, которую обожали миллионы за то, что она обещала впереди что-то очень хорошее и олицетворяла собой чуть ли не все советское телевидение, когда наплывами на стенах квартиры в качестве отбивок сцен стали появляться телевизионные политические сюжеты с танками на улицах, с Ельциным на баррикадах, а также с концертами групп «Комбинация» и ДДТ, Киркорова и Аллегровой, отношение к спектаклю стало меняться. Стал понятен замысел режиссера – напомнить нам о нас вчерашних и посмотреть на себя со стороны. Можно ли было это сделать на другом материале? Наверное, да, но режиссер продолжал вести свою тему. От глобального бергмановского замысла спектакль удалился, спустившись на пару регистров ниже, и сама история героев, любовь которых претерпела такие катаклизмы – резкое охлаждение после десяти лет счастливого брака, измена, развод, неудачные новые браки и на фоне всего этого всплеск ярких чувств друг к другу, – воспринимается зрителем яснее и проще. Ну в самом деле, в каком браке с разными вариациями подобного не было, когда разводились с драками и вызовами полиции, а потом сходились и устраивали повторные свадьбы?..

К слову, о драках. В бергмановском фильме есть страшный момент, который оставил во мне ощущение ужаса, – когда Юхан избивает Марианну ногами. Они живут уже порознь и встретились, чтобы разделить имущество и подписать бумаги, но продолжают выяснять отношения, и Юхан не находит других аргументов… Это очень важный момент, воплощающий истину, что от любви до ненависти один шаг – груз обид у обоих очень велик, разве можно забыть, например, что любимый человек не позволил тебе родить ребенка, и, конечно, момент этот остался во всех постановках Кончаловского. Но насколько неубедительна кульминационная сцена в исполнении Высоцкой и Розина, совершенно не ясно, почему так поступает добродушный Иван… Согласна, сыграть этот шаг непросто, тут нужна в помощь вся школа Станиславского… Повисает в воздухе и комментарий Марины: «Бил бы меня раньше по морде, толку было бы больше…»

Финальная сцена оставляет ощущение глубокой грусти. Прошло десять лет после расставания героев, оба состоят уже в третьих браках и ждут не дождутся момента, когда можно удрать из дома на свидание со своим бывшим/бывшей. Встречаются Иван и Марина где-то на окраине города в домике друзей. При матовом свете камина заключают друг друга в объятия и бесконечно счастливы. Они говорят о себе, о своей любви, рассуждают о времени, в котором им довелось любить и быть любимыми. Иван философствует, вспоминая о том, как «хорошо мы плохо жили» и дефицит не страшил, говорит о том, что многопартийность и свобода – хорошие вещи, но платить за все приходится личным счастьем. Горюет о том, что мы разучились читать книжки, а самое главное – приняли западную философию «время – деньги», которая лишает человека способности ценить впечатления от жизни и испытывать яркие эмоции, помнить, что жизнь прекрасна.

Этот монолог Ивана уместен, Кончаловский еще раз подчеркивает, что в перестройку действительно немало семей перестроили свою жизнь, либо рухнули, либо начали все с чистого листа. Потому и вневременной бергмановский сюжет, который, по словам Кончаловского, потрясает толстовской глубиной, все же читается в русском варианте постановки. Жизнь сама по себе «все время представляет из себя материал для извлечения драгоценного». В финальной сцене подспудно рождается ощущение того, что герои научились ценить жизнь, несмотря на то что впереди их ждут лишь крохи счастья, они в него верят, и мелодия «Сиреневого тумана», под которую растворяются в ночи, подтверждает это.