search
main
0

Машенька и Элиз. Две любви Василия Жуковского

Русского поэта Василия Андреевича Жуковского современники называли «екатерининским лебедем» за его любовь к этим величественным птицам. Когда же кто-то пытался расспросить его о причине такой привязанности, поэт произносил с заметной грустью: «Эти прекрасные птицы умеют хранить верность. Они живут парами. Посмотрите, как бережливо они ухаживают друг за другом. И если вдруг умирает самка, лебедь тоже долго не живет».

Любовь первая, любовь запретная

Жуковский часто гуляет по аллеям Царскосельского парка, вблизи самого озера. Его легко узнать по длинному, доходящему до колен сюртуку строгого покроя. В его левой руке – шляпа, в правой – толстая стариковская трость. Узорчатая чугунная скамья у самого берега. Поэт занимает ее и, не отрываясь, смотрит на озеро. Вокруг – тишина и покой. Это размеренное постоянство успокаивает душу Василия Андреевича. Он наблюдает, как два ослепительно белых лебедя подплывают к самому берегу. Гордые птицы будто застыли в терпеливом ожидании. Поэт улыбается и неторопливо кормит их бисквитами, разламывая их на маленькие кусочки. Особенно его сердцу дорог одинокий старый белый лебедь с серым пятнышком на левом крыле. Он берет корм из рук Жуковского и даже позволяет себя погладить. Сколько лет этому лебедю – никто не знает, известно только, что он пережил всех своих сверстников. Не хотел ли Василий Андреевич сблизить с участью этого лебедя свою собственную литературную судьбу? И одну ли литературную? Как знать!

Лебеди живут в царскосельских прудах с незапамятных времен, из поколения в поколение, и поэту порой кажется, что в этих величественных птицах воплощено все его прошлое, молодость навсегда отошедшего века.

Голову на шее гордо распрямленной.

К небесам подъемля, – весь воспламененный,

Лебедь благородный дней Екатерины

Пел, прощаясь с жизнью, гимн свой лебединый!

Эти строки, конечно же, поэт посвящает не «позабытому лебедю», а своей собственной судьбе…

Старость Василия Андреевича, как бы того хотелось ему или нет, была окружена почетом и благодарностью нового поэтического поколения.

Пушкин, его талантливый ученик в поэзии, справедливо напишет о нем как об «арфе русского романтизма»:

«Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль…»

Наверное, трудно как-то иначе определить сущность поэтического дарования Жуковского.

Именно ему, поэту Жуковскому, своему другу и учителю, Пушкин как-то от всего сердца набросает благодарные слова:

«Я не следствие, а точно ученик его».

…Талант Жуковского многообразен. Он прекрасно работал как в жанре исторической баллады, эпической поэмы, романтической прозы, так и в жанре сказки для детей. Но много ли мы знаем о его стихах о любви, о его Высокой Любви, бессмертной и большой, как и его имя? И о ней наш неторопливый рассказ…

Так все-таки что же за человек он был, Жуковский? Со слов Ивана Сергеевича Тургенева, во всем его облике сказывалась «какая-то особенная доброта и расположенность к собеседнику, невозмутимость, приветливость и спокойствие». Задумчивый и меланхоличный, он старался избегать всего резкого и контрастного в своей частной жизни. Правда, не всегда это ему удавалось. Впервые его идеалы о душевном равновесии разбились о волны первой любви.

…Машенька Протасова в жизни поэта-романтика Василия Жуковского значила не меньше, чем для Данте – Беатриче, для Петрарки – Лаура, для Блока – Любовь Менделеева. Машенька – Прекрасная Дама его сердца. Она же – его сводная племянница.

Мы знаем о том, что эта девушка вдохновила его совершить в русской лирической поэзии настоящий переворот. Пораженные благозвучием, чистотой и легкостью его строк, современники говорили о необыкновенной мелодичности его поэзии: «Он играет на арфе»… Метко сказано, точное не сказать!

О, будь же грусть заменой

упованья!

Отрада нам – о счастье

слезы лить!

Мне умереть с тоски

воспоминанья!

Но можно ль жить, – увы!

и позабыть!

Мы знаем и о том, что это сильное чувство к рано умершей возлюбленной оставило печальный след на всей его жизни и заставило поэта обратиться к мрачным мотивам германского романтизма. Впрочем, для потомков сохранилась переписка поэта и Машеньки как свидетельство их высокой духовности, их взаимной, но несчастной любви и, наконец, как классический пример совершенного литературного стиля.

Романтическая история их любви растянулась на целое десятилетие. Однако подобные случаи (впрочем, как и подобные браки), были в начале достопамятного XIX века далеко не редкость. История пропахла порохом войн, кровью и потом воинов, железом штыков, пылью российских дорог и – девичьими слезами. Что в ней было больше: сердечного томления или душевного страдания?

Совсем юная барышня из орловского поместья Маша Протасова страдала от «любовной болезни» к молодому офицеру, любимцу Кутузова штабс-капитану Василию Жуковскому (Кутузов за элегию «Певец во стане русских воинов» назвал как-то его Златоустом). Поэт Василий Жуковский видел в Машеньке не только предмет поклонения – свой нравственный идеал, но и подругу всей своей жизни. Но мать Машеньки была категорически против их брака и считала их союз невозможным из-за близкого родства. Св. Синод, как правило, не одобрял подобные браки. Семья и церковь были против их уз. Преграда, кажется, непреодолимая. Спасти их любовь могло лишь одно «высочайшее» обращение… На это поэт не решился – и потерял Машеньку навсегда.

Добропорядочный Василий Жуковский проиграл партию, когда не решился похитить невесту из родительского дома. Ведь бывали тогда случаи, когда молодец любимую «брал увозом», «брал убегом», «по сердечному сговору» без какого-то родительского благословения со скоропостижным венчанием в церкви! Вспомним хотя бы замечательные пушкинские сюжеты из «Повестей Белкина». Но на «увоз» любимой поэт не решился, посчитав этот способ обрести союз за «бесчестие и воровство», – и проиграл партию, ставка которой – их счастье… Машенька Протасова скоро выйдет замуж за друга семьи Протасовых профессора хирургии Дерптского университета Мойера и родит ребенка.

Жуковский навсегда останется для нее «милым Жуком», просто «Базилем», открытым и добрым человеком, несколько раз просившим у Екатерины Афанасьевны Протасовой, матери Маши, ее руки… Он, любил ее до той степени самоотречения и самозабвения, немыслимого в наши дни, что стал меньше видеться с нею, чтобы «сберечь ее репутацию» своим «компрометирующим» поведением; любил ее настолько, что не найдется, смеет ли он идти против ее воли, получив письмо Маши из Дерпта, в котором она попросит его согласия на ее брак с Мойером! Он будет любить Машеньку и чтить установления церкви, не решившись ни на «беззаконную» связь, ни на «увоз» любимой, ни на обращение к царю… Жуковский будет избегать какой-либо огласки своих отношений с Машенькой.

Машенька, кажется, также отдастся во власть судьбе и постарается закрыть глаза на то, чем она жертвует. Она похудеет, будет часто болеть, попытается бодриться. Перед самой свадьбой с Мойером (свадьба в узком семейном кругу – дело уже решенное!) она напишет Жуковскому живые и проникновенные слова: «Женись, Жуковский! Это единственное, что тебе недостает, чтобы быть совершенным!»

Жуковский будет в день свадьбы глядеть на Машино бледное лицо и не находить себе места. Душа его жестоко страдала. Не зная, что с собой теперь делать, Жуковский «приударит» в свете за миловидной графиней Аннетой Менгден, но короткости не получится, виной чему – постоянные разъезды светской дамы. Впрочем, эта история закончится ничем, словно растает в воздухе. Судьба подарит поэту любовь позднюю, любовь прощальную, закончившуюся нечаянным браком четверть века спустя.

Любовь поздняя, любовь прощальная

Много воды утекло с тех пор, как 14 января 1817 года Машенька Протасова, «запретная любовь» Жуковского, была обвенчана с Мойером.

Жуковский становится любимейшим поэтом петербургской молодежи. Усиливается его популярность как поэта. В мае 1817 года он назначается придворным учителем русского языка к невесте великого князя Николая. Место это давало ему не только приличное жалование и квартиру во дворце, но делало его влиятельным лицом.

Весной 1823 года не стало Маши. Жуковскому хотелось убежать ото всех куда глаза глядят, чтобы забыться в своем горе…

Какое-то время Жуковский потрясен и не пишет стихов. Назначение в сентябре 1824 года наставником великого князя Александра Николаевича настраивает поэта на рабочий лад. Венценосного малютку, которому пошел седьмой год, поэт обучает русской грамоте. Жуковский, кажется, исполнен великой идеи: образовать, может быть, будущего русского царя.

В начале 1826 года Жуковский сильно болеет. Для лечения на водах в Германии ему предоставляется отпуск. Там, в Эмсе, Жуковский знакомится с красивым одноруким человеком – он тоже здесь лечится на водах.

Это Гергардт Гейтерн, русский гусарский офицер в отставке, а теперь живописец, ученик пейзажиста Родена. Его акварели имеют большой успех.

Рейтерн и Жуковский вместе стали ходить на этюды и сдружились на всю оставшуюся жизнь. Художник будет настойчиво просить поэта посетить замок Виллингсгаузен в Гессене, где тот проживает с семьей у своего тестя…

В замок Виллинсгаузен, неподалеку от Касселя, Жуковский приедет к своему другу только 19 августа 1833 года, во время своего нового отпуска. А 21 августа 1833 года он трогательно попрощается со всеми. В эти минуты произойдет что-то необыкновенное: дочь Безрукого, как Жуковский называл своего друга, тогда еще тринадцатилетний подросток, внезапно кинется поэту на шею и прильнет к нему с заметной нежностью. Она прошептала ему какие-то слова по-немецки: все это поразило его тогда. Жуковский надолго запомнил эти слова. Что с ним произошло?

Напомнила ли поэту эта немецкая девушка по имени Элиз юную, загадочную и пылкую Машу Протасову, его первую и запретную любовь? Поэт не поверил своей интуиции. А зря! Зачем надо было каждый день внушать себе грустные слова: «На свете много хорошего и без счастья»? Пушкин как бы спорит с учителем, когда в своих прозаических набросках пишет: «Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой… труды поэтические, семья, любовь…» Невероятно, но Пушкин за десятилетие предсказал судьбу своему другу. Как же хорошо они понимали друг друга! А пока Жуковский одинок как перст.

В другой раз Жуковский увидит прекрасную Элиз только через шесть лет. Жуковский посетит в конце очередного путешествия по Европе замок Виллинсгаузен и сделает потом краткую запись в дневнике: «Елизавета».

Жуковский, похоже, снова влюбился. «Дочь Рейтерна, 19-ти лет, была предо мною точно как райское видение… Это были два вечера грустного счастья». Правда, в Элиз трудно было не влюбиться. «Белокурая, строгая и нежная. Прелестна, ангел Гольбейна», – напишет о ней Долли Фикельмон.

События будут развиваться стремительно. Летом 1839 года Элиз с отцом, придворным живописцем, прибудет в Петербург. Здесь она с отцом пробудет до октября и привыкнет к частым визитам в их дом поэта. Девушка ждет каждой встречи с ним: ей он небезразличен и даже очень симпатичен.

Через год во Франкфурте Элиз встретится с Жуковским в гостинице и останется на несколько часов наедине. С этих минут слова «домашнее счастье» уже не представляется поэту пустой мечтой. Он начинает задумываться об отставке.

Отставка вскоре будет дана Жуковскому. Что ему делать теперь в России без милой его сердцу Машеньки Протасовой, без Карамзина, без Пушкина, без Козлова? Ясность предельная: в России ему делать нечего!

Теперь он торопится объясниться с прекрасной дочерью Рейтерна – и получает окончательное согласие. Друг Рейтерн с женой благословили их. В октябре 1840 года он в последний раз отправится в Россию, один, без невесты, улаживать свои дела. С собой в Петербург он захватит портрет Элиз, написанный художником Зоном. Портрет, в котором запечатлен воображаемый идеал немки. Точно можно на нее молиться! Он разъезжает по гостям и рассказывает друзьям о своем сватовстве. Все завидуют его успеху, любуясь образом его невесты. Как там она, его Элиз?

Из России он забрал немногое дорогое, – три картины, среди которых портрет Маши Протасовой, да обручальные кольца, на которых уже была выгравирована дата венчания его и Элиз: «21 мая».

Венчание произошло, как и ожидалось, 21 мая 1841 года в русской посольской церкви в Штутгарте. Поэту снова и снова хотелось крикнуть: счастье, остановись! Поздняя любовь, казалось, окрылила поэта. Она, конечно же, была продолжением той первой, ранней, запретной любви, а образ Машеньки Протасовой сольется с образом Элиз Рейтерн, его последней, прощальной любви, его лебединой песни…

Поэт проживет в Германии более десяти лет. Жена подарит ему двух очаровательных крошек: дочь Александру (1842 г.) и сына Павла (1845 г.). Поэт будет много заниматься со своими детьми. Он одержим одной целью – пожить подольше, чтобы дать им достойное образование.

В 1852 году, уже переехав в Баден-Баден, Жуковский теряет зрение. Но слепота не пугает поэта. С ним всегда рядом его Элиз и расторопный камердинер Василий. С каждым днём ему становится все хуже и хуже. Одно из последних своих стихотворений – элегию «Царскосельский лебедь» камердинер пишет под его диктовку.

Элегия, полная высокой печали, была лебединой песней Жуковского, сам он в прошлом не раз сравнивал «след, который старый лебедь оставляет на воде, с жизнью человека, которая должна всегда протекать бесшумно, оставляя за собой светлый и сияющий след»…

12 апреля 1852 года поэта не стало. 29 августа 1852 года состоялись похороны Жуковского в Александро-Невской Лавре Петербурга. Тютчев читал свои стихи «На смерть Жуковского»:

«Он стройно жил, он стройно пел…»

Жуковского похоронили рядом с историком Карамзиным и поэтом Козловым, его друзьями.

Белинский еще в 1840 годах в своих «Очерках русской литературы» писал:

«Пушкин называл Жуковского своим учителем в поэзии, наперсником и хранителем своей ветреной музы: без Жуковского Пушкин был бы невозможен и не был понят… Жуковский и в глубокой старости останется тем же юношей, каким явился на поприще литературы».

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте