На чтение: ≈ 15 мин.Дедушка в мундире
Новый ХХ век начался для российского Министерства народного просвещения крайне неудачно. 14 февраля 1901 года его начальник Николай Павлович Боголепов был смертельно ранен во время приема посетителей. Его убийца, студент Карпович, после заявил на следствии, что он тоже исполнял свой гражданский долг, казнил палача. Но как бы там ни было, 2 марта одно из старейших ведомств Российской империи окончательно потеряло своего шестнадцатого по счету начальника. Большинство его сослуживцев не могли удержать ситуацию, да и страшно садиться на кресло убитого. Правительство решило вводить в дело армию.
“Пост министра народного просвещения, до сих пор являвшийся местом самой мирной и спокойной государственной службы, стал боевым. Как объяснить себе эту странную аномалию?” – писали в те дни “Московские ведомости”. Редакция задевала и еще одну скользкую тему: “Разве предшественник Боголепова добрейший граф Делянов не наслаждался этим миром и покоем, может быть, более чем кто-либо другой из прежних министров, не делая даже тех уступок общественному мнению, на которые готов был идти Боголепов?”
Поставив эти так и оставшиеся без ответа вопросы, одна из крупнейших русских газет неожиданно четко обрисовала значение того поста, куда на замену сугубо штатскому профессору римского права по указу императора Николая II был вскоре назначен настоящий боевой генерал – Петр Семенович Ванновский. Пикантность ситуации состояла в том, что семнадцатый министр просвещения в предшествующее царствование уже успел семнадцать лет проработать в правительстве, и не где-нибудь в маловажной канцелярии, а тоже в должности министра. Только военного.
Генерал-адъютант, член Государственного совета, почетный член Академии наук, президент Военно-медицинской академии, ветеран Венгерской, Крымской и Балканской войн, кавалер почти всех боевых наград империи, Ванновский подходил для борьбы со студенческим терроризмом, казалось бы, всем. Кроме возраста. Незадолго до назначения ему исполнилось… 78 лет!
Уступки боем
Высочайший рескрипт от 25 марта 1901 года, казалось, открывал перед Ванновским зеленую улицу. И новоиспеченный министр просвещения, нимало не замедлив, начал действовать в соответствии с потребностями времени.
Первым делом надлежало разобраться со студентами. Злосчастные боголеповские “временные правила”, по которым студентов можно было отдавать в солдаты (за это и был убит покойный министр), а также еще ряд административно-полицейских мер были отменены. Сосланных тихо возвратили из армии (поступить снова им, правда, не дали). Постарались вернуть на кафедры уволенную при Боголепове профессуру (увы, вернулись немногие). В то же время остатки прежней комиссии Ванновского, вновь созванные под министерской крышей, спешно вырабатывают новые правила, в которых студентам предоставлялась возможность корпоративной организации, легализировались курсовые старосты, позволялось устройство сходок, учреждение научно-литературных кружков, столовых, касс взаимопомощи.
Правила Ванновского увидели свет в конце 1901 года. Разумеется, большинство правительственных уступок носило ограниченный характер. Во-первых, каждая из них была с кровью выбита Ванновским у вышестоящего начальства. Во-вторых, уступая студентам, он все-таки пытался защитить и государственные интересы. Сходками, к примеру, была обязана официально руководить университетская инспекция. Разумеется, многим не нравилось, что ее представители должны были председательствовать, определяя характер и порядок обсуждаемых тем. Но ведь опасения министерства по поводу возможной революционной пропаганды были вполне законны и объяснимы. В конце концов сходки (как и кружки, столовые, кассы и все остальное) устраивались на казенные деньги.
По свидетельству современников, Ванновский не исключал, что в будущем университетская автономия постепенно будет расширяться. Не терпевший политической говорильни в стенах учебных заведений, он тем не менее прекрасно понимал, что ее источником служила не столько деятельность малочисленных тогда подрывных организаций, сколько формальная ограниченность и видимая бесцельность самого процесса обучения, не захватывавшего душевные силы учащихся целиком. Чувствуя, что одними кружками дело не поправишь, генерал пытался наладить отношения с лояльно настроенной профессурой, чтобы со временем организовать не подпольное, а вполне легальное научно-критическое изучение дарвинизма, марксизма и других будораживших умы теорий.
Однако из всех генеральских просветительских начинаний 1901 года наибольший интерес вызывает его работа над проектом школьной реформы. Ее результаты, воплотившиеся в “Основных положениях устройства общеобразовательной средней школы” и опубликованные лишь через десять лет в официальном сборнике постановлений министерства, свидетельствуют не только об административных способностях автора, но и о его глубоком, не по годам остром взгляде на проблемы русской школы вообще.
10 пунктов реформы
Что же содержали в себе “Основные положения”? Внешне они выглядят довольно просто. Три страницы печатного текста, 12 пунктов с несколькими примечаниями да прилагающийся к ним учебный план (наподобие современного базисного, но во много раз меньше).
Уже первые строчки поражают своей прямотой и смелостью. Все государственные средние учебные заведения (около 20 видов, но в основном гимназии и реальные училища) Ванновский предлагает унифицировать. Примечания к этому пункту позволяют органам местного самоуправления сохранить в своих школах некоторые особенности, но лишь по согласованию с министерством и только за свой счет.
Второй пункт также необычен. Государственная средняя школа должна не только воспитывать и образовывать учащихся, но и прямо готовить их в вуз. (В то время даже гимназия лишь “предоставляла возможности для поступления”).
Третий пункт с предельной четкостью ограничивает срок обучения в школе семью годами.
Четвертый – вводит понятие о единой обязательной государственной начальной трехклассной школе, уничтожая тем самым все оставшиеся еще льготы домашнего обучения и частных пансионов. Начальная школа впервые в государственном документе становится как орудием социальной справедливости, так и полем формирования будущего общественного взаимопонимания. Любой мало-мальски честолюбивый чиновник не преминул бы отметить эти особенности прямо в тексте, Ванновский предоставляет анализ и выводы непосредственно читателю. В этом же пункте из перечня предметов, преподаваемых в первые три года обучения, исключается латынь. Ее даже не отменяют. Просто “забывают” упомянуть. Примечание предлагает выдавать выпускникам государственных начальных школ официальные свидетельства об окончании, скорее всего с правом занятия низших должностей в госаппарате.
Пятый пункт впервые в российской истории предоставляет учащимся основной школы предметы по выбору. Причем не какие-то второстепенные, а базовые (или латынь, или естествоведение)!
Шестой, видимо, для успокоения консерваторов, требует сохранить по одной стандартной классической гимназии в каждом университетском городе (из 200 с лишним – 10!).
Седьмой пункт утверждает, в общем, то же, что и пятый, вводя необязательное преподавание греческого языка.
Восьмой – посвящен “воспитанию учащейся молодежи и приучению ее к школьной дисциплине”. Эти понятия, опять-таки вразрез с классической традицией, прежде всего увязываются не с математикой и древними языками, а… с гимнастикой, воинскими и физическими упражнениями (вот она – военная косточка). Обязательными также становятся “подвижные игры, школьные экскурсии и прогулки, а где к тому представится возможность, и ручной труд”. Ручной труд в классической гимназии – Дмитрий Толстой, должно быть, перевернулся в гробу. Остальное лет через тридцать в качестве “обязательной внеклассной работы” возьмет на вооружение советская школа.
Девятый пункт самый длинный. Он отменяет аттестаты зрелости (в условиях начала века это вело к снижению строгости выпускных экзаменов) и вводит обычные свидетельства об окончании учебного заведения. С таким свидетельством тоже можно спокойно искать работу. Ну а уж если решил поступать, будь готов к дифференцированному экзамену. Те, кто не хотел изучать языки в школе, все равно должны будут их сдавать, но драгоценное детское психическое и физическое здоровье уже сэкономлено. В конце концов никто не мешает юноше нанять репетитора или заняться самообразованием, как это сделал молодой Владимир Ульянов.
Но, вероятно, в будущем Ванновский допускает и еще более свободный вариант. “Допущение на все факультеты лиц, не изучавших вовсе древних языков, производится на основании правил и программ, которые имеют быть выработаны соответствующими факультетами и утверждены министром”. Этот подпункт намекает, что со временем университеты смогут сами определять принципы приема тех, кто им нужен. Министр будет лишь осуществлять контроль законности их работы.
И, наконец, десятый пункт, посвященный вопросу… воинской повинности. Казалось бы, вот где отыграться генералу. Но сейчас он руководит гражданским ведомством и так же ревностно блюдет его интересы. Он предлагает правительству не только предоставить дополнительные льготы всем учащимся, но и разрешить присваивать выпускникам основных школ младший офицерский чин! Таких в солдаты не сдашь, да и запасные части полнее укомплектуются.
Два оставшихся пункта представляют чисто административный интерес. Учебный план расписывает по годам предметную сетку. Так что эскиз одной из самых радикальных реформ в истории российского образования укладывается всего в десять позиций. Вот вам и дедушка!
Покой нам только снится
Хотелось бы, чтобы у этой истории, начавшейся так трагически, был счастливым хотя бы конец. Но действительность не радует нас по-прежнему. Ванновского… Нет, его не убили. Его “ушли”. Выбросили со службы ровно через год после торжественного назначения. Чиновники Министерства просвещения, подуставшие от его суровой простоты, наверное, радовались почти так же, как и неугомонные студенты, демонстративно сжигавшие на площадях его временные правила. “Я решаюсь откровенно сказать вам, что мы должны теперь расстаться. Возвращая вам оставшийся доклад, с сутью которого я не согласился, – прошу вас, Петр Семенович, быть у меня в свое время с последним докладом – завтра и верить моим чувствам сердечной благодарности, искренней дружбы и глубокого к вам уважения”, – писал император в начале марта 1902-го.
Вряд ли отставка сама по себе расстроила генерал-адъютанта. Жизнь свою он уже прожил, карьеру сделал, награды и все полагающиеся почести получил. Вот только польза России. Но ее пусть ведает Бог да великий государь. Может быть, филолог Григорий Зенгер на гражданском посту и впрямь будет полезнее его? Хотя он же – классицист, и притом убежденный.
Ванновский прожил еще два года и скончался 17 февраля 1904-го, не дождавшись всего двух месяцев отставки своего преемника, благополучно свернувшего реформу.
Артем ЕРМАКОВ,
кандидат исторических наук
Выбор читателей
Комментарии