Марлен ХУЦИЕВ: Теперь моя школа кажется уже не такой большой. Знаменитый режиссер – о времени и о себе

Недавно легенда отечественного кинематографа Марлен Хуциев стал лауреатом «Ники» в почетной номинации «За честь и достоинство». Этой наградой (как и в прошлом году престижной премией «Триумф») режиссера чествовали за его фильмы «Весна на Заречной улице», «Два Федора», «Застава Ильича», «Июльский дождь», «Был месяц май», «Бесконечность» и другие работы мастера, которые давно считаются классикой кино. Сейчас режиссер весь поглощен работой над своей новой картиной «Невечерняя» о взаимоотношениях Льва Толстого и Антона Чехова. По нашей просьбе с народным артистом СССР побеседовал его давний друг – известный художник-реставратор Савва ЯМЩИКОВ.

Савва Ямщиков: – Марлен, я очень рад, что в этот весенний день мы с тобой встретились, по солнечной Москве вместе проехали. Мой первый вопрос покажется неожиданным: что для тебя значит этот город?

Марлен Хуциев: – Я очень люблю Грузию, Тбилиси, но большую часть своей жизни я все же прожил в Москве и хорошо ее знаю. Каждый раз проезжая, скажем, по Садовому кольцу, вспоминаю большой, красивый Смоленский бульвар. Говорят, его вырубили по инициативе Хрущева – предполагалось, что оттуда будут взлетать самолеты. Дикая идея! Бульвар легко можно было сохранить, а чтобы движение увеличить, где-то в районе Палихи или ниже проложить улицу от Садового к реке. Жаль бульвара. Город, имеющий два бульварных кольца, – это же великолепно.

Когда мы надолго уехали в Тбилиси, я очень скучал по Москве, мне не хватало даже ее зимы. Однажды, когда все-таки выпал снег, я попросил маму купить мне лыжи и стал кататься в сквере. Тбилисцы смотрели на меня, помню, с большим удивлением. Москва очень глубоко вошла в мою душу. Вернувшись из Грузии и уже поступив во ВГИК, я легко узнавал места, где жил в детстве, – самое начало Никольской, почти у Красной площади, потом Маросейка. Я эту старую Москву, с Китай-городом, со всем ее еще не перестроенным центром прекрасно помню. Наверное, поэтому, как фанатик, твержу про какой-то Смоленский бульвар, а люди понять не могут, почему я его никак не забуду. Я же учился на Пречистенке в музыкальной школе.

С. Я.: – Знаменитая Поливановская гимназия. У меня там мастерская во флигеле. Там и шахматист Алехин учился, и дети Льва Толстого.

М. Х.: – Да, я учился в «нулевке». Мне запомнилось, что там была большая чугунная лестница, огромный белый актовый зал. Спустя много лет я зашел туда, попросил показать зал. И оказалось, что лестница совсем небольшая и зал не такой огромный. Все-таки я тогда был маленьким.

Так же отчетливо, как город моего детства, я вспоминаю кино, например, потрясение от «Чапаева». Что бы там ни говорили о «Петре Первом», будто бы он нужен был Сталину ради идеологии, – это могучее произведение. В «Петре» есть убедительность, эффект присутствия. Зритель как бы попадает в то время. А разве не великие фильмы «Александр Невский», «Депутат Балтики» или, скажем, «Член правительства» с Верой Марецкой? Потрясающие!

С. Я.: – Кстати, Марлен, реальный член правительства и министр культуры СССР Екатерина Фурцева внешне – вылитая Марецкая…

М. Х.: – Абсолютно! Старик, мы с тобой не сговариваясь подумали об одном. Я как впервые увидел Фурцеву, сразу подумал: Марецкая.

С. Я.: – Марлен, а тебе не хотелось в начале перестройки сделать что-то вроде подведения итогов, как в «Жертвоприношении» Тарковского или в «Покаянии» Абуладзе?

М. Х.: – Отдаю должное этим фильмам, но меня никогда не тянуло в политизированное кино, даже в картине «Застава Ильича». Там проход патруля в начале фильма, а смена караула у Мавзолея в финале – это образы, далекие от политики.

А насчет Тарковского… Мы с Андреем были знакомы давно, он у меня практику проходил. Однажды он даже написал, что я его учитель в кинематографе. Но у меня с ним всегда был внутренний спор. В жизни он был парень с юмором, а в его фильмах чувствуется тяга к излишней многозначительности, особенно в «Зеркале». Если сравнивать эту картину с фильмом «Восемь с половиной» – сколько у Феллини самоиронии! Я тогда упрекнул Андрея в некоторой невнятности мысли, причем это было уже после того, как «Зеркало» приняли. А когда картина делалась, я, замещая Алова и Наумова и будучи худруком творческого объединения «Мосфильма», спас в картине один важный эпизод. Мне удалось объяснить худсовету, что в сцене с кроватью есть образ вознесения женщины над бытом. Режиссер Андрей Смирнов все потом переврал, и получилось, что я фильм топил.

С. Я.: – Кстати, по поводу забронзовелости Андрея. Сейчас записывают цифровые варианты классических фильмов, и когда меня как консультанта по древнерусскому искусству на съемках «Андрея Рублева» попросили сделать вступление к этому фильму, я сказал, что у Тарковского безоговорочно принимаю только три картины: «Иваново детство», «Андрей Рублев» и «Зеркало». Совсем не принимаю «Сталкер», «Солярис» и «Ностальгию». Это не мое. Отчасти соглашаюсь с «Жертвоприношением», потому что это покаяние умирающего человека…

М. Х.: – И в зарубежных фильмах Тарковского есть прекрасные куски, скажем, сцена со свечой в «Ностальгии». Но вместе с тем опять многозначительность. Мне это не близко. Я все время стараюсь запечатлеть конкретное время. Взять, например, мою картину «Июльский дождь». Сюжет локальный, но фильм все же выходит за пределы отношений двух людей – его и ее. Эти двое живут в определенной среде и в конкретном времени. И я во всех своих картинах пытаюсь находить связи между личным и общим. Это внутренняя потребность.

С. Я.: – Марлен, а что ты еще считаешь для себя главным в жизни?

М. Х.: – Трудно выделить конкретно: вот это главное. Наверное, то, что я не могу жить, не ощущая свою страну. Это не только высокие слова. Конечно, наша жизнь далека от совершенства. Но воспитывать людей в любви к родине, в гордости за нее – это так важно. Почему в «Заставе Ильича» я дал развернутую сцену первомайской демонстрации? Мы все помним этот праздник единения, когда людей выводило на улицы общее чувство радости и гордости за страну. Еще мальчишкой я всегда с нетерпением ждал этого дня. Солнце пригревало, по радио пели «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся Советская страна…» У того времени было много ошибок, заблуждений, трагических и даже постыдных страниц. Но будь это время стопроцентно подлым, оно не родило бы столько шедевров во всех жанрах искусства. Не случайно мой герой в «Заставе Ильича» говорит: «Я отношусь серьезно и к песне «Интернационал», и к 37-му году». В новой копии фильма я ничего не вырезал. Видишь ли, я глубоко убежден: надо было говорить о Сталине, о его преступлениях, но не в тот момент. Я на себе испытал страшный шок от внезапного разоблачения культа личности. Во всех цивилизованных странах архивы открывают только через 50 лет. А у нас любят ломать сразу и до основания. Так и с «перестройкой» было. Однако ломать начали в 1917-м. Каких жертв, каких усилий стоило стране, чтобы превозмочь, преодолеть раздрай в народе и последовавшую затем разруху. После гражданской войны страна становилась сильной, подняла культуру, промышленность. Я никогда не был членом партии, но не забываю одну вещь, о которой сейчас предпочитают умалчивать. Катастрофический поворот в 1917 году сделали не большевики – они в это время еще сидели в эмиграции. Забывают, кто заставил отречься царя.

С. Я.: – Лучшие фамилии России.

М. Х.: – Именно. Мы даже не пытаемся разобраться в истории. Поэтому на ошибках не учимся, никаких уроков для себя не извлекаем и в очередной раз делаем слишком резкий поворот.

С. Я.: – Причем Хрущев, разоблачив Сталина, тут же ополчился на Церковь. Зачем? Его к этому не принуждали ни обстоятельства, ни окружение.

М. Х.: – Между прочим, Сталин, хотя при нем многие храмы были разрушены, в какой-то момент как бы одумался…

С. Я.: – Во время войны он понял, что без уважения к прошлому не удастся сплотить народ и трудно будет победить.

М. Х.: – Ужасно, что ломали церкви. Но, когда смотрю на новенький храм Христа Спасителя, понимаю, почему даже к тому, настоящему, варварски уничтоженному в 30-е годы, художественная элита относилась скептически. Говорили, что в центре Москвы поставлен самовар.

С. Я.: – Князь Трубецкой, тончайший знаток древнерусской архитектуры и живописи, вспоминал, что обитатели остоженских и пречистенских особняков сразу назвали храм «купеческим тортом». Я не оправдываю варварство большевиков, но есть божественное предопределение. Ведь Витберг собирался возвести храм-пантеон на Воробьевых горах, и Александр Первый этот проект всячески приветствовал. Царь умер, и храм построили в центре, на месте женского монастыря. Матушка-настоятельница сказала: «Осуждать вас не могу, я духовное лицо, но вам не будет счастья на этом месте». И как трагически закончилась жизнь Витберга, как страшно погиб сам храм…

М. Х.: – Знаю, что в начале 1990-х было два замечательных проекта.

С. Я.: – Один – гениальный, Юры Селиверстова, моего друга покойного. Там был ажурный каркас и часовенка. Как память о разрушенном храме.

М. Х.: – И не только об этом, а обо всех разрушенных храмах. Как предостережение потомкам. Потому что все-таки есть живая связь времен. Кстати, я с гордостью могу сказать, что до меня никто не показывал в кино встречу ветеранов Великой Отечественной. Они собирались сами, стихийно – 9 мая у нас тогда еще официально не праздновали. Когда мы снимали «Заставу Ильича», то я случайно заметил этих людей в скверике возле Большого театра. Не сразу даже понял, что там происходит. А потом настолько мне это запало в душу, что привел на такую встречу героев моего следующего фильма «Июльский дождь». Получилось убедительно. Михаил Ромм даже попросил несколько кадров для своей документальной картины «Обыкновенный фашизм».

С. Я.: – А мне запомнился один из таких дней в начале 70-х. Как-то 9 мая мы с актрисой Ларисой Лужиной гуляли по Москве: Парк культуры, бульвары, Большой театр. Покупали цветы, Лариса дарила их ветеранам. После главной роли в военном киноромане «На семи ветрах» ее уже всюду узнавали. С кем-то мы выпивали по рюмочке, пели фронтовые песни…

М. Х.: – Я до сих пор 9-го мая, когда начинается минута молчания, встаю у телевизора и плачу. А мертвые солдаты, идущие по реальному городу в «Заставе Ильича», – это моя вечная тема. Я сам не воевал, хотя по возрасту должен был. У меня зрение 5 с половиной, плюс астма.

С. Я.: – На войну не рвался?

М. Х.: – Не бегал от нее. Но и не рвался. Когда я, например, опаздывал на урок и бежал, у меня начинался приступ астмы. И я боялся, что, когда побегу в атаку, случится то же самое, и я задохнусь. Страх был, это честно. А в остальном – как все. Ходили по госпиталям с концертами, помогали фронту как могли.

С. Я.: – Знаю, что по фильму «Застава Ильича» тебе хорошо нервы трепали. Переделок требовал лично Хрущев и только после его снятия фильм вышел на экраны, сильно искалеченный и под названием: «Мне двадцать лет». Но даже это не помешало ему получить награду Венецианского кинофестиваля. А первоначальный вид фильму удалось вернуть только в конце 80-х.

М. Х.: – Видишь ли, я предпочитаю подобную нервотрепку и спор с вождями – нынешней ситуации, когда я никому не нужен. Нет, меня не забыли. Каждый раз вежливо спрашивают о замыслах, «творческих планах». Удивляются, почему долго ничего не выпускаю. Но на деле мое кино никто не спешит финансировать. А у меня в несколько раз больше замыслов, чем тех, которые уже осуществлены.

Сейчас снимаю картину о встречах Толстого и Чехова. Как известно, Толстой навестил заболевшего Чехова в Остроумовской клинике. А во второй половине фильма уже Чехов приходит к Толстому, когда тот в Гаспре был между жизнью и смертью. Нам удалось найти потрясающих актеров. Такое портретное сходство, что просто вздрагиваешь. Толстого играет Михаил Пахоменко из Калужского драмтеатра, Чехова – Владислав Ветров. Он не так давно влился в труппу «Современника», но уже успел создать потрясающий образ Ставрогина в «Бесах». В нашем фильме есть и трогательное, и смешное. В нескольких сценах появляется Горький. Чехов говорит ему о Толстом: «Ну, что вы, не обижайтесь на него. Ведь все мы для него – дети».

С. Я.: – Замечательно, Марлен, что ты взялся за эту тему, по нынешним временам для кино отнюдь не выигрышную, но такую насущную для нашей культуры. Желаю тебе удачи!