Марк РОЗОВСКИЙ:

Единомышленники были, есть и будут, пока я жив

Наш сегодняшний собеседник – один из лучших представителей российской интеллектуальной элиты, режиссер Марк Розовский. Кажется, по его судьбе можно написать не одну книгу о жизненном опыте, непростом пути, гражданской позиции и, конечно, любви к театру. Уже 37 лет он руководит Театром у Никитских ворот, и, как он сам говорит, «этот театр никогда не был и не будет террариумом». В эксклюзивном интервью «УГ» режиссер рассказал о театральном деле, о политическом и политичном спектакле и о том, почему актеры уходят из профессии.

– Марк Григорьевич, можно ли сказать, что театр – это трибуна, а режиссер – рупор? Какая основная функция театра?

– Рупор чего? Режиссер – рупор самого себя. Потому что режиссер с помощью спектакля показывает устройство человека и мира. Как говорил Николай Васильевич Гоголь, театр – такая кафедра, с которой можно сказать много добра людям. Но сам Гоголь притом занимался, как вы знаете, и чертом, и грехами человеческими. Это, по сути, и есть работа художника, работа автора и режиссера в театре – распознать тайны человека. А во-вторых, сделать это увлекательно, заразительно. Сделать так, чтобы это было зрелищно, эффектно или без эффектов, но трогало душу, воспитывало в человеке сочувствие чужой беде. Но сегодня в театре восторжествовали и другие тенденции.

– Тенденции к развлечению?

– Развлекать тоже можно и нужно. Да, человек идет в театр, чтобы получить удовольствие и, может быть, отвлечься от обыденной рутины. Но это не значит, что театр должен быть только таким. Раньше была такая формулировка, что театр должен «развлекать, поучая» и «развлекая, поучать». Но буквально поучать – это же назидательная публицистика, часть пропагандной кампании, это не мой путь. Вот смотрите, был Брехт, крупнейший драматург, великий мастер театра. Он говорил о борьбе с фашизмом и сам был примером антифашистского служения. Сегодня в репертуаре наших театров его практически нет, может быть, где-то есть, но он почти исчез из нашего сегодняшнего сознания. Потому что его форма слишком публицистична, прямолинейна, иногда, правда, это нужно, в определенные моменты нашей истории. Я не люблю в чистом виде такой политический театр, который мы имели в 20‑е гг., когда театр частенько работал на прямой агитке. Нельзя сказать, что такой политический театр не нужен, это тоже заблуждение, некий снобизм. Но также убежден: театр аполитичным быть не может! Вспомним русскую классику в драматургии: «Борис Годунов» А.С.Пушкина, где тема «народ и власть», «Горе от ума» А.С.Грибоедова, «Ревизор» Н.В.Гоголя, «Бешеные деньги» А.Н.Островского и многие другие произведения, они же все политичны! И даже пьеса А.П.Чехова «Дядя Ваня», она о том, что люди на уровне семьи оказались в страшной вражде и дошло у них до выстрела. Чехов умер в 1904 году, а через полтора десятка лет началась Гражданская война в России, и отец пошел на сына, сын на отца и брат на брата. Писатели ставят нам диагноз, к которому мы не прислушиваемся и пропускаем часто мимо ушей. Я уже не говорю о Достоевском с его «Бесами», «Преступлением и наказанием», это вообще прогноз Октябрьской революции, Большого террора. Русская культура сумела замечательно всю эту проблематику соединить с миром характеров, с сюжетами истории. Главная миссия театра поэтому – заставлять думать, своей игрой преображать человека, тащить его к восприятию нового на основе пережитого и осмысленного.

– Над чем работаете сейчас?

– Сейчас ставлю спектакль «Амадей» по пьесе Питера Шеффера, премьера будет 12 марта, и она посвящена Олегу Табакову. Этот спектакль я ставил когда-то во МХАТе при Олеге Николаевиче Ефремове, и он шел около 30 лет!.. Мы делаем свою версию в память о великом артисте.

– Вы как режиссер прислушиваетесь к мнению актеров?

– Надо спросить актеров, а не меня. Мое дело – навязывать режиссерское художественное решение творческому коллективу, с которым я работаю. Но навязывать не с помощью приказа, давления или каких-то интриг… Вот если удается увлечь, тогда все будет прекрасно. Потому что театр – это дело коллективное. Я знаю, чего я хочу. И этим просто обязан увлечь своих коллег. Более того, бывает, что ты вроде знаешь, чего хочешь, но еще интересно, когда иногда ты не полностью знаешь, чего хочешь, приступая к работе. Когда не знаешь, становится важно уметь раскапывать, придумывать, что-то открывать в самом процессе постановки. А давать простые указания артистам: повернись направо, пройди прямо, шаг влево-вправо – это идиотизм. Для того чтобы увлечь, необходимо доверие ко мне со стороны актеров, они должны, открыв рот, сначала слушать, что я говорю. А потом соглашаться. В этом моя профессия. Бывает, не соглашаются, тогда я стараюсь их переубедить. Как правило, это удается. Или, если я не смог их переубедить, они начинают придумывать что-то свое и предлагать. И, конечно, мое профессиональное право подключать к своему режиссерскому решению их предложение. Я в этом смысле на репетиции делаю все, чтобы они были раскрепощенные в полемике. У нас актеры и режиссер слышат друг друга, даже если дискуссия иногда идет на повышенных тонах. Мы все равно движемся единой командой к главной цели. Но сегодня, работая 37 лет в своем театре, я имею труппу, которая меня понимает с полуслова! Нам настолько легко и просто дается сложнейшая постановка, что часто я сам удивляюсь скорости взаимопонимания. Хотя бывают и тупики, бывает, что-то не получается, сразу нервы, но это все нормально. Когда-то Александр Ширвиндт пошутил, что театр – это «террариум единомышленников»! Но в Театре у Никитских ворот никакого террариума никогда не было и не будет, а единомышленники были, есть и будут, пока я жив!

– Недавно председатель Союза театральных деятелей РФ Александр Калягин заявил, что остается проблема дефицита актерских кадров, так как с 2019 года институты культуры в регионах лишили лицензий на учебные программы по подготовке артистов. Ваш театр испытывает проблему дефицита молодых артистов?

– Нет! Сегодня много молодых и талантливых. В нашем деле все решает талант, не нахрап и наглость, а именно талант. Не амбиции и гонор, хотя они тоже должны быть, но не на пустом месте. Первые два года, кто бы ни пришел со своим гонором и талантом, он становится нашим и вливается в общее дело или сам отпадает, без моего увольнения. Как ракушки от борта линкора. Что-то кому-то может не понравиться, бывает у талантливого артиста и скверный характер. Меня поразили некоторые молодые актеры последних лет, которых я принимал с раскрытыми объятиями, давал им главные роли, а кто-то из них вдруг приходил, садился на стул напротив и говорил: «Марк Григорьевич, я хочу попробовать себя в другом. Я больше не могу. Вы меня извините и не обижайтесь, ради бога!» В таких случаях я пытаюсь обычно донести, что это безумие – потерять театр! Его можно потерять в одну секунду, а вернуться получится вряд ли! Крепостного права у нас нет, но то, что называется «служение», иногда у иных молодых отсутствует. Что ж, туда им и дорога! Театр – дело кровавое. Но и большое счастье!

– А куда уходят? В кино?

– Чаще в кино. У актера появляется какое-то видение себя в другой реальности, деятельности. Может быть, этот актер по-своему и прав. Таких людей я сам не задерживаю. Великий режиссер Георгий Александрович Товстоногов при мне, когда к нему приходили с заявлениями великие артисты, ни минуты не думая, брал ручку и подписывал. Да, это неприятно, да, испытываешь ярость, обиду, но актер должен сам выбирать свой путь, ценить и понимать, ради чего он живет, какой профессии, какому делу предан. В каком, наконец, театре ему выпало счастье творить искусство! Не понимает? До свидания. Уйти – это право артиста, я не могу его заставить остаться, он живой человек и у него есть свои аргументы. Артисты говорят в открытую: «Там мне будут больше платить». И я это тоже понимаю, у них семьи, дети. Поэтому и уходят в кино, там больше гонорары, зарплаты. Поэтому кино сегодня – это разрушитель театра. Театр по сравнению с кино нищий. Как бы я ни пытался увлечь театром актеров на репетициях, все равно в мыслях у них вопрос денег, одним творчеством сыт не будешь… К сожалению!

– В конце 2019 года – Года театра – теперь уже экс-министр культуры Владимир Мединский говорил о создании специального департамента, который будет заниматься вопросами развития театра в структуре Минкультуры РФ. Нужен ли орган, регулирующий деятельность современного театра?

– У меня каждый год – Год театра! (Улыбается.) Про новый департамент я не слышал. У нас есть Департамент культуры г. Москвы, где работает отдел по работе с театрами. Лично я не вижу необходимости нового органа. Хотя… Кто знает?.. Вообще России нужна театральная реформа, нужен другой закон о меценатстве. Причем они должны приниматься в одном пакете, во взаимодействии друг с другом. Вопрос о финансировании театров остается самым главным и сложным. Потому что по части поддержки и финансирования становится с каждым годом все хуже и хуже, хотя обещаний и всяких решений было много. Видите ли… Я руковожу государственным театром, это означает, что государство меня поддерживает. Против государства по этой причине я выступать не могу. Но я еще должен служить истине, человеку, живущему в государстве. Но… «Государство дает деньги» – это же абсолютно неверная формулировка, это же на самом деле не государственные деньги, а деньги налогоплательщиков. Это деньги народа, которые распределяет государство в сфере культуры. Чиновник же думает, что деньги мне дает он, но, по сути, эти деньги дает сам зритель, та масса, которая нуждается в таком виде искусства, как театр. При этом государство нам еще подсказывает, что деньги выдаст только в том случае, когда театр будет поддерживать его точку зрения. Каждый чиновник, прежде чем выписать театру субсидию, должен понять, что его подпись дана ему на право распоряжаться народными деньгами, не его личными. Финансирование – это очень сложный вопрос. С одной стороны, мы в нем нуждаемся, от него зависим, с другой стороны, мы ответственно хотим свободы наших художественных изъявлений. Нам говорят: «Зарабатывайте сами». Но прекрасный зал на двести мест даже в нашем успешном, аншлаговом театре не в силах в полной мере нас обеспечить. Бывают моменты, когда приходится просить и на зарплату, приходится идти с протянутой рукой. Принцип «одному бублик, другому дырка от бублика» считаю неверным.

Именно поэтому я и поддерживаю не видимость, а реальный закон о меценатстве. Он бы помог решить проблему финансирования. Я считаю, что система государственных театров – это сокровище нашей культуры. Но нужно это сокровище подчинить интересам театра, а не каким-то другим… Я имею в виду то, что в советское время называлось администрированием искусства, попытку очередной бюрократизации живого театрального творчества.

– Как вы относитесь к тому, что талантливые артисты поддерживают своих детей? Я знаю, что ваша дочь Александра Розовская – актриса. Но она играет не в вашем театре, а в РАМТе.

– Могу сказать, что Саша сама добивается всего. Никогда не просит помощи. Более того, я бы и хотел ей помочь, но она меня боится как огня, вдруг ее кто-то попрекнет сторонней помощью? (Смеется.) Здесь у нее мой характер, и это похвально! Говорить о талантливых детях надо очень осторожно, потому что талант – величина, не подлежащая измерению. Например, можно ли судить Константина Райкина за его деятельность, он талантище, блистательный актер! Его отец был вообще гением. Кто-то, может, и пользуется положением своих родителей, но талант – это самостоятельная единица. А блат – постыдное дело. Благодаря блату в творческой профессии задержаться невозможно.

– Марк Григорьевич, на ваш взгляд, должна ли быть какая-то фиксированная цена на билеты по Москве? Как формируется эта цена? Например, билет в Театр Наций на «Дядю Ваня» в кассе стоил недавно 20 тысяч рублей, у агрегатора – до 30 тысяч рублей. В Большой театр на «Щелкунчика» в кассе до 15 тысяч рублей, у агрегатора – до 100 тысяч рублей.

– Агрегатор – это кто? По-русски спекулянт? Перекупщик? Перепродавец?.. Это огромная проблема, каждый театр свободен решать ее по-своему. Ответ тех людей, которые за большие деньги продают свои билеты, таков – покупают! И на это ничего не скажешь, не поспоришь с этим. Но мы же живем в России. Если бы у нас средняя зарплата была 200-300 тысяч рублей, даже за 10 тысяч рублей можно раз-два в месяц сходить в театр. Но таких зарплат нет! Сумасшедшая цена ведет к расслоению общества, а расслоение приводит к ненависти. Бедные будут ненавидеть богатых, богатые презирать бедных, начинаются зависть, раздор, потеря части зрителей, истовых театралов… Беда!

В нашем театре цены абсолютно приемлемые, доступные для народа. Лично я каждый день отслеживаю сводку ценоформирования, где много тонкостей. Например, во вторник дешевле, чем в субботу. Также предусматривается коллективное посещение, когда в театр идут всем классом школьники, студенты компанией, ничего плохого. Мы также проводим театральную «Ночь в театре». Практикуем постановки на разных площадках города. Приезжаем играть в спальные районы Москвы, делаем цены ниже, чем на центральной площадке, к тому же Москва разрослась, не всем удобно приезжать в центр. Однако гастроли полноценные сейчас редкость, дорого все – дорога, проживание… А желание ездить огромное. Откликнемся по первому зову!

Лидия ДРОНОВА