Мария Васильковна. Тайна «Слова о полку Игореве». Часть 5

Кружева имен – реальность или иллюзия? Я писал уже, что с помощью компьютера в тексте «Слова» нашлось больше сотни «акростихов» с именем «Мария», которые расположились друг от друга на таком расстоянии, будто помечают страницы исчезнувшей древней рукописи (приблизительно через 600 знаков, так как страница гипотетически имеет 20 строк по 30 знаков в каждой).

Окончание.Начало в №№ 4-7, 2004 г.

И как только принтер вывел на бумагу эти результаты, стало ясно… что ничего не ясно. Я сделал небольшую книжечку-реконструкцию «Слова», где на каждой странице красными буквами значилось имя «Мария». Потом я ее многим показывал, в том числе специалистам-палеографам, ученым, изучающим древние рукописи. Все удивлялись, но объяснить это странное явление никак не могли. Что это такое? На что похоже? Для чего и кем придумано? «Не знаю, – говорил я, – во всяком случае, это сделал не я».

Не скрою, меня тоже мучили эти вопросы, да и сейчас (хотя прошло уже несколько лет) продолжают мучить. Настоящего объяснения ведь нет, хотя есть, конечно, некие идеи, гипотезы. Вся беда в том, что мы имеем дело с совершенно уникальным произведением. Для физика, например, важна воспроизводимость эксперимента, для историка, для археолога необходимо найти РЯД явлений, объектов одного и того же типа. Если этого нет – все наши умозаключения вынужденно считаются гипотезами.

А здесь… невозможно было даже предложить какое-то реалистичное и непротиворечивое объяснение. Речь шла о каких-то статистических закономерностях, о цифрах, которые никому и ничего не говорили. Да, статистические отклонения, ну так что же? Что это означает? У Камю в романе «Чума» есть такой эпизод: жителям города сообщают, что количество заболевших и умерших от чумы, скажем, 15 человек. Но жители никак не могут это оценить: город-то большой, может быть, в нем ежедневно умирают столько людей… Может быть, отклонения, которые мы получили, исследуя «Слово», вполне нормальны, часто встречаются? Или – редко, но нам-то какое дело: раз встречаются, значит, это, может быть, как раз тот редкий случай. Вот это и есть объяснение. Разве мало в мире редкого? Например, каждый раз, когда разыгрывается лотерея, главный выигрыш в ней имеет вероятность 1/1000000. Но этот «редкий» номер обязательно кому-то выпадает!

Притом моих собственных математических познаний не хватало, чтобы количественно оценить степень редкости (ведь где-то, начиная с вероятности 1/10-14, событие уже становится невозможным). Я надеялся, что дальнейшее изучение текста приведет к каким-то новым открытиям, новым совпадениям и все сомнения отпадут сами собой. Так практически и произошло.

Как-то привелось мне зайти в букинистический магазин в Театральном проезде. И там я купил факсимильное переиздание мусин-пушкинского издания «Слова» 1919 г. (то самое, о котором еще Чивилихин писал, что сначала принял его за подлинник). Оказалось, это еще интереснее самого подлинника. Дело в том, что в конце книги приводилось описание бумаг А.Ф.Малиновского, относящихся к «Слову». Это описание сделал профессор М.Сперанский. Самих бумаг я так и не увидел и даже не уверен, что они дожили до наших дней. Но Сперанский очень подробно все описывает и даже приводит две фотографии. Одна из них особенно интересна.

На ней – переписанный текст начала «Слова». Перед каждой строчкой стоят две черточки: //. Не означает ли это, что текст передается строчка за строчкой? Действительно! Что еще может обозначать этот рукописный знак?

Это очень важно. Ведь в первом издании скорее всего (и мы об этом уже говорили) длина строки нарушается. А если на этой маленькой страничке А.Ф.Малиновский передает строчки так, как они были в подлинной рукописи, то предположение Сумарукова, что средняя длина 20-30 знаков на строку – ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ. И это – оцените сами – очень сильный аргумент.

Страничка из бумаг Малиновского заканчивается словом «рокотаху». В этой части нет ни одного имени «Мария». Ах! Если бы оно там было! Все, возможно, было бы уже сразу полностью доказано! Но имя «Мария» начинается со следующей строчки:

Начинается, как видите, с 6-го знака. То есть «тайнописные знаки» Сумарукова – вовсе не акростихи, а то, что в поэтике называется месостихи или лабиринты. И действительно, трудно предположить, что какой-нибудь древний стихотворец будет прерывать строки в середине слов на согласных перед гласными, только с целью получить акростих, как это предполагал Сумаруков. Даже при достаточно свободных переносах в старинных текстах.

И тут важно даже не то, рассматривал ли Автор «Слово» как поэтический или прозаический текст. Или его нужно рассматривать как ритмизированный «предпоэтический» русский язык – ведь русской поэзии в XII веке еще нет. Возьмем, к примеру, «Киевскую псалтырь», написанную век спустя – никаких переносов перед гласной (например, МАР-ИЯ) там не найти. А ведь как иначе может быть построен акростих со словом «МАРИЯ»? Буквы «А» и «И» должны быть обязательно. И у Сумарукова, и в сотне моих вариантов они далеко не всегда встречаются в начале слова.

Если же верить в то, что листок из бумаг Малиновского в действительности сохраняет особенности написания подлинной рукописи «Слова о полку Игореве», то такие переносы вообще не должны встречаться. То есть не акростих, а месостих: вот наш вывод.

Заметим, что слово «МАРИЯ» в приведенном выше тексте образует как бы уголок. Если перед нами месостих, то скорее всего это не случайно: что-то это да значит. Что? Может быть, это наконечник стрелы? Тогда сама стрела – это строчка «Игоря же истягну ум крепостию». То есть Мария вдохновила Игоря на ЕГО поход? Нет! Скорее Мария хочет вдохновить Игоря на НОВЫЙ поход, вместе со всеми князьями… И, кстати, становится понятным ряд метафор этого отрывка. В переводе это звучало бы так. «Который НАТЯНУЛ ум КРЕПКОСТЬЮ своею, и ЗАОСТРИЛ сердце мужеством, и НАПОЛНИЛСЯ ратного духа». Один исследователь трактует «ум» как «уд» – и далее прямо по Фрейду. Вольно ему. Мне же думается, что метафоры взяты из техники стрельбы из лука: натягивается тетива, вкладывается острая стрела и – перед выстрелом – делается глубокий вдох. Кстати, интересно, современные лучники делают глубокий вдох перед выстрелом?

Подобные «уголки» разбросаны по всему тексту, причем направлены они в обе стороны: вправо и влево. Почему? Оставим это пока без ответа…

Впрочем, признаюсь, что, в общем-то, такая трактовка этого кусочка не выглядит абсолютно убедительной. Необходимо найти более надежные аргументы. Я приступил к поиску. И этот поиск так и не закончился и по сей день…

То ли лебедь, то ли крест

В III веке н.э. в Риме жил поэт Оптатиан Порфирий, который свободно владел всеми тремя типами стиха (акростих, месостих и телостих, где слова составляются из последних букв строк). Он прославился также своими комментариями к Горацию.

Вот что о Публии Оптатиане Порфирии пишет Мережковский: «Написал он на своем острове поэму в прославление императора центонами из Вергилия: отдельные стихи древнего поэта соединялись так, что выходило новое произведение. Этот головоломный фокус понравился при дворе: Оптатиан угадал дух века.

Тогда приступил он к еще более удивительным фокусам: написал дифирамб Констанцию стихами различной длины, так что строки образовали целые фигуры, например, многоствольную пастушью флейту, водяной орган, жертвенник, причем дым изображен был в виде нескольких неравных коротеньких строчек над алтарем. Чудом ловкости были четырехугольные поэмы, состоявшие из 20 или 40 гекзаметров; некоторые буквы выводились красными чернилами: при соединении красные буквы внутри четырехугольников изображали то монограмму Христа, то цветок, то хитрый узор»…

Мария Васильковна могла прекрасно знать поэзию Оптатиана Порфирия и читать в подлиннике. Она ведь была автором не только «Слова о полку», она – в истоках самой русской поэзии, она создавала ее формы, до тех пор не существовавшие. Детство Мария провела в Византии. И вот что мне подумалось: ведь знаем мы о Марии, вообще о прошлом, так мало! Ведь ничто не мешает предположить, что Мария Васильковна осталась в Византии, скажем, лет до пятнадцати или даже семнадцати! Конечно, тогда уж не было бы никакого повода удивляться влиянию на нее Гомера, отмеченному Вяземским и теперь вот А.А.Гогешвили, а также тому, что «Слово» написано месостихами.

И почему бы не поискать узорных стихов с разными длинами строчек, как у Оптатиана?

Месостих существует по сей день. Вот стихотворение современного русского поэта Валентина Загорянского (это псевдоним композитора Глеба Седельникова), посвященное Марине Цветаевой.

Не правда ли, удивительное поэтическое творение! И, думаю, имеющее немалую поэтическую ценность. И опять же – МАРИНА, МАРИЯ – одно и то же. «На трон нанят канун!» Канун. Так неужели же два имени Мария-Марина ограничивают, как гранит памятной доски, рождение и надгробие, начало и конец русской поэии – нет, не может быть!..

Снова и снова я просматривал находки Сумарукова. Должны они что-нибудь подсказать! Но, к несчастью, зародили лишь сомнения. Сумаруков ведь исследовал текст, записанный уже по-современному. Оказалось – выделенные им краестрочия, если записать их по-древнеславянски, будут содержать орфографические ошибки: слово «сестра» будет записано с ятью, тогда как там должно быть обычное «е», слово «сие», наоборот, по-старинному пишется с «i», а у Сумарукова получается – обычное «и». (Я уж не говорю о том, что Мария обычно пишется по-древнеславянски с i, но об этом мы уже говорили; в Древней Руси писали и с «и»).

Еще не веря этому обескураживающему результату, я пролистал текст поэмы до той страницы, где Сумаруков нашел «краестрочный текст» (теперь я это пишу в кавычках!): «сие писа сестра» перед строчкой «Брячислава ни другого Всеволода». Очередная «Мария» оказалась от этого «текста» на расстоянии 15 знаков, то есть почему-то сдвинутой на половину строки. И тут меня осенило!

Если расположить буквы «сестра» и «Мария» по вертикали в середине страницы, то строка «брата Брячислава ни другого Всеволода» составит перекладину креста! Такая удивительная красивая картинка из букв уж точно не могла бы появиться случайно. Но как быть с ятью? И тут компьютер подсказал вариант «сестры» с буквой «е» и очень ровными строчками.

Потрясающе! То ли крест, то ли лебедь… А может быть, лук со стрелой? Лебедь – образ, широко используемый в «Слове», символизирующий женское начало. Но также – половцев, а потому несколько неуместный. Крест – также не очень подходит в силу известного «нехристианства» автора «Слова о полку Игореве». Остается – лук, но где же острие стрелы?

Да, такие «картинки» случайно не возникают… 5 знаков вниз, 5 вверх, и – строчка, полная глубокого смысла. Мы ведь не забыли еще, что Брячислав и Всеволод и в действительности – братья Марии Васильковны? Оптициан Порфирий с его цветками и хитрыми узорами торжествует? Сумаруков все-таки прав, и в тексте «Слова» зашифровано (хоть и не краестрочиями) имя автора: «Сестра (брата) Брячислава ни другаго Всеволода, Мария»? Похоже, теперь сомнений в этом не остается… Или все еще остались?..

Я уже писал, что все вертикальные тайнописные «МАРИИ» располагаются группами, гнездами. Это можно объяснить так. Если есть одна «МАРИЯ», то появление другой, так что одна или две (или даже три и четыре) буквы совпадут, имеет большую вероятность, чем если бы первой «МАРИИ» не было. В самом деле: для этого нужно, чтобы рядом оказались не пять нужных букв, а всего четыре, три, две или тем более одна. Это понятно. Но в реальности получается, что «МАРИИ» липнут друг к другу, даже если никаких общих букв у них нет. И не один раз, а в десятках случаев! Вот пример:

И вот другая «МАРИЯ», которая НАКЛАДЫВАЕТСЯ на эти же строчки (с некоторым сдвигом вниз по тексту):

Таких «совпадений» я насчитал НЕ МЕНЕЕ 15. То есть речь должна была идти о явлении, которое нужно уметь объяснить. Я хочу подчеркнуть, что дальнейшие мои попытки соединить некоторые буквы в своего рода картинки в «пространстве» текста, превращающие поэтические лабиринты в кружева из выделенных букв (из имен Марии и Святослава), не были какими-то произвольными играми с текстом. Сначала я наткнулся на явление прилипания одних «МАРИЙ» к другим. И пытался найти другие объяснения. Моя первая мысль была как раз совсем не о древневизантийских картинках из букв. Я решил, что, наверно, вообще в любом тексте одинаковые буквы имеют тенденцию сближаться друг с другом. Если это так, то все объяснялось бы. И первое, что я попытался сделать, – проверить, действительно ли буквы в любых текстах «притягиваются». Оказалось, совсем нет! Даже наоборот!

Ведь, например, когда мы пишем какой-нибудь текст, мы избегаем ставить рядом одинаковые слова. Оказывается, та же тенденция отталкивания (а не притяжения!) есть и в случае более мелких единиц, в частности букв.

Здесь я не хочу подробно писать об этих незаконченных исследованиях. Тем не менее считаю это направление изучения текстов чрезвычайно важным. Но я проверил только несколько текстов на современном русском и на старославянском. Тенденции, которая бы напрямую объясняла явление «сдваивания» «МАРИЙ», я не обнаружил. И все-таки здесь есть некая здравая мысль. Хотя мы и стремимся не ставить рядом одинаковые слова, но если мы постоянно думаем о чем-то (даже не замечая этого), то это слово постоянно будет незаметно для нас самих появляться в тексте. При этом «цензура» (психологическая) может его искажать, перевертывать, разбивать на буквы и, возможно, расставлять эти буквы так, как будто они идут по вертикали в тексте. Причем очень возможно, что читающий текст человек всю эту круговерть букв воспримет также минуя сознание. Своего рода 25-й кадр!

Я, например, прокрутил на своей компьютерной программе текст внушения гипнотического состояния из руководства по гипнозу. Обнаружилось огромное количество «вертикального слова» «СОН». А читаешь подряд – вроде не видно! Так оно и должно быть: тексты, которые попадают в наше сознание, минуя контрсуггестивные (противостоящие внушению) механизмы осознавания, обладают особой силой внушения.

Мне одно время даже казалось: дайте мне достаточно длинные тексты, и я смогу по отклонениям частот вертикальных текстов установить имя автора! Но нет. Близко, но не получается. Иными словами, мне НЕ УДАЛОСЬ найти яркие подтверждения того, что если имя автора «Мария», то оно, как эмоционально-значимое для автора, должно увеличивать частоты «вертикальных», «тайнописных» (в данном случае – тайнопись для самого автора!) слов «МАРИЯ». Возможно, в этом направлении еще можно искать. Но пусть этим займутся криминалисты, политтехнологи, врачи-гипнологи и разведчики. У меня ничего не получилось. Осталось одно: объяснить так называемую тайнопись СОЗНАТЕЛЬНЫМ замыслом автора «Слова о полку Игореве». И вот тогда только и возникли картинки (их можно назвать изографы, изо -изображение, графо – пишу; я буду пользоваться этим термином без кавычек).

Вышеприведенный пример превратился в следующий изограф:

Два слова «МАРИЯ» на этом изографе не имеют ни одной общей буквы. Вот почему они «притянулись» друг к другу: такова была просто воля автора (вот только неизвестно – самой ли Марии Васильковны; по ряду причин можно предположить также, что необходимые изменения в тексте сделал другой соавтор, причем гораздо позже, может быть, даже через сто лет).

Теперь я приступил к прямому поиску изографов. И вот –

Что это? Падающий сокол? Древо? Человек с поднятыми вверх руками?

Может быть – плакальщицы (жены русские)? Ведь ритуальные плакальщицы даже на древнеегипетских барельефах – с поднятыми руками к небу… Какой рисунок сопровождал изограф и где и как это делалось? Вопросы без ответа. Но смотрим дальше.

Эти изограммы, очевидно, изображают двух соколов. Это – символы двух русских князей-рюриковичей: Игоря и Всеволода Святославичей. Кстати, если сокол – символ русского князя, то лебедь – символ половецкой княжны: охота соколов на лебедей, с чего и начинается «Слово о полку Игореве», символизирует свадебный поезд.

Само имя «Рюрик» происходит, по мнению историков, от «ререг» – это вид охотничьего сокола. В тексте: «То не буря соколов занесла через поля широкие…» и «Один свет-светлый ты, Игорь, оба мы святославичи!». Крылья соколов (и в летящем горизонтально, и во взлетающем) состоят из шести «Р». Очевидно это – шестикрыльцы. Знатоки поясняют: некоторые, особенно породистые соколы, когда летят, снизу, на просвет, кажется, машут шестью крыльями. И об этих шестикрыльцах сказано в поэме, в златом слове Святослава: «Шестикрыльцы не худшего гнезда», – говорит Святослав о каких-то князьях…

Изограф здесь, как вы видите, – своего рода повторение, странная иллюстрация к поэтическому тексту. И мне кажется, эти две птички у любого скептика способны развеять все сомнения: как такое могло произойти, чтобы вдруг два одинаковых рисунка оказались рядом, да к тому же повернутыми друг относительно друга на 90о?! Конечно же, это не может быть случайностью: нужно очень много работать с текстом, чтобы придумать такое.

Имени «Игорь» в изографах НЕТ. Зато есть «Святослав» – видимо, имеется в виду муж Марии, Святослав Всеволодич. Особенно интересен тот изограф, где рядом имя «Мария» и «Святослав»:

Текст изографа в данном случае трудно напрямую сопоставить с изображением. Но в серединке – строчка «и града Чернигова отня злата стола». О чем здесь идет речь? Ведь Всеволоду, князю маленького Трубчевска, быть в Чернигове полагается после старшего брата Игоря. Если Всеволод становится Черниговским князем, то куда деваться Игорю? Вопрос не на засыпку, так как ответ очевиден: Игорь должен будет занять стол в самом Киеве. Таким образом, в этой маленькой, едва заметной НАМ, но очень многозначительной для современников строчке – обещание, что Игорь Святославич будет объявлен наследником Святослава Киевского. И к этой строчке приложен изограф как своего рода печать, знак княжеской четы – Святослава и Марии.

Игоря называют Новгород-Северским князем. Это верно, он был таковым в 1185 году, в момент похода (битвы, поезда, одним словом – «полка»). Но потом Игорь Святославич стал Черниговским князем, то есть поднялся на ступень выше. И князем в Киеве он тоже мог бы стать, так как его отец, Святослав Ольгович, был одно время, правда, не слишком долгое киевским князем. Согласно правилам наследования, князь, отец которого не занимал киевский престол, не мог сам быть киевским владыкой. Но Игорь Святославич – мог.

Марии в 1185 году было приблизительно 60 лет, Святославу – 65. И он, и Мария не могли не понимать неумолимого закона жизни: пройдет еще не так много времени, и долгое княжение Святослава подойдет к концу. Кто займет его место? Этот вопрос не мог не задавать себе престарелый мудрый князь и его великая жена Мария. И после долгих размышлений они, как я думаю, остановили свой взор на младшем двоюродном брате Святослава – тогда еще Новгород-Северском князе Игоре. Тут-то и произошла непредвиденная катастрофа с пленением Игоря Гзой, гибель войска, набег половцев на русские селения… Мария со Святославом понимали, что в настоящее время Игорь, выкупленный Кончаком, находится в зоне его влияния. Кончаку выгодно заключить прочный союз с Игорем против всех русских князей, даже против самого Святослава. Если это произойдет, думали они, Ярослав Черниговский непременно примет их сторону… И притом Игорь почему-то не бежит из плена, хотя, как сказывают, может это сделать. Может быть, он уже решил войти в союз со своим другом и будущим сватом? Этого союза, понимали они, никак нельзя допустить – это означало бы начало новой войны между русскими князьями. Вот почему намек на возможность будущего киевского княжения Игоря и черниговского стола для Всеволода был важным дипломатическим ходом. И этот текст, по-видимому, должен был быть в составе послания Игорю от Марии, то есть в первой редакции «Слова» (в которой не было еще описания бегства Игоря и которая кончалась плачем Ярославны). Гипотезу о таком «послании» я пытался обосновать раньше (см. «Учитель года» № 7, 2004 г.).

Между тем «печать» Марии и «печать» Святослава обнаруживаются также и по отдельности! «Печать» Марии – на гимне подвигам Святослава. «Печать» Святослава – на его сне.

С удивлением замечаем, что «крест» Марии и «полумесяц» Святослава «в сумме» дают знакомый нам уже: «крест и полумесяц» в зеркальном отражении! Как это все объяснить?

Очевидно, что изографы – не тайнопись, а средство УКРАШЕНИЯ текста, элемент художественного языка. Но тогда они должны ЧИТАТЬСЯ, каким-то образом выделяться из текста. Должно быть ясно, что именно они значат. Как это было сделано – вот вопрос вопросов! Никто из древних русских авторов никогда не раскрашивал произвольные буквы в красный цвет, как это делал Оптатиан. Нет, они, наверно, выделялись как-то иначе.

Прозрачная книга – призрачная книга

Сначала мне казалось: должен быть рисуночный фон. Я просмотрел множество рукописей и того времени, и созданных гораздо позднее – ничего подобного нет. Есть тексты, вышитые на ткани, но и там никакого фонового рисунка нет. Увы.

Однажды я попал на выставку замечательного ростовского художника Леонида Феодора в Архангельском. Я оказался в странном мире, где не было картин, но были раскрашенные деревянные куклы, князья, Ярославна, языческие боги, а это кто? Святослав (какой смешной!), а на обратной стороне – Мария. Какой-то примитивный, но очень не детский мир, очень серьезный, почти обрядовый, ритуальный. Куклы, привешенные к потолку на веревочках, медленно поворачивались. Казалось, происходит какое-то дивное языческое действо…

С одной стороны… с другой…

И тогда меня осенило – филиграни! Да, рисунок (фон) был, это – ВОДЯНЫЕ ЗНАКИ, видимые с двух сторон! Отсюда – и зеркальность некоторых изографов. А если так, то один из первых экземпляров «Слова» был написан на бумаге! Значит, нужно вспомнить историю «бумажной» книги на Руси.

Я думаю, читатель знает, что самые первые книги, например, веке в десятом, писались на специально выделанной коже. Бумага пришла с Востока и сначала распространилась в арабском мире. Все арабские рукописи, кстати, были написаны на бумаге.

Затем приблизительно в XII веке (дата Игорева похода -1185 год) бумага получила распространение в Византии. Называлась та, первая, очень грубая бумага – бомбицина. Она толста, желтовата, волокниста. Славянских рукописей на ней не найдено, но это не значит, разумеется, что их не было вовсе. Есть, например, югославские рукописи, почему бы не быть и русским?

На бомбицине никогда не встречаются специальные водяные знаки, есть лишь полосы, горизонтальные и вертикальные, связанные с технологией ее изготовления. Зато известно, что уже с XIV века распространяется итальянская и французская бумаги, на которых почти всегда были водяные знаки. Почему бы не предположить, что в середине этого периода, а именно в конце XII века на Руси (очень тесно связанной с Европой) не делались опыты по созданию бумаги по новой технологии с водяными знаками? И что «Слово» впервые было написано именно на такой бумаге? Тогда водяные знаки на первоначальной рукописи «Слова» должны быть обязательно. И древний поэт-художник, автор «Слова» (возможно, та же Мария Васильковна) могли попытаться СОЕДИНИТЬ рисунок и ПОДСВЕТКУ, идущую от водяного знака, светящиеся изображения и тексты, высвечивающие имена, например, автора!

Правда, ничего подобного ни в каких других рукописях (их так мало!) того времени мы не видим. Однако ведь и те сугубо поэтические «новости», вовсе не гипотетические, которые все видят в «Слове», – они тоже уникальны! Хотя, конечно, сейчас уже вряд ли можно сказать, что «Слово о полку Игореве» – одиноко стоящий памятник древней русской литературы, есть и многие другие произведения, они составляют целый том (4-й том «Библиотеки литературы Древней Руси», издательства РАН). Но все-таки никто не возражает: во всем этом томе не найдется ничего подобного «Слову» с его великолепной аллитерацией, с его метафорами, символами, глубочайшим подтекстом. Поэтому, как бы ни было удивительно предположение о «светописи» в первоначальной рукописи «Слова о полку Игореве», оно не более невероятно, чем сам факт существования этого произведения со всеми его красотами.

Признаю, в этих рассуждениях слишком много «если». Но ведь можно предположить, что филиграни-изографы появились гораздо позже, лет, например, через сто. Например, в тот момент, когда «Слово» оказалось вновь актуальным – в эпоху разрыва Александра Невского с западниками Андреем Владимирским и Даниилом Галицким (о чем пишет в своей книге «В поисках вымышленного царства» Лев Гумилев. Тогда неизвестный соавтор Марии мог заново «перелицевать» текст. Тогда мог и создать эти удивительные филиграни – своего рода световые пятна, подчеркивающие те или иные, особенно существенные строки и слова… Смотришь на страницу – НИЧЕГО НЕ ВИДНО. Чтобы что-то понять, нужно посмотреть ее на свет. Тот, кто не знает тайного «ключа», – ничего не поймет.

Похоже на то, что «светопись» – это единственное разумное объяснение изографов. Другого я, во всяком случае, не вижу, не представляю, хотя думаю над этим уже несколько лет (с того момента, как запустил компьютер с программой проверки идей Сумарукова, а это было еще весной 1998 г.)

И эту гипотезу, оказывается, можно проверить.

Страница первоначальной рукописи «Слова», согласно предположениям Сумарукова, содержала приблизительно 20 строчек в среднем по 25 знаков, итого всего около 400-500 знаков. Два нижеприведенных зеркально-симметричных «уголка», разделяет в тексте 432 знака, то есть с двух страниц листа они точно накладываются друг на друга.

И это не единственный случай точного совпадения расположения изографов с двух сторон листа, таких ТОЧНЫХ совпадений я насчитал пять!

Кроме того, «крест» совместился с «полумесяцем», еще один «уголок» совпал с «луком», видимо, обозначив острие стрелы (то самое, которое мы потеряли!) Остальные изографы (или правильнее теперь говорить – светографы?) почти все тоже совпали друг с другом, но это уже интерпретировать сложнее – оставлю на будущее. Можно лишь предположить, что в некоторых случаях (например, там, где два сокола) на изнанке был рисунок, который на просвет неожиданно вспыхивал некоторыми своими точками, как жемчужинками.

Свет. Изображение. Текст. Триада, столь характерная для древнерусского искуства. Позже, в XIV – начале XV века, появятся светоносные иконы Рублева, странно-синеватый отблеск фаворского света на «Преображении», напоминающие буквы башенки и деревья – фон «Троицы»…

А ведь прекрасная идея – соединить водяные знаки и текст. Может быть, и современным поэтам, и художникам попробовать создавать «светографические» книги? Ведь современная бумага – не бомбицина, а любителей играть словами немало. Только вот, боюсь, вряд ли когда-нибудь нам удастся сочинить что-либо совершеннее древней поэмы-картины, продолжающей раскрывать перед нами свои удивительные тайны.

И вот еще что мне представилось.

Возможно, было так. Однажды, листая и переворачивая страницы древней подлинной рукописи «Слова», Карамзин вдруг обнаружил нечто странное: какие-то буквы вдруг засветились, образуя необыкновенные картинки. Карамзин и Мусин-Пушкин были очень взволнованы этим открытием. Больше того, оно повергло их в шок: никак невозможно было о нем никому рассказать. Дело в том, что ширилась дискуссия о Тьмутараканском камне. Честь Мусина-Пушкина и так была под угрозой. И вот теперь еще эти несчастные светографические рисунки. Да кто ж поверит, что они были сделаны в древние времена? Что в рукописи XVI века вновь повторится та же удивительная поэтическая техника? И потом эта подозрительная «МАРИЯ» всюду. Что за Мария? Откуда Мария? Поэма-то явно не христианская.

Вот тогда и придумали они вдвоем схоронить тайну лет на 200. И «растворили» поэму, замаскировав ее под видом подделки (с помощью известного фальсификатора Бардина). И продали ее… И как только купивший (а это был Малиновский, который сразу сказал, как только увидел: «Она!») заявил о находке, сразу обрушились с критикой. Карамзин только вот сделал это даже слишком рано – еще и рукопись не увидал, а уже заявил, что подделка… «Прокол», конечно, ну да ничего – не слишком большой.

Следующее «погружение» в Древнюю Русь соединяет события несоединимые, разделенные десятилетием. В действительности бегство 19-летнего Игоря в одной ладье с Кончаком в 1180 году несовместимо с событиями 1169 года. К тому же в 1180 году Мария Васильковна была, наверно, уже далеко не так хороша, как десятилетием раньше, к тому времени уже постарел Ангел Золотые Волоса. Две ладьи, разъединенные десятилетием, плыли, видимо, по фантастической Лете. И все же нижесказанное привидилось мне как бы в едином подобии сна…

Не обвиняйте меня в незнании элементарных фактов. Но воспримите этот рассказ как символ, как предостережение. А может быть, это в памяти старой женщины уже многое перемешалось, кое-что стерлось, изменилось. Осталось же – главное, что и передала потомкам генная память, отразившаяся в моих снах. И я не хочу ничего в них менять.

Мария Васильковна – Ярославна

Прошло, доченька, много-много лет…

Умер князь Юрий Долгорукий, отец Андрея. И стал Андрей княжить в Северных Лесах… И мы вновь были союзниками против Рюрика Ростиславича. Помню берег и конь на берегу. И всадник на коне. Это князь Андрей. Вечер. Поднималась красная заря… Как старинный богатырь поднес он руку ко лбу, вгляделся в даль…

И мы отступали, наступали, снова отступали…

Наши лодки плыли довольно далеко одна от другой. Но вечером и ночью по воде звук передается так, что сказанное далеко кажется прозвучавшим рядом, здесь же.

– Будь мне братом, Кончак, будь мне другом, товарищем верным и близким на всю жизнь и на саму смерть, – говорил Игорь в дальней лодке.

– Мария, – говорил мне Андрей, – красавица, любовь моя…

– Я восхищаюсь тобой, князь Игорь, – отвечал Кончак, – ты для меня как солнце в небе, как луна в ночи, как полынь в степи, как…

– Мария, забудь обо всем, ты будешь моей – я так хочу.

– Кончак, породнимся! У меня есть сын – Владимир, у тебя дочь. Как зовут твою дочь?

– Мария, видишь этот кинжал, и как он сверкает в ночи? Если ты не согласишься, незачем мне жить!

– Ее зовут… по-русски это значит Свобода, князь. А много ли свободы на Руси, чтобы я отдал вам, русичам, свою дочь?

– Андрей! Андрей! Зачерпни воду правой рукой – испей… Теперь левой… Есть ли какая разница, Андрей? Мало ли женщин ты знал, Андрей? Много ли разницы между нами, не столько ли, как между водой с правой стороны и водой с левой стороны?

– Я сделаю Русь свободной, Кончак! Свободной и великой страной на многие годы, на многие века. Сильной и свободной! Я преломлю копие на границе Поля Половецкого, и установлю мир и счастье…

– Ты отказываешь мне, Мария. Твои слова мягки, как воск, но смысл их жесток… Мария! Мария! Я люблю тебя, Мария!

Мне показалось, что Андрей исполнил свою угрозу с кинжалом, но было не так – он кричал и стонал от боли, которую причиняла ему неутоленная страсть.

– Андрей! Андрей! Я не люблю, когда мужчина кричит, как роженица.

Кончак на следующий день встретился со Святославом, и мы с мужем, слава богам, были уже рядом. Накануне Кончак тоже все слышал. Обсудив все важные дипломатические проблемы, он посмотрел на меня, улыбнулся в свою иссиня-черную бороду и сказал Святославу:

– Князь Святослав, говорю тебе не по лжи, если будешь выбирать – княжение Киевское или жену твою, Марию, выбирай ее – она стоит Киева, она стоит целого мира.

– Хан, зачем говоришь ты это мне? Она и так – моя.

– Затем, что береги ее от напастей с севера… А и то, князь, давай меняться: я тебе – весь свой гарем, ты мне – одну Марию!

– С севера?.. Понимаю… Меняться? По рукам! Мария, пойдешь за Кончака?

– Как скажешь, государь мой.

– Нет, Кончак, пожалуй, не отдам я тебе женку мою. Таких покорных – поищи…

Стоял тут неподалеку и твой Игорь. Он смотел на меня во время этого разговора очень внимательно и глаза его не смеялись.

– А что, Мария, – сказал муж, – не возьмешь ли ты гусли и не споешь ли нам на прощание?

И я взяла гусли и запела.

О, СВЕТЛО СВЕТЛАЯ И ПРЕКРАСНО УКРАШЕННАЯ ЗЕМЛЯ РУССКАЯ!

МНОГИМИ КРАСОТАМИ ПРОСЛАВЛЕНА ТЫ:

ОЗЕРАМИ МНОГИМИ СЛАВИШЬСЯ,

РЕКАМИ И ИСТОЧНИКАМИ МЕСТНОЧТИМЫМИ,

ГОРАМИ, КРУТЫМИ ХОЛМАМИ, ВЫСОКИМИ ДУБРАВАМИ,

ЧИСТЫМИ ПОЛЯМИ, ДИВНЫМИ ЗВЕРЯМИ, РАЗНООБРАЗНЫМИ ПТИЦАМИ,

БЕСЧИСЛЕННЫМИ ГОРОДАМИ ВЕЛИКИМИ,

СЕЛЕНИЯМИ СЛАВНЫМИ И КНЯЗЬЯМИ ГРОЗНЫМИ,

БОЯРАМИ ЧЕСТНЫМИ, ВЕЛЬМОЖАМИ МНОГИМИ…

И зазвенела струна, оборвавшись.

И вошел тут в шатер воин в запыленных доспехах. Он что-то сказал князю Игорю тихо. Игорь повернулся к нам, и лицо его было черное, как сама земля. И сказал Игорь:

– Горе! Князь Андрей со половцами Кобяка, Гзы и Билюковича Киев сжег.

И мы со Святославом в ужасе одновременно схватились за головы.

При работе над документальной повестью «Мария Васильковна» мне помогали: Ю.И. Медведев, В.С. Батузов, О. Родионова, В.И. Жителев, Е. Комарова, В. Сокирко, С. Федин, А. Белов, Г.П. Панушкин, родственники Г.В.Сумарукова, Л.А. Феодор, И.Ф. Хорошаева. Всем этим людям – огромное спасибо!