“Здесь живут люди…” – живут, несмотря на то, что огромный город превращен в руины, живут, несмотря на отсутствие воды и света, на танки и БТРы, мчащиеся по улицам вместо рейсовых автобусов, на ночную стрельбу из автоматов и пушек, на тысячи таящих смерть мин, на незахороненные останки российских солдат, которые даже накануне дня Победы можно было найти в Грозном…
Всего за два с половиной часа самолет переносит тебя в совершенно иной мир, в иное время. Огромный, залитый солнцем аэродром Моздока. Неподалеку от него под маскировочной сеткой виднеются палатки воинской части.
С другой стороны разбросана военная авиация. Наш самолет, кажется, единственное “гражданское лицо” на всю округу. А на другом конце аэродрома через мощный динамик кто-то врубил местный “фольклор”: нескончаемая серия частушек на известный мотив с переделанным припевом: “О-па, о-па, зеленая граната, расстреляли всех подряд, так им всем и надо…” Вот такая жутковатая субкультура.
Вертолет Министерства по чрезвычайным ситуациям привозит нас в аэропорт Грозного. Угрюмые лица автоматчиков, пустые глазницы окон закопченного здания аэропорта, разбитая дорога в город, по которой нормально могут проехать только БТРы.
Пройдет всего четыре дня, и, улетая из Грозного, я попаду в тот же аэропорт, но уже с застекленными окнами, отделанный мрамором и деревом, с буфетом, где доброжелательная девушка предлагает чай с лимоном и кофе… Что поделаешь, ведь аэропорт – это лицо города, сюда прибывают высокие комиссии, контролирующие восстановление Чечни, причем многие чиновники не слишком любят удаляться от взлетной полосы и судят о состоянии строительства именно по аэродрому.
Могилы на территории школы
Когда смотришь по телевизору кадры разрушенного Грозного, то видишь один, два, три покореженных здания и не ощущаешь той жуткой масштабности разрушений, произошедших после этой жестокой и бесcмысленной военной акции. Можно часами брести по городу, по его улицам, покрытым толстым слоем каменной пыли, смешанной с осколками и гильзами, и не находить ни одного целого здания – изувечен практически каждый дом. Сложно назвать точный размер разрушений. Кто-то из строителей говорил о восьмидесяти процентах, “высокие люди” его поправили: цифра “некрасивая”, в официальных бумагах должно фигурировать где-нибудь процентов двадцать…
Абсурдность ощущения усиливает то, что по этому, своего рода апокалиптическому, пепелищу ходят люди, одетые примерно так же, как жители среднего российского города, где-то продаются сладости, шашлык, пиво и даже мороженое, весело играют маленькие дети…
Война не обошла стороной и школы. Те, что были ближе к центру (это наиболее старые учебные заведения города), разрушены полностью. У остальных разная степень повреждений. Сложно сказать, была ли стратегическая необходимость в уничтожении школьных зданий. Представители образовательных структур считают, что нет. Военные отвечают стандартным: “война есть война”.
Разрушения – это не единственное, что мешает возобновлению занятий. В частности, несколько городских школ и детских садов занято военными комендатурами. Другая проблема – опасность эпидемий из-за разложения трупов, поскольку на территории ряда школ имеются многочисленные захоронения погибших.
“Мы этой войны не поняли…”
Я сижу в небольшом домике на окраине города. Во время войны здесь было все разграблено. Хозяева рассказывают мне, что российские военные вынесли все, вплоть до детских игрушек, а в довершение подожгли дом, но, к счастью, пожар уничтожил лишь одну комнату. Сопротивляться этому или даже вступать в пререкания было нельзя – подобная дискуссия могла завершиться короткой очередью в живот.
Хозяин – чеченец Исай, некогда занимавший высокие посты в Министерстве юстиции. Рядом с ним его сосед – школьный учитель биологии, русский. Оба пережили в Грозном всю страшную зиму и весну.
Перед нами мясо, которое лишь недавно начало появляться на рынке, водка “Smirnoff” и стебли дикого чеснока, благодаря которому люди выживали здесь без овощей и фруктов. В каждом пережившем ужасы этой войны сидит неутоленная жажда выговориться, излить из себя то, что накопилось за эти месяцы. Даже прохожие на улицах, узнав, что я журналист из Москвы, останавливались и говорили, говорили, говорили…
Вот и здесь мои собеседники начинают рассказывать и говорят часами, взахлеб, перебивая друг друга. О том, как вместе прятались от обстрелов и бомбардировок, как видели десятки трупов на улице перед домом… И под конец учитель, разводя руками, подводит своего рода итог этому рассказу: “Мы этой войны не поняли…”.
Слушая Георгия и Исая, в голову приходят вполне банальные мысли о том, что существует большой мир, в котором творятся большие дела, решаются большие задачи. А рядом с этим большим миром, в том же времени и пространстве существует маленький человек. Он живет своими маленькими проблемами: учит детей биологии, выращивает на огороде репу и морковку, воспитывает сына, строит новое крыльцо к дому, ласкает свою собаку… А тем временем в большом мире об’являют о суверенитете, экспортируют нефть, борются за целостность империи… И большой мир прокатывается по маленькому человеку. Его лишают зарплаты (чеченские учителя не получали денег около трех лет), заставляя жить на пожертвования родителей и плоды огородика. Потом его грабят, потом расстреливают пса, потом самого ставят к стенке и, поигрывая снятым с предохранителя автоматом, спрашивают: тебе куда выстрелить – в голову или в живот, чтоб помучился…
Слава Богу, война уходит, оставляя их разграбленными, измученными, но живыми. А большой мир остается рядом. С участками Исая и Георгия граничит огород Гантимирова – бывшего главы городского собрания, разогнанного Дудаевым, лидера оппозиции, одного из организаторов танкового похода на Грозный в ноябре минувшего года. Он поклялся лично убить Джохара Дудаева и заявил, что если кто-то сделает это раньше него, то этот человек станет его кровным врагом. И практически каждую ночь возле его дома звучит автоматная стрельба. Говорят, что на Гантимирова покушаются скрывающиеся в городе дудаевские боевики. А пули свистят мимо окон Георгия и Исая – маленьких людей в большом мире…
Экскурсия по руинам
Вместе с начальницей грозненского гороно Верой Григорьевной Умалатовой и сотрудниками Министерства образования, любезно согласившимися показать мне школы города, под’езжаем к центральной части Грозного. Словно клык какого-то огромного зверя, чернеет над перекрестком остов президентского дворца. В сотне метров – городской Дом учителя, точнее, полторы стены, оставшиеся от него. Рядом разбитые здания педагогического института и 3-й школы. По другую сторону площади – руины университета, нефтяного института, 2-й и 1-й школ. Неподалеку от них разрушенные Музей изобразительных искусств и Дом детского творчества. Близкое расположение к дудаевской резиденции оказалось роковым для этих культурно-образовательных учреждений, большинство их восстановлению уже не подлежит…
Достаю фотоаппарат и пытаюсь отойти подальше, чтобы здания попали в кадр. Меня останавливает испуганный крик моих “экскурсоводов” – здесь могут быть мины или неразорвавшиеся снаряды. Действительно, обходя здание, натыкаюсь на некий металлический предмет очень сомнительного вида. В последний момент замечаю его и успеваю прошагать мимо. Кстати, подобные “предметы” – большая проблема для Грозного. Из-за этого уже погибли и получили ранения множество людей. Особенно страдают дети – чуть ли не каждый день кто-то из них калечится или гибнет от смертоносных “игрушек”, спрятанных в развалинах домов.
Григорий ТАРАСЕВИЧ
фото автора
Комментарии