На чтение: ≈ 19 мин.– А-а! – заорал отчим. – Попрятались, стервы! Где деньги? – он завертелся на месте, как юла, и вдруг увидел край подола, торчащий из-под пальто в прихожей, где схоронилась Нина. – Спряталась! Как же! – он схватил ее за руку, приволок на кухню.
– Зови мать, пусть денег даст. Иначе твоей смазливой мордочке конец. Изрежу, – сказал он почти миролюбиво, уверенный в том, что угроза подействует.
Мать мгновенно появилась в дверях кухни с зажатой в руке сотней.
– Вась, ну зачем ты так? – прохныкала она угодливо ласковым тоном. – Деньги же последние пропьешь.
Нина сидела во дворе на детской качалке и тихо сглатывала прорывавшиеся слезы. “Я его убью. Вот уснет… и сама… ножом… Пусть мама плачет. Она всегда плачет и уступает ему”.
– Эй, ты че? Сама с собой разговариваешь?
Нина подняла голову. Перед ней стоял… она просто обомлела: “Какой прикид у этого парня!” Он широко улыбнулся ей и подмигнул. Нина буквально потянулась ему навстречу.
Они стали встречаться с Толиком почти каждый день. Нет, она узнала, конечно, что он не пай-мальчик, что вообще участвует в каких-то делишках. Иногда ей становилось страшно от этого слова, которое произносили другие: “бандит”. Но и сладко тоже: она чувствовала, что этим всем, что связано с Толиком, она как будто бы защищена. От ненавистного отчима, от слез матери, от своей неласковой нудной жизни в нищем несчастливом доме, от чужих насмешек…
Однажды Толик пропал. За два года, что они встречались, такого не было… День померк, когда узнала, чем закончилась для него очередная разборка. Она не торопилась сказать ему, что у них будет ребенок, сын. Хотела не скороговоркой, а торжественно… Не успела. Теперь ей не выжить. Отчим узнает – убьет.
Однажды Нина вернулась домой позднее обычного. Как всегда, вывернув из-за угла, взглянула на свои окна. “Что это они сегодня такие темные, аж страшно”, – подумала она. Зашла в подъезд – пахнет гарью. Тяжело поднимаясь по ступенькам, придерживая живот, она вся сжалась в предчувствии новой беды. Слава Богу, мама и даже этот отчим живы. Но квартира выгорела.
На следующий день Нина села на электричку. Даже не знает зачем. Все в столицу едут. Рядом с ней примостился старик лет под семьдесят. “Виктор Иванович”, – отрекомендовался он и спросил:
– Рожать-то скоро?
– Через месяц, наверное, – ответила она и отвернулась к окошку.
– А у меня внуков нету, – продолжал старик. – Не хотят мои дочки “нищету плодить”. Жену вот похоронил недавно. Тоскливо дома одному-то.
…Виктор Иванович распахнул двери своей большой московской квартиры:
– Заходи, девонька. Иди вот сюда, в эту комнату. Тут мы и кроватку малышу поставим.
Нина всю ночь не сомкнула глаз. Чудной старик, добрый. А квартира-то какая – будет где сынульке разгуляться.
…Дочка родилась – красавица, вся в маму, румяная, спокойная. Виктор Иванович пришел в роддом с цветами: “Дайте на внучку посмотреть”.
Два месяца с Иришкой они прожили у деда. Хорошо было. Он и еду готовил, и нянчился. А тут вдруг дочка дедова старшая в гости приехала. Полгода не звонила даже и вот… Как увидела Нину с дитем, чуть не задохнулась. “Ты че, дед, совсем рехнулся на старости? Кого в дом приволок?” Отбушевала и ушла. А Нина отправила старика с коляской погулять да и давай звонить по “09”, узнавать телефоны благотворительных организаций.
– Да, мы готовы вам помочь, – услышала она наконец, после того как позвонила по шести номерам и везде получила отказ.
– А вы хорошо меня расслышали? – все еще не веря своим ушам, переспросила она, – я с ребенком. Крошечным совсем…
– “Христианский центр “Остров надежды”, – все повторяла про себя Нина, пока ехала в такси (спасибо деду за деньги, у того губы тряслись, когда она объявила, что не может больше у него жить).
Наконец на тихой улочке такси остановилось. На ее звонок дверь отворилась, и она вошла внутрь.
– Ну здравствуй! – сказал ей мужчина очень похожий на священника, но в обычной гражданской одежде. – Здесь и будешь жить со своей дочкой. Конечно, дорогая, здесь не отель. Но у нас хорошо. Мы одна семья.
Освоилась Нина быстро. На другой же день узнала, что встретил ее вчера руководитель центра Александр Огородников. Что закончил он Свято-Сергиевский богословский институт в Париже. “Самый лучший в мире”, – сказали ей, и Нина очень этим загордилась. Она узнала, что “Острову надежды” уже почти семь лет. И что за это время в нем побывали почти полторы тысячи девчонок. Разных – кому семь лет, кому 20. Что каждая из них попала сюда, когда ей было очень плохо.
Многих девчонок доставляла в “Остров” милиция. До приюта некоторые из них были проститутками. Других выбросили за дверь родные матери, потому что те “принесли в подоле”. Третьих выловили на вокзале, четвертых – в подвале, пятых – на помойке (“там же жратвы навалом”).
– Почему здесь только девочки? – спросила однажды Нина Александра Иоильевича.
– Потому что опустившиеся девочки тяжелее, чем мальчики, возвращаются к нормальной жизни и с ними никто не хочет возиться. Но кто-то же должен хотя бы попытаться это делать!
Все девочки в приюте работают, кроме, конечно, маленьких. Нина стала поваром, ведь ей уже почти 18 лет.
– Как же мне было тяжело на первых порах, – вспоминает она. – То и дело бегала от кастрюль к Иришке и обратно. А еще же надо постирать для нее. Зато нянек у моей дочки!
Нянек у Иришки действительно много. Но это потому, что летом им не надо ходить в школу. А вообще-то все девочки школьного возраста учатся.
– Пристраивать их в школу всякий раз очень непросто, – рассказывает Огородников, – отказываются директора от нашего “вокзально-помоечного” контингента.
– Да уж, – соглашаюсь я, – про школу мне все понятно, хотя позицию директоров можно понять. А вот если ваша воспитанница беременна да к тому же доставлена из подвала, удается ли ее прикрепить к женской консультации?
– С этим тоже проблемы. Девчонки часто без прописки, без паспортов, без каких-либо вообще документов. Но я настырный.
– Зато мою Иринку наблюдают в детской поликлинике, – радостно встревает в разговор Нина. И я догадываюсь, что это тоже дело рук настырного Огородникова.
– И почему же вы это делаете? – пытаюсь я заглянуть Александру в глаза, но он отводит взгляд в сторону.
– Потому что я православный. Благотворительность – смысл моей жизни. Приюту многие помогают. Здесь в этих стенах был экс-президент Америки Клинтон. (Я ахнула: что, серьезно? Вполне, ответил он). Солженицын оплачивал наши счета за телефон и свет. Огородников произносит все это скороговоркой и опять не смотрит на меня.
– Да выгоняют нас из этого помещения! – наконец не выдерживает он. – Правительство Москвы отбирает “памятник архитектуры”.
– А что взамен? – сочувствую я.
– Да ничего. Мы сами начали строить для себя приют-ферму в Подмосковье. Точнее сказать, это будет реабилитационный центр для бездомных детей. Там же будет и ферма, чтобы ребята учились трудиться. К тому же надо ведь обеспечивать себя и молоком, и мясом, и овощами. Все лето мы там работали. Уже есть фундамент, уже растут стены. Сельский священник отец Николай из села Ламишино помогает и советом, и делом. И деревенские помогают.
– Да не имеет он права заниматься такого рода благотворительностью, – как ушат ледяной воды выливает на меня в телефонном разговоре об “Острове надежды” районный судья, занимающийся выселением приюта из старинного здания. – И Огородников лукавит, когда говорит, что у него есть регистрация. Есть. Но не на приют. Зарегистрирован центр помощи бездомным, который имеет право оказывать помощь только консультационную. Вы же видели, какая в приюте нищета. Нельзя держать детей – девочек, девушек, тем более юных мамочек с грудными младенцами в таких условиях!
Я положила трубку в сильной задумчивости. С одной стороны, судья прав. Но с другой – в “Острове надежды” я столкнулась с конкретным человеком Ниной и ее дочерью. У кого просить помощи любой другой беременной или уже родившей 16-18-летней девчонке, чтобы не оказаться на вокзале? Кто захочет взять на себя ответственность за судьбу малолетней мамы и ее ребенка?
И все же есть еще одна общественная организация (как узнаю я после многодневных поисков), которая решает подобные проблемы. Это служба помощи несовершеннолетним женщинам “Голуба”.
Ее организатор, вдохновитель и директор Марианна Вронская, учитель по образованию, несмотря на свой совсем несолидный возраст, имеет большой опыт работы именно с такими, как Нина, родившими и оказавшимися без дома и помощи девчонками.
– Какое-то время назад после пединститута была я школьным историком, – рассказывает Марианна Игоревна. – В 92-93-м годах началась, на мой взгляд, самая настоящая сексуальная революция. Она буквально захлестнула молодежь, во всяком случае в Москве. В школах участились случаи беременностей девочек-подростков.А какую это реакцию вызвало у взрослых? Школьные директора стремились прежде всего спасти честь мундира, чтобы все было шито-крыто. Матери поступали еще “лучше”: выгоняли своих беременных дочерей на улицу… Конечно, такое было не сплошь и рядом, но все же… выгоняли. Только не надо думать, что это происходит исключительно с “лихими девахами”. Я же говорю, около половины несовершеннолетних в 90-е годы по разным причинам стали сексуально активными. Около 10 процентов начинали половую жизнь до 14 лет. В 94-м году 57 тысяч 18-летних девочек в стране родили ребенка! Эпицентром стала Москва, в которой ежегодно рожают более 6 тысяч несовершеннолетних женщин. Почти половина из них подвергались активному психическому или физическому насилию со стороны своих родителей! Почти все эти девочки испытали не только ужас, узнав о беременности. Они испытали шок, поняв, что своей маме теперь не нужны. Вот почему я и создала “Голубу”. Название специально придумала доброе, ласковое. Что бы с девочкой ни случилось, для нас она – голубушка, голуба.
В “Голубе” на сегодняшний день 44 сотрудника: педагоги, врачи, психологи. Зарплату не получает, естественно, никто. Мало того, многие вложили свои личные сбережения в эту любимую общественную работу. Поэтому слово “сотрудники” не совсем уместно. Это скорее помощники.
Юных беременных Марианна Вронская прежде всего прикрепляет к женской консультации, где будущую маму наблюдают врачи, которые ни единым словом, ни взглядом, ни намеком не упрекнут. Мало того, поддержат, подбодрят. Так было с 15-летней Любой, которую изнасиловали такие же, как она, подростки. Поначалу она не хотела верить в свою беременность, несмотря на явные признаки, потом испытала шок, когда поняла, что к чему, стала скрывать от мамы. А потом было поздно что-либо предпринимать.
Мама устроила истерику. И Люба в отчаянии прибежала к Вронской. Здесь ее прежде всего внимательно выслушали, успокоили, обласкали. Потом с ней поработали психологи. Затем устроили консультации врачей, договорились с родильным домом. Сегодня дочка, которую родила Люба, ходит в первый класс. Бабушка на нее не надышится. Сама Люба закончила педучилище и работает в детском саду. А “Голуба” вот уже почти восемь лет следит за судьбой своей подопечной.
…Я разговариваю с Марианной на крошечной кухне. Еще совсем недавно двухкомнатная квартира, в которой не развернешься, была помещением, где располагалась региональная благотворительная общественная организация “Служба помощи несовершеннолетним женщинам “Голуба”. Эту квартиру Марианна снимала. Но однажды хозяйка неожиданно заявила: я возвращаюсь сюда жить. Что теперь делать “Голубе”? Вроде бы она нашла другую квартиру, но что-то там не нравится районной управе.
Власть, особенно маленькая, почему-то на дух не переносит общественные организации. Хотя, в общем-то, понятно почему. С ними же возиться надо, поддерживать… Кстати, в том районе, где “Голуба” недавно располагалась, есть замечательное помещение. И не одно! И не так далеко от Московского комитета по образованию. Мы с Марианной специально прошлись по всему кварталу. По темноте в окнах, по запаху заброшенности, да и по другим деталям было видно: помещения пустуют. Марианна Игоревна не раз обращалась и в комитет к Кезиной, и в районную управу, но всегда получала ответ: не пустуют помещения, заняты они.
А между тем мытарства “Голубы”, как, впрочем, и “Острова надежды”, можно прекратить. Государство может и должно побеспокоиться о таких общественных организациях. Думается, оно обязано позаботиться о тех девочках, которые попали в беду, если оно не хочет, чтобы в стране росла беспризорность. Так вот, Вронская считает, что для этого нужен прежде всего закон о государственном социальном заказе, в котором был бы прописан механизм взаимодействия государственных органов, органов власти и негосударственных некоммерческих организаций.
Такой закон должен предусмотреть предоставление материальных и иных средств от государства негосударственным организациям. Оно могло бы по этому закону предоставлять помещения, определенные права, скажем, финансовые. Могло бы также предоставить возможность получать бесплатное образование тем, кто хочет работать в организациях, подобных “Голубе”. В “Острове надежды”, например, нет ни одного педагога или психолога. А ведь подобным организациям необходимы специалисты еще со знаниями в области медицины и даже юриспруденции. Нине, нашедшей со своей дочерью приют у Огородникова, сегодня некому объяснить, что она должна делать, чтобы в своем родном городе в Подмосковье получить крышу над головой. Иначе говоря, нужен комплекс знаний тем, кто работает в приютах и других организациях, пусть даже и общественных.
В существующих сегодня законах “Об общественных объединениях”, “О благотворительной деятельности и благотворительных организациях” не предусмотрено, что государство обязано их поддерживать. Вот оно и не делает этого.
…Интересно, куда пойдет девчонка, попавшая в беду, если у Огородникова и Вронской недостанет сил бороться за свое выживание в одиночку?
Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА
Выбор читателей
Комментарии