Мальчишки со Староконюшенного. Повесть «Дети старого Арбата» – документальный портрет эпохи

Первая запись в этом необычном классном журнале появилась более полувека назад. В том далеком 1951 году, когда с последним звонком 10-й «Б» навсегда покинул стены своей родной московской 59-й мужской школы, квартировавшей в Староконюшенном переулке. На первой странице журнала, как полагается, – столбиком 30 ребячьих фамилий. Здесь же непременные сведения о классном руководителе, Иване Васильевиче Морозкине, «Иване Грозном», как называли его сами ребята, преподавателе математики, заслуженном учителе РСФСР. Каждая страница – новый год, новые памятные даты, очередные блестящие взлеты и, увы, куда уж без них – горькие падения каждого из выпускников. Именно этот дневник целого поколения и лег в основу документальной повести «Дети старого Арбата», написанной журналистом газеты «Известия» Эдуардом Пасютиным, одним из тридцати выпускников того самого 10-го «Б».

Конечно, это не документальная повесть в чистом виде, скорее – серия коротеньких зарисовок, каждая из которых – еще один кирпичик в общую кладку под названием эпоха. Здесь нет единого стройного сюжета, каждый рассказ независим, но вместе с тем дополняет один другой. На первый взгляд, каждая история очень лаконична, сразу видно, что писал журналист старой школы: все коротко, ясно и по делу, без лишних эпитетов и метафор. Но те, кто привык читать между строк, увидят, какой искренней привязанностью и любовью дышит каждая страница, как сердечно описывает автор всех своих героев. Удивляться не стоит: они – его молодость, неопровержимое доказательство его собственного пути.

Подробный список институтов и университетов, куда сразу после школы поступили мальчишки 10-го «Б», – яркий пример того, чем было высшее образование для молодых людей середины прошлого века. Лириков мало – все больше физики, точнее, химики и инженеры: в послевоенной стране было явно не до поэзии. Самая большая «колония» выпускников 10-го «Б» оказалась в МГУ – шесть человек. Четверо пополнили ряды студентов Нефтяного института, трое поступили в МВТУ имени Баумана. МАИ, МЭИ, Станкин, МИСиС, Ветеринарная академия и Второй медицинский институт, Академия бронетанковых войск и Высшая пограничная школа – по этим ребятам можно вполне изучать географию студенческой Москвы. Впрочем, это перечисление осталось бы всего лишь бравурной констатацией факта «для галочки», если бы не несколько подробностей, мгновенно смахивающих парадный глянцевый блеск с этого парадного «портрета маслом». Высшее образование в то время – оно только на бумаге было для всех, на самом же деле без унижения «неугодных» не обходилось.

«Эдвард Галынкер успешно сдал вступительные экзамены в Автодорожный институт, однако в списке принятых его фамилии почему-то не оказалось. «Вы не прошли», – лаконично сказали ему в приемной комиссии, возвращая документы. Как можно не пройти, набрав больше проходного балла, Эдик не понял. Похожее произошло и в другом вузе. Лишь в Нефтяном институте ему удалось поступить на заочное отделение… Эдик оказался человеком с «нехорошей и неправильной анкетой»… Когда мы учились в 8-м классе, был арестован отец Эдика, крупнейший ученый-энергетик, доктор наук. Завидев Эдика, некоторые знакомые отца поспешно переходили на другую сторону улицы». В хрущевскую «оттепель» отца реабилитировали, он вернулся и смог воочию убедиться, что сын не пропал, «не уронил честь фамилии», стал кандидатом наук и заведует лабораторией в «закрытом» НИИ, выполняет важные военные и космические заказы. Только вздыхает иногда: «Что бы ни делали советские ученые, почему-то у них всегда получается оружие»…

«Он в химии за тридцать лет оставил яркий рыжий след» – это еще про одного «неугодного», золотого медалиста Андрея Мальцева. Рыжий комсорг, звезда класса, он знал наизусть всю таблицу Менделеева. Его выдающиеся способности – столь светлые головы рождаются не часто – признавали все. Только не приемная комиссия престижного тогда Инженерно-физического института. На химический факультет МГУ Андрея тоже не приняли, как и в Химико-технологический институт. Сыну расстрелянного в 37-м «врага народа» нечего делать в советской науке. Повезло лишь в «Менделеевке», его взяли на факультет неорганической химии, куда других «золотых медалистов приходилось заманивать». Но время расставило все точки над «i» – Мальцев стал знаменитым ученым, работал в США, где его биография была ему только в «плюс», а когда его не стало, свои соболезнования прислала Международная организация химиков.

В такую же «идеологическую западню» попал еще один золотой медалист 10-го «Б» Кристоф Якубсон, сын меньшевика и дочери предводителя дворянства. Родители познакомились на Соловках, Кристоф родился в сибирской ссылке, а потом несколько месяцев прожил с матерью в тюрьме. После школы Якубсон по очереди пытался поступить в пять вузов, взяли в Нефтяной институт, да и то лишь потому, что в приступе злобного отчаяния молодой человек написал в своей анкете, что родители умерли. В приемной комиссии посчитали за лучшее закрыть глаза на подозрительный год скоропостижной смерти сразу обоих родителей – 1938-й. Время показало, что они не просчитались: сегодня Якубсон – ученый с мировым именем, руководил первой в стране лабораторией ядерной геофизики, затем стал заместителем директора академического Института нефти и газа.

«Дети старого Арбата» в очередной раз подтверждают и без того прописную истину: фантазия судьбы и случая богаче и изощреннее воображения любого, даже самого одаренного художника. Дорога каждого из тридцати мальчишек достойна быть сюжетом отдельного романа. А ведь в большинстве своем они – самые обычные люди, такие же, как и мы с вами. Единственная фора, которую дала им жизнь, – родиться и вырасти в арбатских переулках. Просто практически все они, несмотря на многочисленные «подножки» и крутые виражи – одно неловкое движение, и ты навсегда вылетишь в кювет, – смогли этой форой красиво и по-умному распорядиться. Вот об этом, собственно, книга. Она о Владимире Богораде – советнике нашего посольства в Риме, который начал свою профессиональную жизнь с того, что был отчислен из Кронштадтского военно-морского училища за нарушение дисциплины. О драматурге Викторе Гинзбурге, сценаристе популярного некогда «Кабачка 13 стульев». О полковнике Геннадии Коробове, серьезном ученом, очень иронично относившемся к своему мундиру и оттого так и не дослужившемся до генеральских погон. Об известном ватерполисте, почетном мастере спорта Викторе Пирейко. Эдуард Пасютин не делает своих однокашников лучше или ярче, чем они были на самом деле. Он рассказывает о них правдиво и очень бережно, так, как можно говорить только о настоящих друзьях.

«Хирургу здравицу поем, живи еще сто лет! С Натрадзе лучше за столом, чем на его столе»… Выбрав медицину, Джондо Натрадзе огорчил и даже рассердил своего отца, и несколько недель тот не разговаривал с сыном. Знал бы папа, что через много лет профессор Натрадзе первым в мире произведет остановку легочного кровотечения без оперативного вмешательства, тем самым открыв новую эру борьбы со смертельной болезнью. О чудесах, что творил он в операционной, очень любили писать газеты. А однажды, в 1978 году, с ним случилась история, по мотивам которой в один прекрасный день предприимчивые режиссеры непременно снимут захватывающую мелодраму. В тот день доктор Натрадзе спас сразу две жизни: беременной женщины и ее еще не родившегося ребенка. Малыш родился здоровым, вырос и стал врачом. Когда несколько лет назад Натрадзе попал в страшнейшую автомобильную катастрофу, с того света его вернул его же собственный «крестник».

… Время разбросало 10-й «Б» по всему свету: далекие стройки и экспедиции на Камчатке и Колыме, посольства в Риме и Пекине, корпункты в Дели и Дакке, эмиграция в Израиль. Но была у класса одна традиция, нарушить которую никому бы и в голову не пришло. Они встречаются каждый год в последнюю субботу февраля. Каждый год, а не только, чтобы отметить очередную «круглую дату» – 10, 20, 55 лет… Кто не может приехать – обязательно присылает письмо. А о тех, кто не приедет уже никогда, вспоминают в обязательную минуту молчания со светлой грустью и одновременно – с необычайной гордостью. Эти взрослые люди, бородатые физики, геологи и биологи, грозные научные светила с мальчишеским упоением рисовали праздничные хулиганские стенгазеты – «Четвертной», «Нам XXX», «Опять – 35!» Писали друг другу забавные эпиграммы, дурачились на капустниках, вручали «аттестаты перезрелости», ничуть не стесняясь своей, на сторонний взгляд, такой сентиментальной и нежной любви. Вели шутливую статистику жен-детей: 36 жен и 38 детей на 30 мальчишек. Как остроумно замечает Эдуард Пасютин: «Увы, демографическую ситуацию в стране класс не улучшил»…

В последней главе своей документальной повести Пасютин написал немного и о себе. Хотя не столько, конечно, о себе, сколько о любимой газете, в которой проработал всю жизнь, о людях, что окружали его там, о Московской Олимпиаде-80, которую привелось освещать, о Московском международном хоккейном турнире «Приз «Известий». «Я горжусь, что мне довелось работать и быть рядом с выдающимися журналистами, вошедшими в историю отечественной журналистики ХХ века, ставшими ее легендой, – Толей Аграновским, Сашей Бовиным, Егором Яковлевым, моим другом еще с университетской поры Отто Лацисом. Печатаясь на одной полосе с большими мастерами, нельзя было писать плохо…В жизни мне везло на людей – умных, образованных, талантливых, с которыми довелось встречаться, общаться, дружить. Я благодарен им и судьбе».