«Люди соскучились по глубокому содержанию». Алексей Рыбников

С самого начала его творчество покоряло слушателей и задавало тон развитию настоящей музыки. Миллионы выпущенных пластинок и столько же, если не больше, почитателей творчества – светлого, душевного, человечного. Для нонконформистов – музыка к постановкам «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Юнона и Авось». Для тех, кто сохранил непосредственность и чистоту души, – «Приключения Буратино», «Красная Шапочка», «Шла собака по роялю», «Большое космическое приключение». Для ценителей серьезной музыки – «Мистерия оглашенных», симфонии, среди которых и последняя, Пятая. В этом году композитор Алексей Рыбников празднует свой 60-летний юбилей. Он молод и полон сил, а его музыка по-прежнему востребована и любима. Имя Рыбникова всегда на слуху, несмотря на полнейшее равнодушие музыканта к светской жизни…

– Алексей Львович, насколько важно в начале творческого пути встретить учителя с большой буквы?

– Удивительно, но когда мне было всего 10 лет, Арам Ильич Хачатурян писал мне очень теплые письма, давал советы, присылал фотографии. Писал даже из больницы. А он в то время уже был всемирно известным композитором. Шостакович, Хачатурян, Прокофьев – для нас, учеников, небожители, и расстояние между нами было огромным.

Арам Ильич верил в меня. Неизвестно, как сложилась бы моя судьба в дальнейшем без его поддержки. Во всяком случае, не было бы такой уверенности, что все получится, и ответственности за это. С 10 лет он учил меня не только музыке, но старался привить лучшие человеческие качества. В частности, абсолютную независимость.

Хачатурян был председателем Союза композиторов, потом его сняли с должности. Но он всегда был выше этого, был независим от власти. В его классе учились студенты со всего мира – из Японии, Америки и других стран. Под началом Арама Ильича мы, студенты, чувствовали себя вне рамок системы.

Он завещал похоронить себя не на престижном Новодевичьем кладбище, а в Армении, и этим вызвал огромное возмущение функционеров. Такую же самостоятельность мышления он воспитывал и в нас, за что я ему очень благодарен. Будь у меня другой педагог, возможно, ничего бы не получилось.

– А у вас есть сейчас ученики? Вы занимались преподавательской деятельностью?

– Я преподавал в консерватории до 1975 г., как только закончил обучение в аспирантуре на кафедре композиции. Был ассистентом Хачатуряна. Но потом Арам Ильич сказал мне: «Не рано ли тебе заниматься преподаванием? Оно сушит. Композитор должен быть дерзким, противопоставлять себя всем, а педагог, наоборот, обязан обучать, как надо». Поэтому в молодости ни в коем случае нельзя учить других, иначе потеряешь возможность творить. Да и сам я понял, что это не мое, и решил отказаться от преподавательской деятельности.

– У вашего спектакля «Мистерия оглашенных» довольно сложная судьба. Где его теперь можно увидеть?

– К сожалению, сейчас это невозможно. Спектакль нуждается в специфическом помещении – в этом и состоит новаторство сценографии. В обычных залах его не покажешь. Мы играли «Мистерию» в Академии наук, возвели в фойе свое «пространство», но в конце концов по финансовым причинам пришлось уйти и оттуда.

Вначале спектакль поставили здесь, в одной из комнат театра, всего для 40 зрителей. Сцена и зал были обтянуты черным бархатом. Когда гас свет, это крошечное пространство казалось бесконечным, космическим. Различные цветовые эффекты, неожиданно возникающие актеры – и ты попадаешь в некий сюрреалистический мир. Это не было похоже на обыкновенный театр, вообще не имело аналогов. Атмосфера создавалась такая, что люди выходили из зала ошарашенные, держась за стенки, их просто трясло от увиденного. Ведь они не просто попадали на представление, а становились непосредственными участниками событий. Сторонних наблюдателей не было.

Удастся ли поставить спектакль в будущем? Время покажет. В любом случае хочу возродить его в первозданном виде, рассчитанным на 50 человек. Когда зрительный зал расширяется до 100 зрителей – уже не то, нет такого эффекта сопричастности к происходящему.

Коммерчески «Мистерия» абсолютно невыгодна. Одних только актеров около 30 человек. Представьте: актеров – тридцать, зрителей при аншлаге – 50… Какие должны быть цены на билеты, чтобы элементарно связать концы с концами, не говоря уже о минимальной прибыли?

– Недавно состоялась премьера вашей последней, Пятой симфонии. А над чем вы работаете сейчас? Отдаете предпочтение симфонической музыке?

– В последнее время я пишу в основном для кинематографа: музыку к сериалу Павла Лунгина «Дело о мертвых душах», фильмам Эльдара Рязанова «Андерсен» и Тиграна Кеосаяна – «Заяц над бездной». Работаю над выпуском мюзикла «Буратино». В дальнейшем планирую заняться обработкой и выпуском всего того, что накопилось за это время. И, конечно же, писать новую музыку.

– А для детей вы сейчас сочиняете?

– Не так давно работал над музыкой к очень интересному мультфильму «Ключи от флейты» по сказке Анатоля Франса «Пчелка». По этому сюжету мог бы получиться классический балет, не хуже «Щелкунчика».

Мне всегда хотелось поставить балет, но музыка, написанная специально для этого, пока не востребована. Надеюсь, когда-нибудь удастся реализовать свою мечту. Возможно, со временем огни рампы увидит и «Кот в сапогах», мое первое сочинение, написанное в этом жанре в 10 лет. Оно мне нравится до сих пор.

– А не было желания попробовать себя в несколько ином направлении, например, написать музыку к современной строевой армейской песни?

– Очень интересный вопрос. И очень актуальный. Насколько я отслеживаю ситуацию, скажем так, в военной музыке, отмечаю очень слабое внимание музыкантов, как композиторов, так и певцов, к этой теме. Кроме нескольких популярных песен в исполнении Олега Газманова и Николая Расторгуева, другие, наверное, и не вспомнишь.

Подобное положение вещей – срез общей обстановки вокруг темы армии в стране. Но так продолжаться долго не может. В последнее время интерес к Вооруженным Силам, службе в спецназе, например, внутренних войск и ГРУ, ФСБ, растет. Так что ситуация должна измениться в положительную сторону.

А насчет того, чтобы написать музыку… Принимаю ваше пожелание к сведению.

– Вы пишете музыку практически во всех жанрах. А что вы сами считаете самым главным и значительным в своем творчестве?

– Духовную музыку. Хотя и понимаю, что для широкой публики это может быть нечто совсем иное. Например, детские песни.

– В процессе работы над произведением вы часто прибегаете к техническим новинкам?

– Сейчас такая практика стала привычной и обыденной. А когда в 1983 г. я писал музыку к фильму «Шанс», это все было еще в новинку: в России только появились первые компьютеры. С тех пор я стал серьезно использовать компьютерные возможности.

– Во времена, когда не было такого технического прогресса, появлялось больше ярких имен, сейчас наоборот. Как вы, профессионал, оцениваете сложившуюся ситуацию?

– Вопрос очень серьезный. Как выяснилось, от доступности технических средств количество талантов не прибавляется. Свободный допуск к творчеству привел к появлению огромного количества серых и бездарных людей. Конечно, никто не запрещает им заниматься музыкой, но для себя. А выносить свои «творения» на широкую публику они просто не имеют права. Техника создает у них обманчивое представление о собственных способностях.

Вы спрашиваете, почему сейчас нет хорошей музыки, ярких имен? Потому что продюсерам нужны бездарности, благодаря которым можно поставить процесс на поток, меньше платить авторам, целиком зависящим от продюсеров.

Как только в музыкальной среде появляется талантливый человек, громкое имя, уже он начинает диктовать свои условия, и продюсеры не хотят с этим мириться.

«День Победы» Тухманова в одночасье запела вся страна. Как было раньше: если композитор пишет какую-то интересную песню и она становится популярной, ее исполняют разные певцы. Сейчас, наоборот, ни один исполнитель не возьмет песню другого. У каждого своя ниша. Обеспечить каждого талантливым материалом невозможно, а петь чужие песни – невыгодно…

Законы рынка убийственны для настоящего творчества. К сожалению, в сложившейся ситуации таланты мешают продюсерам. Это касается не только композиторов. У певцов – то же самое. Как только личность начинает выходить из-под контроля, ее стараются убрать.

– То есть во времена цензуры была возможность преодолеть сопротивление, а теперь такой возможности нет?

– Цензура работала на популярность! Это была своего рода игра. Очень любопытно бросать вызов, получать ответный удар. Интересно именно драматургически. Сейчас все эти схватки благополучно канули в Лету. На их место пришли коммерческая эксплуатация, различные перепевы того, что было сделано давно.

Новые музыкальные стили сейчас не возникают. Прежде постоянно появлялось что-то новое. Теперь это утрачено. Хотя, возможно, затянулся переходный период.

– Сейчас готовится выпуск дисков с вашими произведениями в исполнении рок-музыкантов. Как вы оцениваете их интерпретации?

– Я считаю, что каждый музыкант имеет право на свое отношение к музыке. Если что-то сделано талантливо, это всегда ценно. Из присылаемых образцов что-то мне нравится, что-то очень нравится, что-то оставляет равнодушным.

– Недавно в клубе «Запасник» состоялся концерт, на котором рок-группа «Летучие рыбы» исполняла вашу музыку. Вам близка такая трактовка ваших произведений?

– Как я уже говорил их солисту Александру Андрюшкину, мне по душе то, что они делают. Концерт был сыгран с особым чувством: придуман новый имидж, создан образ некоего персонажа, от имени которого исполнялись песни. Атмосфера, царившая в зале, говорила сама за себя.

Когда после концерта мы вышли из зала и сели с Александром за столик, в баре включили танцевальную музыку, попсу. Думаю: «Там сейчас такое творится…». Вернулся в зал – там ни одного человека! Значит, люди соскучились по глубокому содержанию, им нужно нечто более умное и тонкое.