В отчетах всяческих ведомств есть, например, данные о количестве пострадавших предпринимателей, а вот о числе несовершеннолетних, подвергшихся физическому, психическому или сексуальному насилию, данных нет. По всей России, не говоря уже про Омскую область, объявленную передовиком положительного опыта по работе с трудными подростками и неблагополучными семьями. В областном суде мне объяснили: существует уголовная статья «убийство», а кто там жертва – ребенок или взрослый – не важно. В трех областных приютах, где не хватает места детям, убежавшим из дома, отказались говорить на тему жестокости родителей, сославшись на недостаток фактов. В бюро судебно-медицинской экспертизы, куда поступают все «криминальные» и неопознанные трупы, сообщили, что в нашей Омской области детям насильственная смерть несвойственна. В крайнем случае они угорают, тонут, «ну или дома падают».
Впрочем, в прошлом году Сергей Фридинский, заместитель генпрокурора России, выдал широкой публике одну цифру – за пять лет в России произошло 1080 убийств детей и 21 покушение на убийство. Уточнил, что 1086 преступлений совершены родными родителями детей. Цифра эта однобокая, означающая лишь число уголовных дел, переданных в суд. Фридинский не сказал, что все больше детей живут – и кончаются тоже – с «родителями неродными». Даже не с приемными – таковых, по его же данным, среди детоубийц России только один. Никто не знает точного количества преступлений, совершенных бабушками, дедушками, тетями, дядями или опекунами против своих опекаемых. Тем более неофициальными мачехами, отчимами и просто «мамиными друзьями».
В прошлом году, по подсчетам Сергея Кирилина, старшего помощника прокурора Омска, взрослые жители города умышленно лишили жизни семерых несовершеннолетних. Родной папа среди преступников один. Впрочем, еще один из этого паноптикума оказался и не преступником вовсе. Дело в суд передано не было, поскольку доказать умысел на лишение жизни не удалось. Может быть, это случайность, за которую не судят… Дела четверых омичек, возбужденные по статье 106 УК – «убийство матерью новорожденного», которая предусматривает наказание до пяти лет лишения свободы, в суд тоже переданы не были. Сложная статья, по словам Сергея Викторовича, требует неоспоримых улик и непременно – злого умысла. Если мама не кормит младенца по неграмотности или по той же причине кладет спать на морозе полуодетым, то это и не убийство вовсе, а несчастный случай. Не замечать – самый безопасный для взрослого способ убить маленького ребенка. Впрочем, как и большого.
Например, почему юные бомжи не гибнут от рук родных, я поняла, поговорив с юристами. Во-первых, надо сначала подтвердить, что этот труп когда-то был живым, то бишь значился в каких-либо списках. Во-вторых, установить родство. В-третьих, полагается доказать факт убийства. А кому это надо, если и человека-то по документам не было? Смерть от побоев даже «официального» ребенка можно доказать далеко не всегда. Если после издевательств он в течение десяти дней попал в больницу – это реально, как объяснил Сергей Кирилин. А если через месяц после порки у малыша отказали почки, значит, сам умер. От болезни почек. Разве что убийца будет долго стучать себя в грудь, доказывая, что регулярно издевался над чадом. Главное доказательство в уголовном деле – судебно-медицинское исследование.
Падают дети и в самом деле регулярно – тут меня не обманули. Правда, по-разному. Летом 2004 года, например, трехлетнего малыша регулярно «ронял» молодой отчим, остававшийся «на хозяйстве», пока жена зарабатывала деньги. Восьмиклассница Женя упала с восьмого этажа – из окна своей квартиры, еле до него добравшись вследствие полного истощения. Учителя уверены, что девочку до самоубийства довели родные. У Жени была эпилепсия, и мама «лечила» ее аскетизмом – сон на жестком полу, подъем в пять утра, морковная диета. Прокуратура Центрального округа, возбудив дело, вскоре его прекратила – доказательств не нашли. Статья «доведение до самоубийства» практически неработающая. Показания-то давать некому. Сергей Марковиченко, заместитель прокурора Центрального округа Омска, вспомнил, правда, одно дело, доведенное до суда. Просто повезло – 15-летняя девочка, уставшая от пьянок отца, выжила и смогла обвинить его. Дали, как всегда, условно.
Из 1444 попыток самоубийства, совершенных подростками Омской области в прошлом году, 221 удалась. По мнению психиатров, 62 процента детских суицидов связаны с семейными конфликтами и боязнью насилия со стороны взрослых. Дети не хотят умирать. Они лишь хотят дать понять, что им нужно хоть чуть-чуть тепла.
Наивные маленькие люди! Они любят мир и ждут, что он ответит им взаимностью. Взрослые – именно тот мир, в котором сосредоточены все детские надежды и чувства. Не замечать происходящего – самый безопасный способ не только для детоубийц, но и для чиновников. Согласно данным общественного национального центра по предотвращению насилия «АННА», ежегодно умирает около 20 тысяч российских детей, регулярно избиваемых родителями. Более 50 тысяч ребятишек убегают из дома, становясь бомжами, а 25 тысяч объявлены в розыск. 2800 находят выход из семейных конфликтов в самоубийстве – это обычно «благополучные» подростки, в дома которых не заглядывают сотрудники милиции или социальных служб. Если к этому добавить количество малолетних алкоголиков, наркоманов, преступников, чьи души в большинстве случаев загублены мамами и папами, картина получится чудовищная. Павел Бурчик, председатель суда Муромцевского района, рассказал мне историю 16-летнего Сашки из села Кам-Курск. Мать ушла к сожителю в самые морозы, бросив сына на произвол судьбы в старом доме – без дров, без еды. Сашка выломал из полуразрушенного коровника старые рамы – чем-то надо было топить печь. Акционерное общество привлекло парнишку к ответственности. В день суда стоял 25-градусный мороз. Сашка пришел в своем лучшем и единственном наряде – футболке, трико и ветровке. Его оправдали, и всем судом собрали теплые вещи.
Сашкина мать – не убийца. Ее всего лишь лишат родительских прав, и она наконец вздохнет свободно, отправив сына в колонию. Не убийца?! Большинство детоубийц остается на свободе – чтобы рожать себе новых жертв. Впрочем, и тех, кого суд назвал преступниками, строго не наказывают. Тимур, разбивший голову пятилетнему сыну, чтоб не приставал с просьбами купить велосипед, получил 11 лет строгого режима. Елена, задушившая своего ребенка подушкой, – 9 лет общего режима. К женщинам российские законы снисходительны…
В Америке детоубийцы, кроме всеобщего осуждения, получают от 25 лет до пожизненного заключения. Может быть, для наших и 9-11 много? В российских зонах детоубийц не жалуют. Там они – прокаженные. Но это совсем другой закон – не государственный. Дети в России – настолько маленькие люди, что государству интересны мало. В стране, где не уважают жизнь человека, матери не умеют любить. Только 10-15 процентов женщин способны на это чувство, по наблюдениям омского психолога Ольги Страшенко. А материнский инстинкт, увы, досужая выдумка – всего лишь обиходное название инстинкта размножения. Любви, как всякому чувству, нужно учить. Даже страх потерять ребенка почти исчез – и у нищих, и у тех, кто им подает. Откуда ему взяться в стране, где, по социологическим опросам, главное ощущение – безнадежность?
Аллигаторы жрут своих детенышей, дождавшись, пока их трупы начнут разлагаться. Жрут, от удовольствия закрывая глаза, из которых текут крокодиловы слезы. Люди уничтожают своих детей так же. Одни – убивая, другие – разлагая их души, третьи – закрывая на это глаза. И плачут крокодиловыми слезами.
Так люди мы или крокодилы? Разве непонятно, что спасти нас могут не нефть и газ, а наши дети? Они не просто творенье Божие. Они – Его милость. Только дети в этой стране не разучились любить. Даже тех, кого любить… невозможно.
Комментарии