Смерть Федора Васильевича Ростопчина в 1826 году стала началом заката для всей семьи. Его жена, перешедшая в католическую веру, не могла простить графу русского патриотизма и вымещала обиды на сыне-подростке Андрее, потакая любым проделкам.
Она говорила: «Покойный муж отнял у меня мои права и отстранил меня от воспитания сына моего, пусть же все зло от его дурного воспитания и поведения падет на его память». В ответ мальчик не имел к матери ни любви, ни страха, ни уважения.
Слухи о «воспитании» младшего Ростопчина дошли до императора. К Екатерине Петровне поступило письмо, в котором она уведомлялась о том, что Николай I берет на себя воспитание мальчика в знак особого уважения к памяти покойного Федора Васильевича. Царь решил устроить Андрея в Царскосельский лицей. Обескураженная графиня написала государю о том, что она просит оставить сына у нее на какое-то время для окончания его «религиозного воспитания». Но уже никто не обращал внимания на ее фальшивые просьбы…
Уже с шестнадцати лет Андрей начал транжирить отцовские деньги – десятками тысяч рублей. Попав однажды в кабинет директора Пажеского корпуса, он нашел здесь свое метрическое свидетельство и тут же исправил дату рождения с 1813 на 1812, чтобы на год раньше завладеть наследством.
Вот характерная сценка тех дней. Зимой Андрей кормил лошадь земляникой. Когда жена опекуна Мария Александровна Лонгинова сделала замечание, Андрей послал камердинера за большим блюдом земляники (оно стоило 150 рублей) и велел подвести лошадь прямо под окно своей тетушки, чтобы она во всех подробностях видела, как животное опорожнит тарелку. Вся первая его офицерская зима после окончания учебы прошла в угаре – женщины и карты. В семнадцать лет чуть было не женился на матери одного из своих товарищей. Удержало от столь поспешного шага, наверное, только то, что полк был отправлен в Польшу, где Андрей участвовал в подавлении восстания и был удостоен наград за воинскую доблесть.
Вернувшись в Гатчину, он любил приходить к старому пруду, тому самому, на берегу которого когда-то находил отдохновение Ростопчин-старший. Двое сопровождавших солдат приносили мешки серебряных монет. И Андрей задумчиво швырял рубли в воду. Представьте только, что творилось тогда в душе одинокого отпрыска одного из самых влиятельных людей России!
Жизнь была немилосердна к Ростопчиным. Двоюродная сестра Андрея – княжна Голицына – уехала во Францию, где провела всю оставшуюся жизнь в монастыре, пожертвовав ему 60 тысяч рублей. Все ее братья и сестры перешли в католичество, женились и вышли замуж за французов. Все они жили и умерли в Париже. В 1832 году овдовела сестра Андрея Наталья – умер ее муж Дмитрий Нарышкин, таврический губернатор… Много было и других потерь, разочарований.
Но по молодости своих лет Андрей легко преодолевал хандру. Посаженный за нередкие проступки на гауптвахту в Гатчине, он пробирался-таки в Петербург, и его можно было встретить в театре, на первых рядах, куда он усаживался с наклеенными усами или бакенбардами. Выходки эти были столь часты, что Николай легко дал Андрею отставку с военной службы – как только тот о ней попросил. 27 января 1833 года младший Ростопчин покинул полк «для определения к статским делам». Андрею было тогда только 19 лет, но выглядел он как минимум вдвое старше своего истинного возраста – огромная плешь старила его, делала похожим на провинциального барина.
Вернувшись в Москву, Андрей Ростопчин сразу принялся ухаживать за тремя девушками. Одной из них была Евдокия Сушкова – Додо, как ее называли ближние. Ей исполнился 21 год, она была дочерью начальника таможни в Оренбурге, но воспитывалась в Москве в семье своего деда Пашкова – в знаменитом доме на Моховой улице. Додо была знакома с Пушкиным, Лермонтовым… И сама не чужда стихотворства. Ее родные были в шоке, узнав о таком увлечении девушки. Сыпались мольбы, уговоры, увещевания. Даже анонимные публикации стихов вменялись ей в вину. Евдокию отговаривали от стихотворства с иконами в руках, специально сняв для этого образа из святых углов.
И вот – к счастью? Встреча с приехавшим из Петербурга молодым гвардейским офицером, имевшим громкую фамилию и несметное богатство. Когда Ростопчин сделал ей предложение, она приняла его. Андрей Ростопчин был остроумен, красноречив, одарен чувством юмора и мог нравиться, когда хотел. Тем более верный своей авантюристичной натуре, он убедил невесту в том, что ему уже исполнилось тридцать лет! Венчание состоялось 28 мая 1833 года. Но молодые мало жили в Москве: свекровь, скоро понявшая, что невестка не примет католическую веру, презрительно называла ее «мадам Евдоксия» и всякий раз подчеркивала свое нежелание видеть жену сына.
В жизни Андрея Ростопчина наступили непростые времена. Увы, он не унаследовал от отца хозяйской сметки, расчетливости крепкого степного помещика. К примеру, чтобы помочь запутавшейся в финансовых проблемах сестре Софье, он попросту вынул бриллианты из отцовских табакерок, из которых одна, пожалованная отцу австрийским императором во время Суворовской кампании, стоила 75 тысяч рублей. Друзья похитили у Андрея оставшиеся драгоценности, да еще обманули, пообещав продать на аукционе в Париже коллекцию картин, – шедевры будто бы погибли во время бури на море, когда доставлялись на корабле во Францию. Позднее дети Андрея Ростопчина встречали эти картины в доме у французского посла – каждое полотно стоило не меньше ста тысяч рублей.
Андрей при всем своем авантюризме, действительно, был добрым малым. К примеру, Императорской публичной библиотеке он постоянно жертвовал деньги, редкие коллекции книг и гравюр. Сам был автором нескольких книг на исторические темы (в том числе и работы о деятельности отца), словаря художников и даже задумывал написать «словарь о России». Те картины, что оставались в его распоряжении, он щедро выставлял в своем доме для публики.
Почти постоянно молодые Ростопчины жили в воронежском имении с красивым названием Анна. Так было спокойнее, так уходило меньше денег на жизнь. Поначалу Додо Ростопчина восприняла новый уклад как «изгнание в глухую степь». Ее эпитеты «смерть заживо», «добровольной смерти сон», «живую в душную могилу схоронили в двадцать лет» красноречивее любых описаний помещичьей жизни середины ХIХ века. И все же, все же… Постепенно человек привыкает ко многому. Нашла и Ростопчина свою поэзию в этом уединенном уголке: увлекалась верховой ездой, много музицировала. Андрей, по воспоминаниям, «обращался с крепостными милостиво, выстроил им больницу, дарил лес на постройки и дрова на топливо, павших лошадей и коров заменял своими».
Кажется, переломным в жизни семьи был 1837 год, тот год, когда погиб Пушкин. Андрей снова начал искать себе место в высшем свете. Он передал графу Бенкендорфу документ из отцовского архива. Документ был адресован Николаю, это был рескрипт о заточении императрицы Марии Федоровны в Соловецкий монастырь и о признании незаконными ее сыновей Михаила и Николая. Именно Ф.В.Ростопчин в свое время настоял на том, чтобы документ не был обнародован. Андрей рискнул напомнить об этом сыну Марии Федоровны. Уже на следующий день Бенкендорф передал молодому Ростопчину, что государь (прежде обозленный на Андрея за мальчишеские выходки!) благодарит его.
В сентябре 1837 года у Ростопчиных родилась дочь Ольга, ровно через год – Лидия. Мать любила читать сказки детям или играть на фортепиано, шила им младенческие одежки…
Андрей Ростопчин после рождения троих детей почему-то снова вернулся на военную службу – с февраля 1840 года он корнет гусарского Его Императорского Высочества Герцога Максимилиана Лейхтенбергского полка. Произведен в поручики. Уволился в 1843 году с чином штабс-капитана. В тот год в одном из писем упомянута чета Ростопчиных: «…Собирались было за границу, но я надеюсь, что не соберутся, ибо у графа по вечерам уже начали играть в карты, и есть надежда, что скоро они останутся опять без денег»…
…Необычной сложилась судьба Софьи Ростопчиной. Ее мужем был блистательный парижский светский «лев» граф Эжен де Сегюр. Она родила ему восьмерых детей, стала бабушкой 18 внуков. Софья рано оставила свет и поселилась в Нормандии в замке Нуетт, подаренном отцом. Здесь и родилось большинство детей.
Девизом ее жизни были слова: «Бог и мои дети». Софья обожала малышей, для них придумывала игры и развлечения, истории с продолжением. Впервые она прочитала свои «рассказы для простофиль» при свете масляной лампы писателю Эжену Сю, которого привез в замок католический писатель Луи Вейо. Свершилось чудо: гостиная превратилась в сказочный лес, населенный волшебными героями. Наутро Эжен Сю попросил хозяйку отдать ему рукопись: он хотел отвезти ее в Париж, в издательство. Софи была удивлена: «Неужели вы в самом деле полагаете, что эти истории достойны чьего-то внимания?»
Так в 58 лет к ней пришла известность, все двадцать ее романов печатались в самом престижном издательстве «Ашетт», причем первые книги оформил знаменитый художник Гюстав Доре.
Но вернемся в Россию. Положение Евдокии Ростопчиной в глазах высшего света сильно пошатнулось после публикации в 1847 году стихотворения «Насильный брак», где в аллегорической форме были показаны отношения Польши и России. Ростопчины только что вернулись из заграничной поездки, и поэтесса написала стихотворение под впечатлением салонных разговоров в Европе. Ее перестали пускать во дворец, славянофилы принялись травить за «западничество».
Впрочем, в богатом доме Ростопчиных на Дворцовой набережной в Петербурге не боялись мнимых и истинных «блокад». Особо славились библиотека и картинная галерея Андрея Федоровича (около 300 картин, портретов и мраморных скульптур). В этом доме в разные годы бывали Жуковский, Гоголь, Крылов, Одоевский. На музыкальных вечерах здесь пела Полина Виардо, играли Даргомыжский, Глинка, Ференц Лист. Незадолго до роковой дуэли у Ростопчиных был Пушкин… На тексты сорока стихотворений Ростопчиной более ста композиторов написали романсы: Рахманинов, Даргомыжский, Алябьев, Булахов («Дайте крылья мне перелетные…», «И больно и сладко, когда, при начале любви…» и другие).
Внуки Ростопчина подолгу жили у старой графини. Екатерина Петровна постоянно была окружена француженками-компаньонками, католическими аббатами, пользовавшимися ее деньгами для своих целей. Почти все время пожилая графиня проводила в чтении духовных книг, сама написала четыре книги на богословские темы. В доме постоянно жили десять-двенадцать воспитанниц из бедных семей, сироты, которые находились на положении монашек.
А что же Андрей Ростопчин? В 1855 году он участвовал в Крымской кампании – был командиром 15-й Дружины Московского ополчения. Получил должность церемониймейстера Высочайшего двора, чин шталмейстера – заведующего императорским конным двором (чин соответствовал званию генерал-лейтенанта). С апреля 1868 года служил в Главном управлении Восточной Сибири, занимал должность чиновника особых поручений. Здесь же, в Иркутске, вместе с ним служил и сын Виктор – штаб-офицер для поручений при Управлении начальника местных войск Иркутской и Енисейской губерний. С инспекциями Андрей Ростопчин бывал на далеких золотых промыслах (в том числе и на знаменитых Нерчинских), в Красноярске, в местах ссылок и каторги, на заводах. Говорят, Андрей очень скучал в Сибири, никак не мог привыкнуть к унылой жизни здешних городов.
Внучка Лидия уже в зрелые годы уехала во Францию. Имея титул графини, жила в бедности, сочинила несколько повестей («Падучая звезда», «Красотка» и другие), пьес, книг для детей, где многое было почерпнуто из детства. Также она написала мемуары «Правда о моей бабушке», «Семейные воспоминания», сохранила и обработала огромную переписку матери с В. Жуковским, П. Плетневым, М. Погодиным, Ф. Тютчевым. Вместе с сестрой Ольгой она издала сборник стихотворений матери, где был помещен биографический очерк о Евдокии Ростопчиной.
Наследники Ростопчина проиграли в карты, отдали за долги, спустили с молотка все до последней серебряной ложки из его несметного богатства: и дома, и картины, и леса, и конские табуны. В родовом поместье под Ливнами уже в веке ХХ были разрушены церковь и часовня над могилой родителей. От дворянского гнезда Ростопчиных, от колыбели, где родился Феденька Ростопчин, остались ныне лишь кирпичная стена со сторожкой возле ворот да каменный сарай.
Комментарии