Люди и баллы

Продолжение. Начало в №36, 37, 39, 40-43

«Девушка сильно страдает, страдает очень по-русски. Заметим, что ее душа – русская душа: «Татьяна (русская душою…)». Критики единодушны в том, что «русскость» героини Пушкина – одна из ее главных характеристик…»

Татьяна вверяет себя молодому человеку, и уже он должен решать, как поступить с ней. Евгений отвергает девушку, и поэтому ее судьба – выйти замуж за другого человека, который благороден, но не любим ею и от которого у нее (как подметил В.В.Розанов), по-видимому, нет детей…

Героиня Пушкина остается несчастной до конца романа, а на самом деле до конца жизни…

Повторим, именно душа, русская душа Татьяны принимает это уничижение. Более того, она бы по-прежнему хотела, чтобы Онегин был с ней строгим воспитателем:

…колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной страсти
И этим письмам и слезам.

Как может Онегин «быть чувством мелкого рабом», когда судьба распорядилась так, что раба – она? Нет, она никогда не соединится с Онегиным согласно его воле («…вы должны, // Я вас прошу меня оставить»)».

И еще. Можно не соглашаться с автором художественного произведения, спорить с профессором Калифорнийского университета и не принимать личные мнения читателей, Это все нормально. Но карать ученика за то, что в его сочинении «авторская позиция искажена», карать нулем просто безграмотно. А именно этот критерий введен в экзамен по литературе начиная с 2021 года.

Все это непривычно для нас и многим может показаться неприличным, хотя я очень осторожно цитировал… Но что поделать – это тоже одно из направлений современного исследования литературы.

Но главное вот в чем: после тихой заводи однозначных и утвержденных программ и учебников по литературе мы оказались сегодня в открытом море с его штормами, приливами, отливами, ветрами и ураганами, рифами и мелями. И мертвого штиля больше не будет. И все каналы информации перекрыты не будут. И многое понесут в школу. Ведь достаточно хотя бы одному выйти на что-то необычное, остренькое, соблазнительное…

А создание белого Интернета только усилит желание смотреть Интернет цветной. Значит, и нужно учить в этом климате и при такой погоде. Для этого требуется способность самостоятельно мыслить, быть критичным, не поддаваться искушениям и соблазнам, а главное – иметь в руках проверенный и точный компас.

Скажу откровенно, меня куда больше беспокоит другое. Передо мной солидное пособие с типовыми экзаменационными вариантами ЕГЭ по русскому языку на 2020 год. 365 страниц большого формата. 36 вариантов. Тираж 100000 экземпляров. Меня интересуют сейчас тексты для сочинений. Займемся арифметикой. Множим 100000 на 36. Получаем три миллиона шестьсот тысяч задач по написанию сочинения. А сколько таких книг было издано за все эти годы? Ведь русский язык сдают все.

Добавьте к этому сами экзамены, подготовку учителей, репетиторов, курсов, варианты Интернета. Миллионы, миллионы учеников за все эти годы перерешали все эти миллионы заданий. Но дело не только и не столько в количестве. Жизнь и литература сложны, противоречивы, многоцветны, объемны, часто запутанны, неоднозначны. И все это превращается в один-единственный вопрос, на который должны ответить ученики: согласны или не согласны они с автором предложенного текста. О если бы всегда было так просто!

Вспомним Александра Чацкого, Евгения Онегина, Григория Печорина, Евгения Базарова, Андрея Болконского, Родиона Раскольникова, Ермолая Лопахина, Григория Мелехова с их вечным противоборством ума и сердца и необходимостью выбора, беспощадного и трагического. Вспомним Катерину Кабанову, Ларису Огудалову, Анну Каренину, даму с собачкой Анну Сергеевну с их любовью и мукой трагического выбора.

Вспомним и самих писателей наших. Грибоедов растерзан толпой в Персии, Пушкин и Лермонтов погибли на дуэли. Рылеев повешен. Гумилев расстрелян. Мандельштам погиб в пересыльном лагере. Гаршин, Есенин, Маяковский, Цветаева, Фадеев покончили самоубийством. Достоевский переживает обряд своей смертной казни – только стоя у эшафота, он услышит рескрипт о помиловании и замене приговора на каторжные работы на четыре года.

Писарев четыре года провел в Петропавловской крепости в одиночном заключении. Чернышевский – 21 год крепости, каторги и ссылки. Солженицын в 1945 году приговорен к восьми годам исправительно-трудовых лагерей с неизбежной после срока ссылкой, а в 1974 году – лишение советского гражданства и принудительная высылка за границу. Шаламов: первый приговор в 1929 году; в январе 1937 года снова арестован (пять лет с отбыванием на Колыме); в 1943 году добавили еще десять лет за антисоветскую пропаганду (назвал эмигранта И.А.Бунина русским классиком).

Травля Платонова, Булгакова, Ахматовой, Зощенко, Пастернака. И покаянная мука Некрасова: «Погрузился я в тину нечистую // Мелких помыслов, мелких страстей»; «А ты молчишь – бездействен и печален, // И медленно сгораешь со стыда». И «арзамасский ужас» Льва Толстого»: «Было два часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии, но подобного мучительного чувства я никогда не испытывал, и никому не дай Бог испытать» (из письма жене); и его уход из дома.

Какие трагедии, какая мука! И сколько страданий! И как все это сложно… А теперь мы научим миллионы своих учеников, не вдумываясь и не сопереживая, судить всех и все по единой нехитрой схеме: согласен – не согласен. И так же легко и бездумно все проблемы решать.

Но это еще не все. На экзамене проверяющий эксперт сверяет написанное учеником с лежащей перед ним «информацией о тексте», где сказано, с чем ученик должен согласиться и с чем не согласиться. И такие информации – во всех пособиях по подготовке к экзаменам для всех вариантов. Весь класс, всю школу, весь регион, всю страну стрижем под одну гребенку. Но ведь не таблица умножения перед нами, а размышления о жизни, о человеке. И тех, кто думает лучше, талантливее, умнее, чем в ФИПИ, – того и покарают. И кому тогда нужны все эти четыре «к» с их коммуникацией, креативностью, критическим мышлением, работой в команде? Покажите мне их на ЕГЭ по русскому языку и литературе. И чего тогда стоят импортные пизы, где читательскую грамотность проверяют не на русских текстах, а на переводных…

Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.

Пора выбраться на дорогу.

Эльвира Горюхина вела уроки в Беслане после Беслана. И вот как она сформулировала идею своего подхода к изучению русской литературы: «Момент сопряжения вечного с неповторимой жизнью отдельного человека».

На нашем экзамене по литературе отдельного человека, за редким исключением, нет вообще. О том, как достичь этого сопряжения, мы и говорили. Но есть вопросы более сложные и, скорее всего, более важные. Зачем? Во имя чего? С какой целью? В чем смысл работы учителя-словесника?

Так мы подошли к четвертой фундаментальной основе урока литературы в школе.

Начнем с Пушкина. Сейчас часто вспоминают пушкинский лицей. Да, лицеисты получали прекрасное образование. Но лицей не был для них только «сенью наук».

Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена.

Пушкин благодарит своего учителя не за глубокие и прочные знания, не за баллы, не за поступление в топовый вуз и зачисление на бюджет. Здесь другая система ценностей. Создал нас, воспитал наш пламень. Чистая лампада возжена. И в этом – краеугольный камень.

Есть такое выражение – «построить дом на песке». Не строим ли мы школу, краеугольным камнем которой становятся баллы и рейтинг?

Но история знает и другие основания.

Весной 2021 года вышел восьмой том «Истории Российского государства» Бориса Акунина. Откроем первую его часть, посвященную Александру II.

«Отец будущего императора Николай пригласил на должность главного ответственного за воспитание своего старшего сына Жуковского.

Василий Андреевич составил обстоятельный документ «План учения», согласно которому воспитание наследника предполагалось разделить на три ступени: «нравственный компас», «начало путешествия» и «учение применительное». Первый этап, длящийся до тринадцатилетнего возраста, должен был развить в мальчике добродетели, второй (до восемнадцати лет) – снабдить всесторонними знаниями, третий – научить, как применять эти знания на практике…

Историю и словесность ему преподавал сам Жуковский, правоведение – Сперанский. Кроме традиционных французского и немецкого подросток должен был выучить и английский язык, язык главного соперника России, а также польский – как будущий монарх Царства Польского.

Образование наследника завершалось двумя большими ознакомительными путешествиями.

В 1837 году, сопровождаемый Жуковским, Александр совершил семимесячную поездку по России, добравшись на востоке до Тобольска, а на юге до Крыма. Он посетил почти тридцать губерний (а всего их в империи насчитывалось пятьдесят шесть).

Гуманистическое воспитание проявилось в том, что цесаревич не отказывался от встречи с политическими ссыльными. В Вятке он увиделся с Александром Герценом, арестованным и сосланным за участие в университетском кружке… Именно по ходатайству цесаревича участь Герцена, а также некоторых декабристов была смягчена. Получив от отца вести об этой «милости к несчастным», юный Александр кинулся в объятия к Жуковскому. Тот потом называл эту минуту «одной из счастливейших в жизни» – и неудивительно. В этот момент Василий Андреевич должен был понять, что его старания о «нравственном компасе» были ненапрасны».

Когда же сыну Александра II Николаю исполнилось 16 лет, жена императора Мария Александровна обратилась к Константину Дмитриевичу Ушинскому. Я не знаю, просила ли она совета или предлагала принять участие в воспитании и обучении наследника. Ушинский ответил четырьмя письмами. В сокращении они есть в Интернете: К.Д.Ушинский, «Письмо о воспитании наследника русского престола». Я ограничусь краткими выписками из этих писем.

«Нельзя придавать большой важности тем или другим упущениям в фактических сведениях и Боже сохрани только ими отягощать молодой ум в то время, когда он требует более действенной пищи, требует идеи, чувства, одушевления…

Утомленный сухостью науки, он может отворотиться от нее и начать искать идею там, где ее нет, в пустой, хотя и блестящей, обыденной жизни, которая уже потому возьмет верх, что она все же жизнь, а в науке он встретит мертвый, давно похороненный, ни к чему не нужный факт.

Шестнадцатилетний возраст – такая пора человеческой жизни, когда человек, чтобы учиться, должен быть увлечен или самой наукой, или той глубиной жизни, которые перед ним раскроет наука. В эти годы душевной жизни (вспоминается пушкинское «духовной жаждою томим». – Л.А.) всего больше надо наблюдать над тем, чтобы эта жажда действительно удовлетворялась тем, что должно, потому что если она не будет удовлетворяться наукой, тот все же отыщет себе удовлетворение, но, может быть, самое жалкое и ничтожное. Здесь уже пора воспитания из повиновения прекращается и начинается пора воспитания из жажды жизни и жажды деятельности…

Лев Айзерман

Продолжение следует