“Любить!” – что есть силы кричит перед гибелью бедная Фрина

Фрину играет Кристина Орбакайте, Данаю в одноименном спектакле в тот вечер играла Анна Терехова, дочь Маргариты Борисовны Тереховой. (Такие вот дочки-матери). Этот театральный проект по пьесе Юрия Волкова на сцене Театра эстрады поставил режиссер Михаил Водзуми. На афишах, буклетах – роскошное трио роскошных девиц: Кристина в центре в красной парче с льняными локонами на обнаженных плечах и две “Данаи” – Анна Терехова и Эвелина Бледанс в царственной сизой парче.
Спектакль идет с начала ноября, и я, честно говоря, не думала о нем писать, ибо постановка слабовата, а ругать не хочется. Но тут на днях попалась какая-то не очень свежая газета “Жизнь”, и в ней на первой полосе – фотомонтаж: суровая Алла Борисовна чуть ли не пальчиком грозит дочери в роли Фрины, а в статье идет речь о том, что матушка не одобряет сыгранную дочерью роль… лесбиянки. (Этот вывод газета делает только на том основании, что Алла Борисовна всего два раза хлопнула в конце представления. Ну а весь этот лесбос, естественно, – фантазия сугубо журналистская). Вот тут я сначала изумилась, а потом разозлилась. Не было в пьесе лесбийской любви! Да и зачем Данае, заключенной отцом в башню, любовь лесбийская, если у нее есть любовь самого Зевса, проникшего в башню золотым дождем?!
Вот в этом и есть сердцевина пьесы – Любовь. О ней и поговорим. Не голубой и не розовой, а скорее уж золотой.
И еще – о Кристине. Уже не раз писала, что считаю ее великолепной драматической актрисой (в отличие от певицы). С той самой первой ее совершенно гениальной роли девочки в фильме “Чучело”.
В роли Фрины Кристине, к сожалению, не удалось поднять планку выше своих предыдущих ролей, тем не менее и здесь она безмерно выразительна и в меру трагична. Танец – ее стихия, но стихии этой в спектакле было явно многовато, тем более что сам стиль этого танца (что-то среднее между египетско-греческим и индийским, названия не знаю) уже растиражирован “массовой культурой”: сама наблюдала в плавательном бассейне “Олимпийский” групповые занятия на кромке бассейна под музыку в том же стиле, в котором и Фрина движется по сцене.
Сюжет же пьесы таков: по древнегреческой мифологии, жестокий и развратный царь Аргоса Акрисий узнает от оракула, что должен погибнуть от руки сына Данаи, и тогда он заточает дочь в подземную башню, в которую Зевс все равно проникает, и Даная рожает сына Персея, который-таки исполнит в свое время пророчество оракула. Но в пьесе до родов дело не доходит, автор сочинил жизнь Данаи в башне, сочинив и ее служанку Фрину.
Фрина-Кристина появляется, обольстительная и лживая, сначала в качестве безмерно преданной своей ровеснице-госпоже, якобы кумиру своего детства и всей своей жизни. Бедная дочь бедного винодела. Постепенно выясняется, что ее ребенком отдал сборщику податей родной отец в качестве “оплаты”. Фрина стала блудницей. И вовсе не в счастливом упоении, как она признавалась Данае вначале, бежала за толпой “грязная” девочка Фрина, чтоб только увидеть лицо своей якобы обожаемой царственной ровесницы. А для того, чтобы швырнуть в нее камень, ком грязи, в это чистенькое, прекрасное, кукольное личико…
Но Даная за время вдохновенной лжи Фрины успела всем сердцем полюбить бедную красавицу служанку. Когда та бредила, вспоминая все ужасы, творимые с нею и с народом его жестоким царем, Даная отпаивала ее целебными отварами, согревая собственным телом. Она ведь была бесконечно одинока в своей башне, а тут – подруга, наперсница, сестра…
Но даже потом, когда Фрина в ярости (“не мучь меня своим совершенством!”) бросает ей в лицо всю правду о своем отношении к ней, даже тогда Даная не отвергает Фрину. Она жалеет ее. “Бедная, бедная Фрина”. И это Фрине вынести совсем уж невмоготу…
Не нужны ей любовь и жалость Данаи! Ей нужна Любовь. Такая же великая, божественная, как у ее госпожи. По ночам она бегает тайком к алтарю Зевса, тщась его “переманить”. И страдание ее главное, смертное оттого, что кто же ее, такую пустую и грязную, полюбит по-настоящему, какой мужчина?
Она видит, как золотой дождь снисходит на Данаю, слышит счастливые речи “соперницы” и… лжет ей, что с той был просто припадок падучей, что бредила Даная и она, Фрина, поила ее целебными отварами и согревала теплом своего тела. “Я тебе не верю!” – изумленно восклицает Даная, но даже и тут нет в ее голосе ненависти. Да, только такую избранницу и мог полюбить сам Зевс, ибо надо же было спасать грязный мир силой Величайшей Любви. Больше ведь – нечем! Во все времена.
А что же, что же остается бедной Фрине? Она мечется по ложу, усыпанному розовыми лепестками. Тут и выдыхает Фрина свой истошный вопль: “Лю-би-ить!” Как смертельно раненное животное, как гибнущее в пустыне от жажды создание кричало бы: “Пить!!!”
И тогда Фрина находит единственный выход, как разбить любовь Данаи, как умертвить эту Великую Любовь. Она вынуждает Данаю убить ее под угрозой того, что иначе она вонзит кинжал в чрево Данаи, убьет ее ребенка. И только тогда Даная-мать поднимает руку на Фрину. И та, погибая, счастлива. К убийце Зевс не придет.
…Но долго еще стоит в ушах или над залом, над сценой, вырываясь на московские улицы, в такой же безлюбовный, уже нынешний, реальный мир, отчаянная и безответная мольба женщины, далеко не только Фрины: “Лю-би-ить!”.
Любить. Иначе – не жить.
Ольга МАРИНИЧЕВА