Чехову приписывают фразу: «Можешь не писать – не пиши». Впрочем, есть мнение, что она принадлежит поэту-модернисту Рильке. Хотя, с огромной долей вероятности, это творческое переосмысление слов Льва Толстого: «Если уж писать, то только тогда, когда не можешь не писать».
Обе фразы по-своему замечательны, и их можно считать руководством к действию как «от противного», так и «к приятному». Что делать, если писать не надо, а хочется? Никто не запретит тебе делать это, как говорили раньше, «в стол», а выражаясь современно – «под замок». А вот что делать, если писать не хочется, а надо?.. Толстого вряд ли кто-то заставлял, он это делал тогда, когда мог и хотел, ему за это зарплату не платили. А как быть тем, кому платят? И чем в таком случае профессия писателя отличается от профессии врача, учителя, актера или кого-то еще?
Почему-то считается, что музыкант, художник, поэт и иже с ними могут себе позволить ничего не делать, если нет вдохновения и муза куда-то упорхнула. Мол, вас же не устроит жалкая мазня или примитивный мотивчик, значит, надо подождать, пока возникнет соответствующий настрой, снизойдет озарение, ударит творческая струя, и вот тогда главное – не мешать человеку творить, создавать шедевр!
А почему тот же повар не имеет права заявить, дескать, сегодня у меня нет никакого настроения готовить, вот вам консервы и все свободны? Потому что это поставит крест на его карьере. Точно так же и парикмахер не может отказать клиенту, мотивируя это тем, что «как-то душа не лежит, никакого желания работать, поэтому не приходите, я не хочу делать вам плохую прическу, а хорошую не могу, и вообще, я вам сама позвоню, когда опять нахлынет». (Со строителями в частном секторе дело обстоит немного иначе, там мастер может внезапно запить, и все поймут – лучше переждать, у человека сложный жизненный период, кризис жанра, зато когда пропьется, все сделает на славу, по высшему классу!)
Но вот опять же с учителями и врачами все не так. Какое бы у них настроение ни было, они обязаны учить и лечить максимально хорошо, чтобы без нареканий. И никого не устроит аргумент, мол, извините, что-то у меня в последнее время на душе неспокойно, поэтому и уроки у меня неинтересные, и с детьми никакого желания работать нет, и с родителями общаться, и с коллегами делиться новостями, и планы с отчетами писать не могу – все валится из рук. Кому это интересно? Ты профессионал, а значит, должен делать то, чему тебя учили, хорошо и качественно в любом состоянии, за исключением разве что болезни. Но на этот счет есть особые инструкции, а вот про отсутствие музы как оправдание плохой работы – это, извините, чушь!
И это притом что параллельно все и везде говорят, мол, педагог – профессия творческая, и вообще, педагогика – это искусство, а не ремесло, тут важен душевный порыв, эмоциональный настрой! Ой ли? Почему-то люди искусства имеют право на капризы, а педагоги – нет.
С точки зрения организации работы любой общественной структуры каждый человек должен выполнять в ней свою функцию так, как от него ждут, и тогда, когда это нужно. В этом смысле он, да, винтик. Правда, как мы все знаем с детства, если разобрать любой механизм, а потом снова его собрать, всегда окажется, что осталось несколько «ненужных» деталей, без которых тем не менее все и так работает. (То же, кстати, и в живом организме, где отсутствие не только малых фрагментов, но даже целых органов часто почти никак не сказывается на самочувствии и состоянии здоровья особи.) Но это, как говорится, частности.
Так вот, школа – тот же организм, и в ней действуют те же правила, что и везде: находясь на своем месте, ты должен делать то, что надо, строго по расписанию. Плохое настроение в расчет не берется. Можешь учить – учи. Не можешь – тоже учи, потому что ты обязан это делать в соответствии с должностными инструкциями. Или увольняйся, мы другого найдем.
И все же…
Помните, в фильме «Доживем до понедельника», снятом режиссером Станиславом Ростоцким по повести Георгия Полонского, есть такой эпизод. Главный герой – учитель истории Илья Семенович Мельников – просит у своего друга и начальника отпуск. Всего на три недели. Посреди года, ибо на дворе осень. Между ними происходит следующий диалог:
– Меня твои объяснения не устраивают!
– А учитель, который перестал быть учителем, тебя устраивает?!
– Ну-ну-ну… Как это перестал?
– Очень просто. Сеет «разумное, доброе, вечное», а вырастает белена с чертополохом.
– Так не бывает. Не то сеет, стало быть.
Мельников неожиданно согласился:
– Точно! Или вовсе не сеет, только делает вид, по инерции… А лукошко давно уж опустело…
Дальше, по ходу разговора, Мельников просит отпустить его: «Могут, в конце концов, быть личные причины?» И директор соглашается: «Пиши свое заявление… Ступай в отпуск, в музей… в цирк! Куда угодно…»
О чем это? Да вот именно о том, что человек вдруг понял – в его нынешнем состоянии он не может и не имеет права работать с детьми. И, что интересно, директор, скрипя зубами, этот аргумент принял.
Это, как мы прекрасно понимаем, случай исключительный. В реальной жизни все обычно происходит по иным сценариям – педагог, находясь в кризисе, либо впадает в запой, либо начинает постоянно срываться на детях, либо продолжает вести занятия, но по шаблону, для «галочки», без желания в ком-то что-то разбудить или зажечь. Ну, или увольняется.
В подобной ситуации, как мы бы сегодня сказали, очень важно вовремя распознать проблему и оказать человеку квалифицированную психологическую помощь. Правда, школьных психологов у нас не хватает даже на детей, а уж про тех штатных специалистов, которые должны работать со взрослыми, и говорить не приходится, это только за свой счет и в свободное от работы время.
Так к чему же мы все-таки приходим в итоге? Не к тому ли, с чего начали, – «Можешь не учить – не учи» и «Если уж учить, то только тогда, когда не можешь не учить»? Получается, именно такой подход наиболее гуманен по отношению к учителям, ученикам и системе образования в целом. По крайней мере с точки зрения классического либерализма, когда в центре всего находится именно человек, и система работает на обеспечение его интересов, а отнюдь не наоборот, это так.
Но либерализм у нас не в фаворе, мы привыкли, что система сама по себе является центром, вокруг которого обязаны крутиться и обслуживать его все остальные. К тому же, если интересы человека поставить превыше всего, окажется, что бесчисленные примеры самых изощренных капризов наших звездных знаменитостей можно считать обоснованием ровно этого подхода. Да, я велик и понимаю, что все (концерт, выступление, съемки и пр.) держится только на мне, а потому я требую, чтобы все мои желания были учтены и ко мне относились с пониманием!
Стоит ли утверждать, что такое встречается сплошь и рядом. Но почему же в одном случае это проходит и все понимают, что такое поведение оправданно, а в другом – нет? Что мешает тому же учителю поставить условия – мол, если хотите, чтобы я творил с полной отдачей и демонстрировал потрясающие результаты, мне нужно вот это, это и это (читай: райдер)? Может, все-таки потому, что даже если педагогика и искусство, то оно все же довольно особое, не вполне привычное, «ремесленное»? То есть ради эстрадного певца, поэтессы, актера или кинозвезды мы готовы идти на уступки, а ради педагога – нет, потому что он всего лишь человек системы и должен подчиняться законам системы?
На самом деле и тут тоже есть исключения, которые, как известно, только подтверждают правило. Некоторые фамилии отдельных учителей и директоров известны огромному количеству работников образования, и не только. И именно этих «звезд» очень хотели бы видеть у себя представители органов образования тех или иных регионов, поэтому их зовут, приглашают, оплачивают проезд и проживание, а часто и выплачивают гонорар за выступление.
Но почему? Очень просто – эти профессионалы знают то, что позарез необходимо другим, они могут научить тому, чем прекрасно владеют сами, поэтому к ним не просто идут, а за посещение их семинаров даже готовы платить. Правда, платить готовы именно те, кто понимает ценность данного человека и его мастерства для себя и своей работы. Для других же нет авторитетов, кроме тех, кто был записан в учебниках по педагогике. А значит, нет смысла обращать внимание на кого-то из ныне живущих – все равно они ничего нового не скажут и ничем конкретно не помогут.
И все же опыт показывает – в нашей системе тоже можно поставить человека в центр всего. И это совсем не обязательно должен быть ученик по умолчанию. Учителя тоже имеют на это право. Но такое возможно, только когда сам педагог знает себе цену и люди вокруг принимают ситуацию как данность. Вот тогда он имеет право заявить: «Я учу, потому что не могу не учить, и знаю, что делаю это хорошо. Более того, другие тоже это знают. Но если я почувствую, что не в состоянии держать марку и поддерживать высокое качество, то не надо заставлять и вынуждать, я имею право взять паузу, передохнуть и дождаться вдохновения, без которого невозможно творить с полной отдачей!»
Абсурд, не правда ли?..
Ведь и дураку понятно, что врач никогда не должен отказывать в лечении больному на основании того, что у него-де ну совсем нет настроения работать. Так почему же у педагога должно быть это право?
В общем, лучше всего просто спросить у рядовых учителей, что они думают по этому поводу. И как они сами решают проблему, перед которой в свое время встал их замечательный коллега Илья Семенович Мельников из «Доживем до понедельника».
Комментарии