На чтение: ≈ 18 мин.Летом 1993 года мы вновь приехали в Вешенскую, я – в четвертый раз, а моя дочь Марина – в третий. Мы сразу же направились к Александре Петровне Мелиховой, вдове бывшего директора Вешенской средней школы. Вошли во двор за невысоким деревянным забором. Хозяйка маленькая, сгорбленная, сухонькая, смуглая дочерна, как уголек, выдергивала сорняки вокруг картофельных кустиков. Увидев нас, она оставила свое занятие и, прихрамывая, держась рукой за поясницу, подошла к нам. Поздоровались. Она всегда принимала нас приветливо: нас сблизили общие воспоминания, общая боль. Мы пошли за ней в ее флигелек. В старом доме, что в самом центре двора, живет семья квартирантов. С этим самым домом и связаны горестные воспоминания Александры Петровны.
Когда Иван Никитич Мелихов жил с первой женой, Шура была у них прислугой. Мелихов работал директором школы. У него тогда уже было трое детей – две дочери и сын. Жена Мелихова заболела и внезапно умерла. Остался он с тремя детьми на руках, тогда-то и предложил Шуре: “Выходи за меня замуж, я тебя не обижу”. Александра Петровна неохотно говорит о прошлом:
– Все мои страдания через него. Да разве же он виноват, бедный?! Мы жили хорошо. Он был культурным, спокойным человеком, но строгим. Я с десятого года, а он старше меня на десять лет. Когда его забирали, последними его словами были, я очень хорошо запомнила: “Шура, об одном тебя прошу, не бросай моих детей”.
– А как вы решились выйти замуж за Ивана Никитича? Он нравился вам или жаль было его детей?
– Когда он сделал мне предложение, семья у нас была большая, бедная. Матери нас нечем было кормить: тридцатый, тридцать первый годы были трудными – коллективизация, раскулачивание. Я решила: чем с протянутой рукой по миру ходить, лучше выйду за него. Для меня он был хороший. Детей он воспитывал строго, спрашивал с них. Да я его как следует и не узнала, прожили мы недолго. Когда его забирали, я ждала второго ребенка. У меня от него остались сын и дочь. Сколько меня потом таскали! Из дома нас выселили (квартира считалась казенной), имущество все описали, а меня затаскали по судам: хотели вовсе выслать с детьми. За что, спрашивается? Сколько же я пережила! И зачем я связала с ним свою жизнь?! Лучше бы свиней пасла да котухи чистила! После его ареста решила больше замуж никогда не выходить, чтобы из-за мужа не страдать. На руках осталось пятеро детей. Жить не хотелось. Бывало, забьюсь в сарай или в чулан, лохоньями накроюсь и лежу, и ничего мне не мило, но дети держали меня в этой жизни… Писала я уже после запросы, где умер, где похоронен – ответа нет и по сей день. Мне сказали в милиции: “Александра Петровна, не мучьте себя и нас: никаких следов вы не найдете”. Говорят, что их за Миллерово вывезли и расстреляли. Один из наших вешенских вернулся и рассказывал матери, а она – мне, что он видел в Каменске в тюрьме на стене в камере было нацарапано “Иван Мелихов”. Один человек тоже видел его в Миллерово в тюрьме, говорил, что он все время плакал и не надеялся выйти живым. Я знаю, кто их всех предавал, – Богучарский. Он работал учителем и был на службе у чекистов, негодяй был: застрелил свою жену. Звали его Борис Федосеевич, преподавал русский язык и литературу. Потом переехал в Каргинскую, жил и работал там, там же и умер.
Александра Петровна достала старые фотокарточки, нашла и показала нам Богучарского: взгляд сумрачный, исподлобья. Стали внимательно рассматривать одно фото за другим. Вот участники конференции работников просвещения Вешенского района (о чем гласит надпись на фото), около пятидесяти человек, примерно 1932-1933 год. В самом центре я нашла своего дедушку К.И.Каргина: в серой кепке, слегка щурится на солнце, одет просто – в темной косоворотке, очень худой, как и многие другие учителя. Скорее всего это все-таки 33-й год. А вот и та самая фотокарточка, которая была главной целью нашего визита.
На этом снимке всего одиннадцать человек. На обратной стороне надпись: “Преподаватели Вешенской ШКМ в 1932-1933 учебном году, 10 июля 1933 г.
Сидят: Олейникова Мария Альбертовна – немецкий язык,
Анистратов Дмитрий Иосифович – обществоведение, история,
Мелихов Иван Никитич – завед.ШКМ, география,
Мрыхина Лукия Андреевна – математик,
Щегольков Григорий Прокопович – инструктор района.
Стоят: Емцов Григорий Иванович – пение, труд,
Каргин Константин Иванович – русский язык,
Агеев Федор Михайлович – агроном,
Лосев Георгий Зеновеевич – естествознание и химия,
Зотьев Александр Саввич – русский язык,
Каргин Василий – математик.
Фотокарточку мы быстро пересняли в местном Доме быта, а после отправились к Дудареву Андрею Георгиевичу.
От центральной площади, где в центре стоит скульптурное изображение вождя пролетарской революции, а за его спиной – вновь действующая Архангельская церковь, мы, оставив позади новое здание педучилища имени М.А.Шолохова, пошли по улице Шолохова до самого ее конца. Прошли вдоль длинного и высокого глухого темно-зеленого забора шолоховской усадьбы, из-за которого виднелся только второй этаж его желтого особняка. Напротив, утопающий в зелени высоких густых деревьев – большой двухэтажный дом из белого кирпича, построенный для дочери знаменитого писателя.
Улица Шолохова не переходит в степное донское приволье, а упирается в забор бывшего педагогического техникума. Там, в светлом каменном здании, со дня открытия техникума в 1931-1932 учебном году работал преподавателем русского языка и литературы мой дед К.И.Каргин. С сентября 1932 года он был переведен в Вешенскую школу крестьянской молодежи, ШКМ, учительский коллектив которой и сохранился на драгоценном фото. Свернув направо, мы прошли до следующей улицы, к дому N 146. Распахнули калитку, Андрей Георгиевич Дударев поливал грядки. Увидев нас, он оставил свою работу и пошел нам навстречу. Поздоровались.
– Вот так и живу: сам перекапываю, сам сажаю, поливаю, ухаживаю, поливаю и так далее. А что делать? Старшие сыновья разъехались, живут очень далеко, а младший мне почти не помогает, живет без семьи, не женится, а ведь уже за сорок ему, пьянствует, прожигает жизнь. Вот так и живем с ним вдвоем. Много он приносит мне боли и страданий. И дружки его все вокруг такие же. Пьет молодежь в станице теперь страшно, вырождается нация.
Мы уже были у Дударева в прошлом году. Теперь я развернула и показала ему коллективное учительское фото.
– Вам знаком этот снимок? Кого из этих людей вы знаете? Может быть, и у вас есть такой же?
– Да, я видел его очень давно, у меня такого нет. Всех их я хорошо знал, со многими был в близкой дружбе. Теперь их уже никого нет. Я был знаком с этими людьми сначала как инструктор райкома комсомола, затем как преподаватель. Расскажу о них, что знаю сам.
Мы прошли в дом и стали слушать рассказ Дударева.
– Директор школы, Иван Никитич Мелихов, был очень строгим, его боялись. Это был казак с хутора Варваринского Мешковской станицы. В первые годы Советской власти он работал директором Батыревской колонии – это Верхне-Чирский детский дом. Потом его перевели в Вешки. Он был эрудированным, знающим человеком, прекрасно преподавал свой предмет – географию. Мелихов говорил всегда в цель, имел острый и резкий характер, с первого взгляда был суровым – в доверительной беседе был очень словоохотливым. В сущности это был простой, душевный человек, материально он жил очень просто… Когда позже он сидел в каменской и ростовской тюрьмах, а затем в Миллерово, экономил пайки, а затем делился ими с товарищами. Жаль, очень жаль его.
Дмитрий Иосифович Анистратов пользовался большим авторитетом, все ученики его любили. Когда позже он был завучем, школа при нем была очень хорошей. Был он инструктором райкома партии, зав.отделом агитации и пропаганды. Затем на этом посту его сменил Лобов. Тогда было громкое дело “Лобовщина и анистратовщина”. Дело в том, что тогда так называемых кулаков из хутора Антиповского свезли в буераки, окружили их колючей проволокой. Комендантом этого Антиповского лагеря был Иван Мельников по прозвищу Чугунок. Его старшая сестра была женой Георгия Зеновеевича Лосева, звали ее Прасковья. У нее был друг с хутора Меркуловского, Глухов. Он и Чугунок брали бланки паспортов (как-то их раздобывали) и давали “кулакам”, выпускали их на свободу. Многих людей они тогда спасли от погибели, но попались на этом деле. Чугунок с Глуховым были судимы и отбывали срок в Коми-Зырянской ССР, а затем ссылку. Там Чугунок и умер.
Лобов, секретарь РК партии, москвич, прибыл в Вешенскую по назначению на партработу. Вдвоем с Анистратовым они выступили в районной газете “Большевистский Дон” и в краевой – “Северо-Кавказской газете”. Статья называлась “Мирное врастание кулака в социализм через перевоспитание молодых кулаков в комсомоле”. Статья попала в руки работников ОГПУ. Лобова и Анистратова исключили из комсомола. Но Петр Луговой, первый секретарь райкома партии, очень ценил Анистратова, покровительствовал ему, поэтому его и держали директором в межрайонной крестьянской школе. Он преподавал там историю. Учили там на зоотехников и бухгалтеров… Затем он ушел в армию, но за ним тянулся хвост – “правый уклонист”. Во время войны попал в плен под Харьковом, как и Костя Каргин. Я тоже был там тогда, но мне удалось выйти из окружения. Потом он вернулся домой на родину, в станицу Мешковскую на Мрыхинский хутор, там и умер.
Это был толковый парень: с виду простой мужлан, но исключительно эрудированный. Речь его была красочной, он блестяще владел риторикой. За это его и ценил Луговой. Анистратов досконально изучил методическую литературу, у него была прекрасная память. Феноменальный человек: по памяти формулы писал на доске, хотя не преподавал математику и физику, а был историком. Весь педсовет всегда был за него. Я о нем до сих пор высокого мнения.
Григорий Иванович Емцов – учитель пения, был простым хлеборобом, построил хутор, дом недалеко от Ивана Астахова. Астахов был по-нашему фермером, а по тем меркам – кулак. У него было 15 пар быков, лошади верховые и выездные. Мой отец с Астаховым служил когда-то в одном эскадроне… Так вот, Емцов прекрасно пел, виртуозно играл на скрипке, и его взяли в школу. Следы его потом затерялись.
Григорий Зеновеевич Лосев преподавал биологию и химию. Был он зав.учебной частью в Вешенской средней школе. Как учитель был хорош, но как завуч – слабый. Лосев – добрый, душевный человек, труженик.
Из всех учителей самым слабым был Василий Каргин. Он вел труд и арифметику до седьмого класса, дальше ему не доверяли: не мог на уроке доказать теорему Пифагора, часто сбивался. Ученики над ним слегка подшучивали. У коллег он вызывал жалость, одевался всегда очень бедно.
А вот Мрыхина Лукия Андреевна – математик, была умная учительница, пользовалась большим авторитетом, была даже награждена орденом Ленина. Девичья фамилия ее – Мельникова. Пошла она за Тимофея Мрыхина, у которого от первого брака после смерти жены осталось четверо детей. Была она очень доброй и всегда всем помогала.
Александр Саввич Зотьев преподавал русский язык, был человеком очень одаренным. Его брат Иван Саввич был историком, а младший брат Михаил Саввич – учителем начальных классов. Все братья были прекрасными людьми.
Константин Иванович Каргин преподавал русский язык и литературу. Я знал Костю, когда он работал еще в Каргинской школе в 1930-1931 учебном году. Для меня он всегда был и остался образцом высокой культуры. На собраниях и педсоветах он всегда выступал четко, по существу, без воды. Речь его была грамотной, образной, орфографически выдержанной, с правильными ударениями.
Вообще он в политику не ударялся. Пострадал он, насколько мне известно, из-за своей басни. Еще работая здесь, в Вешках, в 1934 году он написал пародию на басню “Волк на псарне” и назвал ее “Наши стражи”. Басня была очень актуальной, острой. Он читал ее в кругу близких друзей. Работников НКВД сравнил с псарней. В Казанской весной 1935 года его арестовали по обвинению в контрреволюционном заговоре.
Когда в 1964 году он приезжал в Вешенскую, мы ездили с ним на хутор Андроновский, где жил наш общий друг. Заговорили о войне. Разговор шел на повышенных тонах: спорили о власовцах, взаимоотношениях военнопленных советских и власовцев. Я заступался за власовцев, Костя их осуждал, но я понял, что он тогда боялся высказывать свое мнение и отстаивал официальную точку зрения. Это была наша последняя встреча с ним.
Мы вернулись к Александре Петровне Мелиховой и пересказали ей все, что узнали от Дударева о ее муже и его коллегах. Разговор был долгий, а тема – грустной.
Утром, прощаясь с нами, Александра Петровна сказала:
– Напишите об этом, расскажите о них, чтобы и другие люди знали. Ваш дедушка, Костя Каргин, был хороший человек, веселый, шутил всегда.
Александра Петровна недавно ушла из жизни. Она не прочтет этих строк, так же, как и Андрей Георгиевич Дударев. Но я исполнила свой долг перед ними и перед теми, о ком рассказала здесь.
Ирина КАРГИНА
Выбор читателей
Комментарии