Луч света, утвержденный гороно, или “Гроза”, которая разбудила отца семейства

Ужин проходил также в узком семейном кругу. Отец с сыном пожирали глазами телевизор, увлекшись хоккеем, и не замечали, что им подкладывает в тарелки Ирина Владимировна.
– Пап, – сказал сын в перерыве хоккейного матча, – Каштанка вызывает родителей в школу.
– Это которая Муму? – зловеще поинтересовался отец.
– Это которая учительница по литературе, – мужественно сказал сын, готовый умереть за правое дело.
– Опять что-нибудь натворил? – поинтересовался Пряхин необыкновенно тихим зловещим голосом, соображая, сумеет ли он физически воздействовать на сына, который перерос его на полголовы.
– Пап, концептуальные расхождения, – обреченно пояснил сын, припоминая, когда в последний раз его пороли.
– Ну, дождешься ты у меня, – решительно пригрозил отец, вспоминая, что в молодости занимался рукопашным боем.
– Разбирайтесь без меня, – самоустранилась Ирина Владимировна, – у меня по дому забот хватает.
– Лично пойду в школу, – заявил Пряхин, пытаясь вспомнить хотя бы один прием рукопашного боя, – я тебя выведу на чистую воду.
Учительница литературы ничего общего не имела с Каштанкой, она больше походила на болонку. Пряхин вдруг осознал тоску и безысходность тургеневского Герасима из “Муму”.
– Крайне запущенный ребенок, – неприязненно сказала учительница, открывая классный журнал и тыча пальцем в то место, где у Пряхина-младшего красовалась жирная двойка.
Пряхин пробормотал нечто похожее на “му-му”, не желая обострять отношения.
– Вы знаете, что сказал ваш сын сегодня на уроке? – спросила учительница-болонка, изображая почти обморок. – он заявил, что Катерина из “Грозы” – не луч света в темном царстве!
– Какая наглость, – согласился Пряхин, – ну молодежь пошла, нет ничего святого.
– Именно, ничего святого, – почти закричала учительница, негодуя. – Что им первый бал Наташи Ростовой, что им страдания молодого Чацкого, прибывшего из дальних странствий…
– Из таких вырастают Молчалины, в руке у них не дрогнет пистолет, – сурово поддержал Пряхин.
– Молчалин был не вооружен, – пояснила учительница, закатывая глаза.
– Но злые языки страшнее пистолета, – попытался спасти свой престиж Пряхин. – А почему Катерина – луч света в темном царстве? – неожиданно ляпнул он невпопад.
– Ну знаете ли! – болонка походила теперь на разъяренную львицу. – Вот откуда появляются дикие дети. – Она резким движением открыла учебник литературы на нужной странице. – Читайте… черным по белому.
– Катерина – луч света в темном царстве, – прочел Пряхин, от напряжения шевеля губами.
– Каково? – восторжествовала учительница. – Черным по белому так и написано… и никто этого не отменял, ни роно, ни гороно, ни облоно…
– Я с ним разберусь, – торжественно поклялся Пряхин, пятясь спиной под неприязненным взглядом учительницы-болонки.
Дома Пряхин долго шагал по прихожей, стараясь возбудить в себе яростный, праведный гнев. И только потом ворвался в комнату сына.
– Катерина – луч света в темном царстве! – возбужденно прокричал он.
– Папа, не луч она, – тихо возразил сын, пряча глаза, полные мысли, – я тебе объясню, понимаешь, статья Добролюбова…
– Не надо мне твоих объяснений, – Пряхин заметался по комнате, еще больше распаляясь. – В учебнике так и написано черным по белому…
– Что за шум? – заглянула в комнату Ирина Владимировна.
– Полюбуйся! – снова прокричал Пряхин. – Вот откуда берутся дикие дети.
– Нормальные дети, – попыталась погасить вспыхнувшее пламя гражданской войны Ирина Владимировна. – В чем, собственно, дело?
– Удивительно запущенный ребенок, – продолжил крик Пряхин, – и ты в этом виновата, – бросил он тяжкое обвинение жене… – Постановление по Катерине было, что она не луч? – спросил он грозно. – Сверху указание было? Не было… Да что там постановление, что ему учебник, плевать он хотел на роно, гороно, на… – Пряхин потерял нить обличения… – на…
– Облоно, – еле слышно подсказал сын.
– Не подсказывай! – обозлился еще пуще Пряхин. – Нет, доберусь я до тебя, обязательно доберусь! – Он стремительно выскочил из комнаты, выталкивая перед собой расстроенную жену.
Восстанавливая пульс и дыхание, Пряхин прошел на кухню и включил телевизор: шел второй период хоккейного матча, но счет еще не был открыт.
– Мне бы их заботы, – бормотал Пряхин, окончательно успокаиваясь. – Как там было раньше? – пытался он вспомнить свои школьные годы. – Да, пожалуй, уже и тогда Катерина была лучом, утвержденным Наркомпросом.
Он с тревогой мысленно перебрал всех своих родственников и родственников жены, бабушек и дедушек, но отклонений не обнаружил… Вполне нормальные люди, которым и в голову бы не пришло копаться в Добролюбове и прочих разночинцах…
Быстро отошли вешние воды, отцвели яблони, городской рынок набирал зеленую силу.
– Пап, – сказал сын, подсаживаясь к отцу, который был не в духе: трансляция футбольного матча подходила к концу, наши проигрывали. – Пап, я сегодня сдавал экзамен по литературе.
– Ну, – буркнул равнодушно Пряхин, не отрываясь от телевизора.
– Двойку получил, – сообщил сын будничным голосом.
– Как! – ахнул Пряхин, теряя интерес к футболу. – Ты понимаешь, что говоришь?
– Пап, попался вопрос – “Сила характера Катерины в пьесе Островского “Гроза”. Я и сказал – силы нет, характера нет и не луч Катерина в темном царстве… а по Добролюбову они и слушать не захотели…
– Ты понимаешь, что натворил, – пришел в панику Пряхин и заметался по кухне. – Удочки собраны, мотыль куплен… Донки, жерлицы, кружки… – Пряхин схватился за голову, – железнодорожные билеты в кармане, каша сварена, Петрович в деревне начал подкормку рыбы…
– Пап, – сын, похоже, осознал, что он натворил, он искренне старался успокоить обезумевшего от горя отца. – Пап, через неделю пересдам двойку, билеты поменяем, кашу я съем… а Петровичу в деревню дадим телеграмму, чтобы кормил рыб дальше…
Пряхин беспомощно сидел спиной к телевизору, а Ирина Владимировна с испуганным лицом искала в аптечке валидол.
– Год ломается пополам, и в разгаре лето, тополиный пух по углам, непорядок это, – бормотал Пряхин пришедшие на ум дурацкие стихи, ожидая сына с переэкзаменовки по литературе.
– Пап, – незаметно вошел в комнату сын, – тройку поставили.
– То-то же, – возликовал Пряхин-старший, – значит, все-таки она – луч в темном царстве!
– Луч, – тихо согласился сын, и мысль в его глазах потухла.
– Где наши мотыли? – радостно закричал Пряхин. – где наши опарыши, все, сматываем удочки! Ирина! – позвал он жену. – гроза миновала… Большой сбор! Трубы зовут!

Виктор МАТОСОВ