Лошадки с лебедиными шеями

Наша первая встреча с Екатериной Комиссаровой произошла в Ачинской художественной школе. Я искала иллюстратора для своей книги. Катя сказала: «Попробую». И потом добавила, что она из Ярославля. Мне подумалось, что человеку, выросшему на берегах реки, где создавались шедевры Репина, Шишкина и Перова, среди золоченых куполов и фресок на церковных стенах, почти смытых временем, есть что сказать. И я не ошиблась. Обсуждая эскизы к моим текстам, Катя исподволь наталкивала меня на мысли, которые мне приходилось долго перерабатывать. «Есть один художник, – говорила она, – у него раненый солдат как бы вываливается из пространства картины». Этот прием мы решили использовать в нашей книге «Дорога в сегодня».

…Дома у Кати живут две слонихи. В спине одной растет кактус, в другой – стоят карандаши. Рядом дремлют два вечных странника пустыни: бедуин и верблюд. Прикасаюсь к его горбу – он шершавый, как песок, и теплый, как остывающая вечерняя земля. Катя не любит покрывать свои работы глазурью. Склонность к монохромности объясняет тем, что керамика – прежде всего форма, ведь это искусство родилось из утилитарности.

Так случилось, что в школе у Кати нет своего кабинета. Есть только маленькая каморка, где стоят убитые печи. Ребята раскрашивают свои панно и игрушки без предварительного обжига. «Это не ремесло, а поделки», – говорит Катя. Чаще всего использованную глину размачивают и опять – в переделку.

Я смотрю, как лепят ее ученики грубоватые филимоновские игрушки: лошадки с вытянутыми лебедиными шеями, словно вросшие в них всадники, головы перетекают в плечи – фигурки упрощаются, становятся гротесковыми.

– Эта глина очень мягкая, без песка, поэтому лошадиные шеи специально удлиняли, материал осядет, – объясняет Катя. – Вот вы лепите игрушки час, а тульские мастера делают их за пять минут.

В прошлом году Комиссарова была координатором проекта «Мечтаем вместе». Она была воодушевлена идеей занятий с детьми. Но когда художник предложила что-нибудь изобразить, они спросили: «А что вы нам за это дадите?»

Ребята мыслили очень стереотипно. Линия горизонта у всех делила лист пополам, покрывая его заливками «цвет в цвет», рисовали, совсем не смешивая краски, не отличая возможностей акварели от гуаши… Боялись свободного творчества. Сама-то Катя впервые столкнулась с «искусством» маленькой девочкой, когда нарисовала шариковой ручкой на ноге у бабушки «бибу кику». Бабушка от рыбы кильки была в восторге. Катины творческие эксперименты никогда не пресекались. А эти ребята будто боялись ошибиться, может, потому что привыкли к окрику. Позже они стали смелее пользоваться цветом, работали пятном и линией. Однако организовать изостудию в детдоме не было возможности, а приходить в художественную школу и по-настоящему работать ребята не захотели, хотя в некоторых проявились хорошие способности. Сподвижничество Кати и ее коллег сошло на «нет». Но больше всего их обидело другое. Художественная школа выступила инициатором оформить у подопечных зимний сад, подарить горшки для цветов. Но в ответ они услышали, что раз уж они все здесь взбаламутили, то пусть приходят и делают всю грязную подготовительную работу. Оказалось, что создать оранжерею нужно было преподавателям «художки». А у других было желание только брать.

…Как-то пришли мы с ней в мастерскую к известному ачинскому художнику Павлу Батанову. Катя рассказала грустную историю. Один колледж пригласил ее руководителем студии по керамике. В класс набрали «мертвых душ». Комиссарова должна была лепить, а руководство колледжа отчитаться за проделанную работу. Блеф-сотрудничество не заладилось.

– Это что! – смеется Павел Михайлович. – Ездил я недавно на родину в хакасское село. Сижу дома, работаю. Вдруг мужик с женой заходят, из местных. Жене так понравились картины, она до этого их только в книжках видела, стала упрашивать мужа что-нибудь купить. Я прошу триста рублей. «Это что же, – возмущается мужик, – дороже гуся получается?!»

Провинция потихоньку разочаровывает Катю. Но на мой вопрос «Тебе здесь тесно?», отрицательно машет головой. Как истинный художник она заполняет весь белый лист своей жизни. Она знает, что когда-нибудь уедет отсюда, а пока пытается взять из сегодняшнего дня только лучшее. Недавно Катя занялась батиком.

…К деревянным рейкам мы прикалываем кусок шелка, его предстоит расписать мне. Я взволнованна и постоянно твержу о своей художественной неразвитости. Копирую чьих-то рыбок. Вместе мы наносим на их края растопленный воск (это называется «горячий батик»), чтобы рисунок не размыло; быстро смачиваем шелк водой, и начинается таинство: рождаются красно-желтые рыбы в сине-серо-зеленых водах. Я чувствую себя творцом.

Валерия ОЛЮНИНА, Ачинск, Красноярский край