На чтение: ≈ 10 мин.Прочтя когда-то в юности «Лолиту» Набокова, я подумала, что сюжет был бы глубже, если бы герой смог удержать свои чувства. Позже я узнала, что Набоков написал «Лолиту», убегая от ужасов нищеты в эмиграции и такой сюжет делал текст покупаемым. А еще позже, буквально в прошлом году, актер Павел Басов дал мне почитать свою повесть «Мечтатель», где все происходило так, как я хотела от Набокова – герой, пылая страстью к девочке-подростку, себя сдержал.
В новом фильме эта борьба взрослого человека с табуированнной любовью легла в основу сюжета. Прожить драму бедного Гумберта доверили , а уж он знал, что играл: человек, который оставил все ради любви, от которой не уйдешь, как не соскочишь с судьбы, знает, как сказать с экрана: «Я , когда она рядом». И чуть позже – тетке, которая никогда никого не любила и любить не может: «Вы-то что в этом понимаете?» Нам, зрителям, важнее холеры и Одессы – люди, населяющие картину: старый советский человек Григорий Иосифович (), которому дочь Мира () сообщает, что уезжает жить в Израиль, и он идет просить ненавистный ему КГБ с ней поговорить. Совершив предательство, он решает умереть от холеры и пьет зараженную морскую воду. А потом прощается с семьей. И не умирает. Потому что если бы умер, это был бы Горький, а на экране – что-то очень похожее на Бабеля, если бы Бабеля снимал Чаплин… Кадр трансляции пресс-показа фильма «Одесса» в пресс-центре МИА «Россия сегодня»
Валерия Тодоровского
Евгению Цыганову
живу
Нравственный выбор за героя делает его сын. Увидев, как отец целует юную девочку, мальчик прыгает в море с корабля, и вслед за ним бросается в воды и бедный «Гумберт», и предмет его запретной любви. Там, в водном мареве, тонут и страсть героя, и готовность его несовершеннолетней пассии к позыву на любовь со стороны взрослого семейного мужчины, и ужас сына, который застал их поцелуй. Из воды они все выйдут уже другими. Ничего не случится. Герой с ребенком, которого холера в Одессе заставила решать все главные вопросы без возможности бегства, наконец отпущен судьбою на волю и летит к жене в Москву.
Сценарист Максим Белозор признался в приватном разговоре, что исход такой любви по сценарию не сразу был целомудренным. Был и иной вариант, такой, по которому когда-то пошел набоковский герой. Но в последний момент герою Цыганова дали возможность утопить в море свое искушение.
Такой финал – примета времени. В нулевых все сняли бы иначе. Мы медленно входим в берега. Но дело не только во времени. На самом деле, устоять перед грехопадением – более сильная игра, чем упасть в него. И для сюжета это более тонкая структура. И играть это интереснее. И смотреть на это увлекательнее. Сопереживание больше.
Все остальное – Одесса в холере, холера в Одессе, прекрасные семидесятые, дивная еврейская семья – это хороший бульон для истории про то, как человек был сожжен в пепел упавшей на него любовью, но не смог предать тех, с кем связан долгом. И ушел от своего счастья.
Идею снять историю про холеру в Одессе Валерий Тодоровский объяснил ностальгией по детству, и это объяснение правдоподобно, потому что он вошел в возраст, когда воспоминания интересуют нас больше, чем фантазии и мечты. То, что Леонид Ярмольник взялся картину продюсировать, тоже понятно, те же причины. Он хотел сыграть своего отца, и он сыграл своего отца, который удивительно похож на мою маму и немного бабушку, которая просила похоронить ее с партбилетом и свою национальность считала советской. И только советской. Он сыграл страхи и драму поколения. За что ему нежнейшее спасибо.
Фильм будет интересен всем, кому интересен человек, с его позывом на любовь и страхом предать ближнего, с его нежной душой, готовой на саморазрушение и бегство от себя. Всем, рожденным в СССР. И всем, кто любит хорошо сделанное кино с нетривиальным сюжетом.
Снимали кино по всем понятным причинам не в Одессе, а в Таганроге, но из города там только привоз да улочки. Сам дом с террасами, которых полно в Таганроге, снимали почему-то в Москве, аэропорт – в Ростове, а корабль – в Сочи. Так что Одесса присутствует как гений места, но без географической честности. Тодоровский этому был не рад, он мечтал об Одессе. Но он отыграл достоверность в деталях. Например, в кадре есть номер газеты «Правда» за 9 сентября 1970 года, когда власти впервые сообщили о холере публично.
Мы совпадем в фильмом даже по времени года. Картина вышла в прокат 5 сентября, у нас бабье лето, на экране – бархатный сезон…И каштаны настоящие, одесские, высаженные в построенном в Москве одесском дворике, и это важно, потому что деталь – это все. И идиш, на котором Розанова говорит лучше и чаще, чем Ярмольник, и форшмак, и даже майки под рубашками – в такую-то жару. Ну, не носили тогда мужчины рубашки на голое тело.
Одессы как города в картине мало. Сама Одесса важна как фактор скорее для режиссера, который хотел вернуться в детство еще в 1984-м, когда принес сценарий на Мосфильм, и его завернули. Знакомые редакторы тогда сказали: «Спрячь это и никому не показывай». Фильм то не о холере в Одессе. А о запретной любви, постыдной тогда еще эмиграции, о страхе как коже советского человека… Все это было не вовремя, все было табуировано, и не в холере ведь дело, холера была меньшим из зол. И умерло от нее, кстати, 12 человек на весь город.
Нам, зрителям, важнее холеры и Одессы – люди, населяющие картину: старый советский человек Григорий Иосифович (Леонид Ярмольник), которому дочь Мира (Евгения Брик) сообщает, что уезжает жить в Израиль, и он идет просить ненавистный ему КГБ с ней поговорить. Совершив предательство, он решает умереть от холеры и пьет зараженную морскую воду. А потом прощается с семьей. И не умирает. Потому что если бы умер, это был бы Горький, а на экране – что-то очень похожее на Бабеля, если бы Бабеля снимал Чаплин…
У Григория Иосифовича гостит еще одна дочь, Лора (Ксения Раппопорт), у которой с Мирой такая драматургия отношений, что им следует немедленно разъехаться на разные полюса Земли, да вот беда – Одесса закрыта из-за холеры. Но не до холеры сейчас, потому что главная холера в голове у зятя Бориса (Евгений Цыганов), который прилетел попрощаться с семьей перед выездом собкором в ФРГ и вместо ФРГ вот-вот умрет от любви к соседке, пятнадцатилетней девочке, дочке Жоры, который уже сидел за убийство…
И пойдет старый Григорий Иосифович уговаривать отца Жоры вразумить сына пощадить своего влюбленного зятя, и будет просить, и обещать устроить девочку в медучилище, и умолять не трогать зятя, и, уговорив, выдыхать блаженно-счастливо, как только Ярмольник умеет: «Я вам такой благодарный…»
Фильм снят на пленку, как старое советское кино. Но не только пленка делает его похожим на любимые фильмы. Пленка – в последнюю очередь.
Это наш общий «Амаркорд». Всех, рожденных в СССР. Корабль, приплывший из нашего детства на пару часов, чтобы пролистать нашу память, как альбом с фотографиями, и напомнить еще раз, что удержаться от предательства тяжело и трудно, а дать волю взорвавшей тебя любви легко и сладостно. Но вот есть в жизни вещи, которые нужно просто сделать. Трудно и тяжело. Чтобы потом не пить зараженной воды, чтобы умереть от стыда.
Кадр трансляции пресс-показа фильма Валерия Тодоровского «Одесса» в пресс-центре МИА «Россия сегодня»
Выбор читателей
Комментарии