Литературный театр

“Когда я отпою и отыграю…”

Сценарий литературно-музыкальной композиции, посвященной Владимиру Высоцкому

Декорации: 2 металлических ограждения, используемых милицией; размотанная магнитофонная лента, разбросанная по полу; портреты В.Высоцкого и Л.Брежнева.

Реквизит: 3 белых халата, стул.

Сцена 1.

На сцене пусто. Звучит фонограмма – “Кони привередливые”. Постепенно появляются исполнители, выносят ограждения, вешают портрет Л.Брежнева, раскидывают пленку. Неожиданно из зала выбегает толпа торгашей. В руках у них бюстики, термоаппликации, календари с изображением Высоцкого. Наперебой предлагая зрителям приобрести все это, они вихрем проносятся через зал и сцену. Артисты замирают в изумлении.

– Когда я отпою и отыграю,

Чем кончу я, на чем – не угадать…

(Стихотворение читается до конца)

(Артист мечется в толпе.)

– Граждане, зачем толкаетесь?

На скандал и ссору нарываетесь?

Сесть хотите? Дальняя дорога?

Я вам уступлю, ради Бога!

Толпа замирает, и артист обращается к застывшим скульптурам.

Милые, зря вы ропщете,

Все мы пассажиры в этом обществе,

Все живем, билеты отрываем,

Все по жизни едем трамваем.

Толпа начинает хаотичное движение, затирая артиста.

Тесно вам и зря толкаетесь.

Почему вперед не продвигаетесь?

Каши, видимо, с вами не сваришь.

Никакой я вам не товарищ.

Толпа начинает медленно выстраиваться в своеобразную стену, отгораживая артиста от зрителей.

Ноги все прокопытили,

Вон уже дыра с кулак на кителе.

Разбудите этого мужчину –

Он во сне орет матерщину.

Артист пытается прорваться сквозь эту стену.

Граждане, жизнь кончается.

Третий круг сойти не получается.

Внезапно все расступаются. Один из толпы, дружески похлопывая по плечу:

– С вас, товарищ, штраф, рассчитаетесь?

Нет? Тогда еще покатаетесь.

И он сталкивает артиста вниз со сцены. А все остальные, словно стремясь приобщиться, повторяют этот жест.

– Вообще с человеком, которого нет, обществу легче. Высоцкий был непредсказуем и неуправляем – он был опален. И официальная часть общества вся устремилась быть сторожем. С ним и сейчас было бы нелегко. Он бы высмеял и взорвал столько всего в нашей сегодняшней жизни, что какие уж там чествования! Сейчас от этого всеобщего ликования чувствуешь себя неудобно, а иногда и стыдно, в этом ликовании немало подлости.

Вся толпа оживляется и с криком: “Сочи!” растягивается на сцене, загорая. Вдруг, словно что-то услышав, один из них встает.

– Бок о бок с шашлычной, шипящей так

сочно,

Киоск звукозаписи около Сочи.

И голос знакомый с хрипинкой несется…

И наглая надпись: “В продаже Высоцкий!”…

(Стихотворение читается до конца)

Фонограмма – “Монумент”. Она то идет фоном, то словно врывается в зал.

– Он всю жизнь спешил, спешил сказать правду, правду о самом себе, о своих современниках, о нашем времени. Он спешил…

Сцена 2. (Фрагмент)

-Я был здоров, здоров, как бык…

(Стихотворение читается до конца)

– 70-й год был, наверное, наиболее суровым для Высоцкого – именно на это время приходится пик неприятия его теми, кто руководил культурой.

– За что еще? Быть может, за жену?

Что, мол, не мог на нашей подданной

жениться…

Что, мол, упорно лезу в капстрану

И очень не хочу идти ко дну.

– Я был здоров, здоров, как бык,

Как целых два быка.

Любому встречному в час пик

Я мог намять бока.

Идешь, бывало, и поешь,

Общаешься с людьми,

Вдруг крик: “На стол тебя, под нож,

Допелся, черт возьми”.

Из одной кулисы в другую проходит солидный человек, остановившись посредине сцены, он кричит: “Выполним и перевыполним пятилетний план по всем показателям! Ура, товарищи!”

Фонограмма – “Быть или не быть?..”

– Я только малость обьясню в стихе…

(Стихотворение читается до конца)

– Высоцкий прожил 42 с половиной года. Кто-то подсчитал, что это составило 15520 дней.

– Высоцкий не умел лгать и не мог молчать. У него можно найти строки сильные и слабые. Но у него нет строк фальшивых.

Сцена 3.

Из одной кулисы в другую выходят “Кремлевские курсанты”, раздвигают ограждения и встают перед ними как охранники. За ограждением – люди.

– Мы браво и плотно сомкнули ряды,

Как пули в обойме, как карты в колоде…

Король среди нас – мы горды,

Мы шествуем гордо при нашем народе.

– Так падайте лицами вниз,

Вам это право дано,

Пред королем падайте ниц

В слякоть, грязь – все равно.

– Высоцкий родился с обнаженной душой. Его песни могут нравиться, могут раздражать, но они всегда тебя держат, царапают, впиваются в сердце. Песни его не просто слушают, их словно пьют иссохшими губами, пьют и пьянеют от пронзительного счастья, хоть на миг, но до конца быть самим собой, дать себе волю думать и чувствовать по совести, пьют и вдруг трезвеют от беспощадного вопроса в лоб, без обиняков: “Как жить по совести?”.

Из анкеты:

– Чего тебе недостает?

– Времени.

– Чему последний раз радовался?

– Хорошему настроению.

– Что огорчало?

– Все.

– Чего хочешь добиться в жизни?

– Чтобы помнили, чтобы везде пускали.

Во время анкеты все перестраиваются в шеренгу по трое. И на каждую сильную долю эта шеренга делает шаг вперед.

– Не зря Лягушата сидят –

Посажены дом сторожить.

А главный вопрос Лягушат:

“Пустить – (хором) не пустить?”.

А коли рискнуть, а коли пустить,

То выпустить ли обратно?

Вопрос посложнее, чем быть иль не быть,

Решают Лягушата.

Сцена 4.

Фонограмма – “Мы не пашем, не сеем, не строим…” (Песня из к/ф “Забытая мелодия для флейты”.) Под эту песню шеренга расходится в танце, имитируя хоровод ансамбля “Березка”, и все садятся лицом в зал. Каждое “дайте” произносится хором, выбрасывая вперед руку.

– Дайте собакам мяса, пусть они подерутся,

Дайте похмельным кваса, может, они

перепьются.

В землю бросайте зерна, может, появятся

всходы,

Ладно, я буду покорным, дайте же мне

свободу!

– Псам мясные ошметки дали, а псы не

подрались.

– Дали пьяницам водки, а они отказались.

– Лили на землю воду, нету колосьев, чудо?

– Мне вчера дали свободу. Что я с ней

делать буду?

Фонограмма – “Спасите наши души”

– Мы знали, что живем в зле и неправде, но с неизменной надеждой продолжали повторять: “Мир не без добрых людей”.

– Мы знали, что живем скверно. Но терпели, ибо привыкли думать, что может быть еще хуже, что “хорошо там, где нас нет”.

– Мы знали, что несправедливость и ложь всегда активны и умеют защищаться.

– Мы знали это и молчали, молчали все, кроме одного человека – Владимира Высоцкого!

– Мы умеем возносить мертвых, мы умеем их облагораживать и преподносить в нужном свете. Но мы умеем и молчать о них. Мы можем почти 8 лет делать вид, что не было бунтаря Высоцкого.

Сцена 5.

Фонограмма – “Вариации”

Все в ритм песни хаотично движутся, постепенно образуя круг.

– Одно покалеченное стихотворение, опубликованное при жизни. Та же история с книжкой. Разве можно было бы позволить Высоцкому выпустить сборник? Среди завалов поэтической макулатуры, от которой стонут уже не продавцы, а полки магазинов, места для тоненькой, хотя бы его прижизненной, книжицы не нашлось. А вот докажите мне, что он не прожил бы намного дольше, если бы подержал ее в руках!

(Артист внутри хоровода пытается прорваться через него.)

– Сыт я по горло, до подбородка,

Даже от песни стал уставать. Лечь бы

на дно,

Как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать!

– Кто именно ни разу не выпустил его на экран ЦТ, почему теперь, чтобы создать фильм “Четыре встречи с В.Высоцким”, Э.Рязанову пришлось побираться по Европе за своим национальным достоянием? Дания, Австралия, ФРГ, Япония, Италия, Болгария, Венгрия предоставили материалы о Высоцком советскому режиссеру.

– Сыт я по горло, сыт я по глотку,

Ох, надоело петь и играть.

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

И позывных не передавать.

– А кто автор статей “Что за песней?” и “Для кого поет Владимир Высоцкий”?.. Они ведь живы, где-то они рядом. Понимаете, застой застоем, но написать статью вас никто не может заставить. Молчать – может, написать – нет. Это уж вы сами должны были хотеть выслуживаться. Ау! Где вы? Что вы думаете о нем сегодня?

Сцена 6.

Фонограмма – “До свидания, Москва”

Ограждения ставятся как в начале спектакля. Все артисты заходят за них и садятся спиной к залу. Только один исполнитель стоит лицом к зрителям.

– О смерти его узнали утром, во время одного из полуфинальных боев по боксу. Шла Московская Олимпиада, и я снимал фильм. В этом же зале, за перегородкой, вел сьемки [[smpbold]]рис Подниекс. Для связи с оператором нам выдали рации. Вдруг она зашипела, и взволнованный голос [[smpbold]]риса произнес: “Ребята, вы меня слышите? Высоцкий умер. Вы меня поняли? Вы поняли меня?”

– Молчат газеты много дней.

“Вечерка” – русский инвалид.

Но плачут толпы у дверей

Над принцем Гамлетом убитым…

Фонограмма – Розенбаум “Дорога на Ваганьково”

Под нее организуется очередь, идущая из одной кулисы в другую через авансцену. И нет ей конца.

– Проводы были стихийными. Два потока людей шли на Таганку – один со стороны высотного здания по Котельнической набережной, другой – навстречу ему. Он лежал на сцене и впервые выглядел величественно спокойным.

– Спи, шансонье всея Руси!

Отпетый.

Ушел твой ангел в небеси

Обедать!

– А баба, русый журавль в отлете,

Орет за тридевять земель –

Володя!

Музыка продолжается, и все выстраиваются в первую мизансцену.

– Когда я отпою и отыграю,

Чем кончу я? На чем – не угадать.

Но лишь одно наверняка я знаю:

Мне будет не хотеться умирать.

– В 42 года ты издашь свою первую книгу.

– В 42 придут проститься с тобой…

– В 42 тебе поставят памятник.

– Все в твои вечные 42…

– Постой, Володя, не уходи, спой еще. Пусть подождут там, спой еще…

Фонограмма – “Горизонт”

Луч света, скользя по лицам за решеткой ограждений и рукам на их перекладинах, переходит на портрет Высоцкого и замирает.

Ирина КЛИМОВА

Фото автора

Москва