Литература как порождение истории. Проект учебной программы для 9-11-х классов

План лекции: 1. Осознание поэтики классицизма к началу XIX в. как устаревшей. 2. Интерес к человеческой личности, ее чувствам – «жизни сердца». 3. Предромантизм.

Интегрированные уроки

(См. таблицу)

Вопросы и задания:

1) Биография Н. М. Карамзина. Карамзин как герой и творец своего времени.

2) Приведите примеры из «Бедной Лизы», иллюстрирующие языковую программу Карамзина.

3) Какие моменты «жизни сердца» можно проследить в повести «Бедная Лиза»? У кого из персонажей?

4) Каков социально-исторический смысл повести «Бедная Лиза»?

Ш Какое значение имеет историческое описание Москвы и Симонова монастыря в начале повести?

Ш Какие черты в образе и поведении Эраста характеризуют его как социально-исторический тип?

Ш В чем Лиза (и отчасти Эраст) выходят за рамки социально-исторических типов?

Ш В чём проявился историзм мотива самоубийства в повести «Бедная Лиза»?

5) Вспомним возможность символических соответствий между датой рождения и биографией: Карамзин родился в год, когда вышла в свет первая нелетописная история – «История Российская с древнейших времен» В. Н. Татищева, а Г. Сковорода оставил службу и отправился странствовать, став первым «вольным» философом на Руси. Усматриваете ли вы связь этих событий с фактами биографии Карамзина?

6) Швейцарский философ Лафатер, с которым молодой Карамзин состоял в переписке, так формулировал проблему познания: «Глаз, по своему образованию, не может смотреть на себя без зеркала. Мы созерцаемся только в других предметах. Чувство бытия, личность, душа – всё сие существует единственно потому, что вне нас существуют, – по феноменам, или явлениям, которые до нас касаются» (пер. Карамзина). Как в этих словах объясняется интерес Карамзина к истории?

7) Что можно сказать о пересечении в творчестве Карамзина исторического и литературного интересов?

8) Б. М. Эйхенбаум писал: «История Государства Российского» – конечно, не столько история, сколько героический эпос» (Сквозь литературу, 1916). Согласны ли вы с таким определением? Чего, как вам кажется, больше в главной книге Карамзина – истории или литературы? Как отличить одно от другого?

План лекции

1. Осознание поэтики классицизма к началу XIX в. как устаревшей.

2. Интерес к человеческой личности, ее чувствам – «жизни сердца».

3. Предромантизм.

Кладбищенская поэзия. Готический роман. Интерес к средневековью при общем отношении к нему как к «варварству», но как варварству эстетически значимому. Переводы романов Анны Радклиф – большая популярность в России в 800-е гг. Мотив тайны, эстетика ужаса, образы средневекового замка, подземелья, башни, присутствие сверхъестественного начала. Готический роман создал тип героя-злодея, противопоставленного «чувствительному» герою. Его движущая сила – страсть, доведенная до крайних пределов.

4. Карамзин.

Ш Все жанры: Философская лирика. Путешествия в письмах, сентиментальная повесть, готическая новелла.

Ш Творчество 90-х годов – синтез социально-философских и эстетических начал: рассуждения, моралистические, исторические и социологические этюды. Философия входит в сферу повседневных интересов.

Ш «Бедная Лиза» с социально-исторической точки зрения.

Ш 800- е. гг. Поворот к истории и политике как требование времени. Журнал «Вестник Европы». Самые значительные статьи Карамзина в нем: 1802-1803 гг.

Ш Языковая реформа Карамзина.

Ш «Архаисты» и «новаторы». Спор карамзинистов и шишковистов о «старом» и «новом» слоге русского языка.

Карамзину повезло, пожалуй, больше других русских авторов XVIII века – особенно в последнее время. Ему и анализу его творчества посвящены монографии и отдельные исследования Ю. Лотмана, В. Топорова и др. Нас же здесь Карамзин будет преимущественно интересовать с двух точек зрения: как историческая личность и как историк-идеолог, наметивший основную линию русской философской и общественной мысли в XIX в.

Статья «Отчего в России мало авторских талантов» (1802). Подчеркивается общественное значение литературы и литератора. Ответ – «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803) адмирала А. С. Шишкова (1754 -1841). Упрек в французском влиянии на русский язык – следствие иностранного воспитания; возвращение к основам национального языка, зафиксированным в церковных книгах. Церковнославянский – язык молитвенного обращения к Богу, язык вознесения, сакральный язык, очевидно, недопустимый для повседневности. Шишков против его профанации. Однако он не осознает, что литература секуляризуется. Очистить речь от галлицизмов, заменив их церковнославянизмами и неологизмами, образованными из русской корневой основы. Шишков пародирует жеманство и метафорическую изысканность стиля ‘elegance’. Центральное понятие Карамзина – «вкус».

Карамзин и вызванное им движение дали литературе новый язык – язык тонких душевных переживаний, колебания и смены настроения, томления, меланхолии. Примат непосредственного чувства над рациональным познанием: лирическо-эмоциональная окрашенность, повышение мелодического начала, богатство стилистических оттенков.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН (1766-1826)

Родился 1 (12) декабря 1766 в деревне Михайловка Симбирской губернии. Сын отставного армейского офицера, он воспитывался в частном учебном заведении и некоторое время служил в Преображенском гвардейском полку. В 1784 или 1785 гг. поселился в Москве, где в качестве автора и переводчика тесно сблизился с масонским кружком сатирика и издателя Н. И. Новикова. В 1788-м Карамзин отходит от масонства и отправляется в долгое путешествие по Европе, которому посвящены «Письма русского путешественника». Он оказывается в эпицентре событий всемирно-исторического значения: на его глазах разворачивается Великая Французская революция; Карамзин не упускает случая и посетить самого знаменитого в Европе философа – Канта. По возвращении в Россию Карамзин сначала становится литератором, основывает «Московский журнал» (1791-1792), а затем «Вестник Европы» (1802-1830) – первый из многочисленных российских литературно-политических журналов-обозрений. «Вестник Европы» ратовал за усвоение Россией цивилизационного опыта Запада и в особенности опыта новоевропейской философии (от Бэкона и Декарта до Канта и Руссо). Постепенно его интересы переместились в область истории. В 1804-м он ушел с поста редактора «Вестника Европы», принял должность императорского историографа и до самой смерти был занят почти исключительно сочинением «Истории государства Российского» (1804 – 1825), первый том которой появился в печати в 1818 г. Сильно простудившись во время декабрьского восстания 1825 г., Карамзин так и не оправился от болезни. Умер в Петербурге 22 мая (3 июня) 1826 г.

Пушкин, как известно, считал Карамзина «отцом» современной ему русской прозы. «Прозу» здесь надо понимать в самом широком смысле: это и художественная литература, и историография, и философия. Карамзину по праву принадлежит честь формулировки двух главных тем русской мысли XIX в. – историософской и социальной.

Уже в 90-е годы, размышляя над смыслом мировой истории, Карамзин отказывается от своих первоначальных прогрессистских позиций. В Письмах Мелодора и Филалета (1795), сопоставляя концепцию исторического круговорота Дж. Вико и прогрессистскую модель И. Гердера, он ставит под сомнение идею автоматического прогресса. Сизиф – символ исторического человечества, обреченного на повторение. Карамзин усматривает в истории «вечное смешение истин с заблуждениями и добродетели с пороком», что предохраняет как от наивного оптимизма раннего Просвещения, так и от исторического пессимизма. И хотя в этой формулировке Карамзин ещё всецело принадлежит веку Просвещения с его безразличием к отдельным цивилизациям и самобытным культурам, тем не менее, обращаясь уже непосредственно к отечественной истории, Карамзину удается выявить некоторые специфические черты российской цивилизации, и прежде всего – особую роль государства.

История и литература теснейшим образом связаны в сознании Карамзина. История – это тот самый мир «вне нас», или зеркало, или другое, в котором «мы созерцаемся». Только, глядя в это зеркало, и возможно увидеть невидимые иначе душу и бытие как целого народа, так и отдельной личности. Историю нельзя объяснить, исходя из одних только фактов. Существенен момент неявного, тайны, которую надо узреть, угадать за внешней явленностью истории. И здесь должна помочь поэзия. Об этом Карамзин и пишет в предисловии: «Прилежно истощая материалы древнейшей истории, я ободрял себя мыслию, что в повествовании о временах отдаленных есть какая-то неизъяснимая прелесть для нашего воображения: там источник поэзии! Взор наш, в созерцании великого пространства, не стремится ли обыкновенно – мимо всего близкого, ясного – к концу горизонта, где густеют, меркнут тени и начинается непроницаемость?»

Карамзин исходит из принципиального положения, согласно которому «историк не летописец», он обязан стремиться к пониманию внутренней логики происходящих событий. В своей Истории он поэтому не ограничивается одним изложением событий, но дает им художественно-концептуальное осмысление – свою разгадку исторической тайны. Образы, навеянные историей Карамзину, всегда убедительны, но, к сожалению, не всегда (как показали позднейшие исследования) достоверны. При этом концепция Карамзина не осталась, подобно большинству научных и художественных открытий, только на бумаге, но легла в основу государственной идеологии царствования Николая I, которому Карамзин в течение двух недель по восшествии на престол читал лекции. И, конечно, отнюдь не случайно, что данная идеология порождает в упомянутое царствование два главных направления русской философской мысли XIX в. – западничество и славянофильство.

Карамзин первым пытается «помирить» прошлое России с её настоящим, допетровскую Россию с послепетровской. И в своей Истории, и особенно в Записке о древней и новой России (1811-1812) он достаточно жёстко полемизирует с получившими широкое распространение в царствование Александра I либеральными идеями, которые персонифицируются для него в лице М. М. Сперанского. Карамзин выступает с резкой критикой политики реформ. Он считает, что спасительны лишь те меры, которых давно ожидают – реформы не должны быть неожиданными. Реформировать государство – не значит «играть именами и формами». Вообще к древним государственным зданиям прикасаться опасно. «Россия существует около 1000 лет, – негодует историк, – а ей пытаются навязать государственное устройство, как будто она только образовалась».

«Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой».

Карамзин видит угрозу в том, что царствование Александра I будет еще более подражательным, чем Петра I. (Тем самым он недвусмысленно высказывается по вопросу, который будет затем будоражить умы и станет линией размежевания между западниками и славянофилами). По нетривиальной мысли Карамзина, подлинное гражданское общество возможно только при монархическом строе государства. (Эта идея уже в ХХ в., после крушения царской власти в России, станет особенно актуальна и будет развита целым рядом русских философов – такими, как Л. Тихомиров, И. Ильин, С. Франк, и др.) «Где настоящее гражданское общество и где больше самовластия, – вопрошает Карамзин, – при монархине Екатерине или при «республиканце» Наполеоне?» Реформы «благоприятствуют необузданностям произвола». Необходимо прилагать усилия не к изменению государственных форм, а к подбору людей. Критикуя знаменитый Проект уложения Сперанского, Карамзин отмечает, что Проект уложения – перевод кодекса Наполеона, что это «нерусское законодательство», т. е. он фактически уже не признает абстрактных юридических норм «для единого человечества». Ставя вопрос: нужны ли одинаковые права для всех сословий? – Карамзин поднимает важнейшую социальную тему всего XIX в. Главная специфика России, по Карамзину, в самодержавии:

«Россия жива самодержавной властью»; «В России Государь есть живой закон»; «Особа монарха – образ отечества».

Так рождается идеология русского консерватизма. Эти чётко сформулированные тезисы станут вскоре платформой целого идейного течения. В Карамзине с его строгим (во всяком случае в теории) монархизмом и отрицательной оценкой Петра видят иногда предтечу русских славянофилов – это совсем неверно. Карамзин был и остался западником, идейно связанным с весьма влиятельным послереволюционным направлением французской мысли – католическим традиционализмом.

Продолжение следует