Литература

С нами русская классика

Помочь выстоять, найти опору – вот в чем призвание преподавания литературы в школе

Закончены уроки, посвященные поэзии Блока. Впереди – поэзия Есенина. На первом же занятии, еще ничего не говоря о Есенине, кладу перед каждым выпускником листок и прошу тут же в течение одного урока ответить на поставленные вопросы. Итак, вот текст, который был предложен в начале зимы 1998 года трем одиннадцатым классам:

“Однажды, 3 июля 1916 года, Есенин экспромтом написал в альбом одного из своих знакомых такие стихи:

Слушай, поганое сердце,

Сердце собачье мое.

Я на тебя, как на вора,

Спрятал в руке лезвие.

Рано ли, поздно всажу я

В ребра холодную сталь.

Нет, не могу я стремиться

В вечную сгнившую даль.

Пусть поглупее болтают,

Что их загрызла мета:

Если и есть что на свете –

Это одна пустота.

Альбом этот попался на глаза Блока. “Сергей Александрович, вы это серьезно написали?” – спросил он у Есенина. “Серьезно”, – ответил Есенин. “Тогда я вам отвечу”, – сказал Блок. И в том же альбоме написал свой ответ Есенину – отрывок из поэмы “Возмездие”, над которой он тогда работал.

Жизнь – без начала и конца.

Нас всех подстерегает случай.

Над нами – сумрак неминучий.

Иль ясность Божьего лица.

Но ты, художник, твердо веруй

В начала и концы. Ты знай,

Где стерегут нас ад и рай.

Тебе дано бесстрастной мерой

Измерить все, что видишь ты.

Твой взгляд – да будет тверд и ясен.

Сотри случайные черты –

И ты увидишь: мир прекрасен.

Почему Блок счел необходимым ответить Есенину? В чем смысл его спора с ним? Кто, на ваш взгляд, прав в этом споре?

В тот день в школе было 52 человека. Несколько из них поняли строки Блока упрощенно: “Зачем стирать случайные черты? Если они есть, то стирай не стирай, они все равно останутся”. “Мне кажется, в каком-то смысле Блок пытается закрыть глаза на плохое”. “Блок говорит: “Сотри случайные черты…” А значит, он предлагает забыть прошлые неудачи и беды, и тогда будет мир прекрасен”.

Несколько человек писали о том, что случайные черты – это сиюминутность душевного состояния Есенина в тот момент. Другие сказали, что Блока испугало то,что, судя по этим строкам, Есенин был близок к самоубийству. “С таким мироощущением остается только всадить себе “в ребра холодную сталь” и остановить свое “поганое сердце”.

Все же остальные говорили о различном мироощущении и мирочувствовании: “Жизнь – это не только страдания, бесконечная суета, серость и гниль, но и какие-то светлые стороны”; “… чтобы он увидел мир не только с повседневной, серой и безнадежной стороны”. “По мнению Блока, в жизни есть и эта бездна, и пустота, и сгнившая даль, и какие-то светлые начала, “ясность Божьего лица”. “Жизнь не слишком хороша, ведь “над нами сумрак неминучий”. Но если не смотреть на мир сквозь призму житейских неприятностей и разочарований, а взгляд твой “тверд и ясен”, то легко понять и увидеть, что “мир прекрасен”. “В мире, помимо сумрака неминучего, есть “ясность Божьего лица”.

Но только 21 человек, а это сорок процентов, увидел, что главное слово в стихотворении Блока – ХУДОЖНИК, хотя саму строку эту процитировали почти все. (Отметим, что именно это слово – ХУДОЖНИК – выберет Пастернак в своем известном стихотворении: “Не спи, не спи, художник, / Не предавайся сну, / Ты вечности заложник / У времени в плену”/.

“Весь спор в конце концов сводится к пониманию назначения поэта как творческой личности”. “Блок считает, что Есенину, как и ему, “дано бесстрастной мерой измерить все”. “Взгляд поэта должен быть “тверд и ясен”. Ведь поэт в своих стихах должен показать людям мир. Ему дано какое-то предназначение свыше”. “Тебе дано бесстрастной мерой измерить все, что видишь ты”. “Кто как не поэт или писатель лучше всех знает, где стерегут людей ад и рай”. “Блок говорит, что жизнь не может быть идеальной, что всех людей “подстерегает случай”, что “сумрак неминучий” тоже встречается на жизненном пути человека довольно часто. Но “художнику” дано узнать “где стерегут нас ад и рай”, то есть, кроме сумрака неминучего, нужно видеть “ясность Божьего лица”. “Есенин должен верить, что мир прекрасен, так как он человек искусства, поэт, “художник”. “В мире должна быть гармония, иначе мир погибнет. Поэтому не стремись поливать грязью весь мир, в нем еще много осталось от добра. И именно ты должен показать это людям. На тебя одна надежда!”

Приведу полностью одну работу. Напомню, что на нее был отведен один урок.

“Блок счел необходимым ответить Есенину, потому что не мог согласиться с таким мировоззрением. Ни как человек, ни тем более как поэт. Блок и Есенин спорили вовсе не о каких-то тонкостях художественного ремесла. Смысл их спора – совершенно разное восприятие окружающего мира. Стихотворения Есенина и Блока – два абсолютно противоположных взгляда на жизнь, на путь человека в ней, на предназначение поэта. Есенина жизнь не привлекает ничем. В настоящем он не видит ничего, кроме “пустоты”; будущее для него – “вечно сгнившая даль”. Поэтический талант, беспокойное, чуткое сердце для Есенина не дар, а наказание, которое лишь мешает жить. “Слушай, поганое сердце, / Сердце собачье мое. / Я на тебя, как на вора, / Спрятал в руках лезвие”.

Что же ответил Есенину Блок? Да, в жизни очень часто можно запутаться, потерять “начала и концы”. Это может случиться с каждым, но только не с настоящим художником. Художник должен ВЕРИТЬ в начала и концы, даже если их не видно. Художник, в понимании Блока, – некая высшая мера, некая веха, свеча в неминучем сумраке. Поэтому Блок действительно не мог принять растерянности и потрясенности Есенина. Я думаю, стихотворение Блока – своего рода поддержка и напутствие молодому поэту (Есенину был в это время 21 год). И, конечно же, Блок абсолютно не согласен с тем, что, “если и есть что на свете, это одна пустота”. На это он ответил: “Сотри случайные черты – и ты увидишь: мир прекрасен”.

На мой взгляд, в этом споре прав А. Блок. Я думаю, что, если бы Есенин видел на свете одну пустоту, он никогда бы не стал поэтом. Наверное, когда он написал это стихотворение, он видел лишь “случайные черты”. Мне кажется, настоящая поэзия не рождается от разочарования, скуки и обреченности. Сердце поет только тогда, когда видишь, что мир прекрасен.

Естественно, я сказал, что и от разочарования, скуки и обреченности тоже рождается настоящая поэзия. И, конечно же, потом мы скажем о том, что при всей своей трагедийности прекрасен мир в поэзии Есенина. С блоковским “все равно принимаю тебя” перекликается есенинское “Все как есть без конца принимая”.

Что касается своего личного отношения, то 4 человека сказали, что по-своему правы и Блок, и Есенин, и еще 4 написали, что не прав ни Есенин, ни Блок. “Есенина можно понять, потому что иногда бывают такие моменты в жизни, когда перестаешь на что-то надеяться и во что-то верить. Накапливается столько плохого в душе, что просто опускаются руки и уже нет силы верить, надеяться, ждать лучшего”. “Я не могу дать однозначного ответа, кто прав в этом споре. Лично у меня, да и у каждого человека, наверно, бывают такие минуты, когда не знаешь, зачем живешь, когда впереди видишь лишь темноту и чувствуешь, что у тебя в душе и во всем мире пустота. И бывают дни, когда веришь, что жизнь прекрасна, что все мечты сбудутся и будущее видится светлым и радостным”.

Все остальные принимают позицию Блока. “Думаю, Блок прав. Вокруг нас столько плохого, суетного, что просто необходимо увидеть или знать, что есть хотя бы что-то хорошее, ради чего стоит жить, что может удержать от самоубийства, от отчаяния и разочарования в жизни”.

В последнее время все чаще дает о себе знать и другой взгляд на жизнь. Его достаточно определенно выразил в своем эссе “Русские цветы зла” Виктор Ерофеев. Общее мировоззренческое кредо русской литературы, которое Ерофеев определяет как философию надежды, он отвергает полностью. Если “зло имеет не социальный смысл, а широко и привольно разлито в человеческой душе”, то “философии надежды здесь делать нечего”. На что способен человек, особенно ясно стало при советской власти. “Продемонстрировав чудеса подлости, предательства, низости, садизма, распада и вырождения, он, выяснилось, способен на все”. Сомнения в человеке принесла, как считает Ерофеев, новая русская литература 70-х годов ХХ века. “Новая русская литература засомневалась во всем без исключения: в любви, в детях, вере, церкви, культуре, красоте, благородстве, материнстве, народной мудрости… В литературе, некогда пахнувшей полевыми цветами и сеном, возникают новые запахи – это вонь. Все смердит: секс, старость, плохая пища, быт… На место психологической прозы приходит психопатологическая. Уже не ГУЛАГ, а сама распадающаяся Россия становится метафорой жизни”.

Насколько силы зла страшны и разрушительны и в жизни вообще, и в самом человеке особенно, я знаю. Но пусть сочтут меня, несмотря на мой возраст, наивным и несмышленым или благодаря моему возрасту старомодным, в силе добра и человечности я не разуверился. И, как учитель, хорошо знаю, как важны добро и человечность для детей, подростков, юности. Я вообще уверен, что человеку, который не верит в добро, в школе делать нечего.

И я хорошо знаю, как тянутся к нравственным опорам наши ученики. “Правда должна быть рядом с надеждой на лучшее. Нужна правда, которая не задавила бы человеческих достоинств. Главное не терять надежду и силы и стараться добиваться лучшего, какой бы правда ни была”. “В жизни всегда найдется что-нибудь плохое, но вот попытаться отыскать в ней что-то хорошее обязательно нужно”.

При всем моем сегодняшнем реалистическом и даже во многом скептическом мироощущении я хорошо понимаю эти устремления. И мне близка мысль, высказанная Ириной Роднянской на страницах “Нового мира” (1997, 4): “Ужасы и горечь жизни были всегда. Но не всегда их встречали настолько разоружившись. Уместно диагностировать не рост Зла, а дефицит мужества, питаемого знанием Добра”. Этот дефицит постоянен и в самой жизни, и в искусстве, и на экранах телевидения, и в печати, и, увы, в школе.

Много десятилетий то, что мы говорили своим ученикам о нашей жизни, напоминало рассказ горьковского Луки о “праведной земле”: “в той, дескать, земле – особые люди населяют… хорошие люди! друг дружку они уважают, друг дружке завсяко – просто помогают… и все у них славно-хорошо!” Хотели или не хотели, но и мы, школьные учителя литературы, оказались среди тех, “в чьем сердце страх увидеть бездну сильней, чем страх в нее шагнуть” (Коржавин).

Сегодня же слишком часто литература, искусство, средства массовой информации словно соревнуются в живописании бездны.

Ощущение того, что мы “бездны мрачной на краю” (Пушкин), на мой взгляд, должно быть у современного человека.

И бездна нам обнажена

Своими страхами и мглами,

И нет преград меж ней и нами…

Это сказано Тютчевым и про нас тоже. Но именно понимание страхов бездны и того, что “нет преград меж ней и нами”, убеждает в том, сколь важны для нас, для юности в особенности, точки опоры. Помочь выстоять, обрести смысл, найти опору – вот в чем ныне важнейшее призвание и преподавания литературы в школе. И здесь с нами русская классика.

Достоевский, как никто, изобразил бездны духовного падения, в которые может быть низвергнут человек. Но именно Достоевский, определяя свое нравственно-эстетическое кредо, записал: “При полном реализме найти человека в человеке”.

Слова эти могут стать ориентиром и для изучения литературы в школе. Ведь ложное прекраснодушие, неумение смотреть правде в глаза и бескрылая ранняя охлажденность, тупиковое неверие в человека одинаково опасны для юности. Вот почему “при полном реализме найти человека в человеке” – ориентир и для уроков словесности, если хотите, для всей работы в школе.

Лев АЙЗЕРМАН,

учитель литературы 303-й школы

Москва