Литература

Шпаргалки бывают разные

Шпаргалка, видимо, столь же древнее явление, как и сама школа. Перефразируя классика отечественной литературы, можно смело рекомендовать: “Плюнь в глаза тому, кто скажет, что не писал шпаргалок”. Но одно дело, если этим занимается школьник, другое – когда речь идет о взрослых дядях и тетях, поставивших процесс производства “бомб” на промышленную основу. Что греха таить – это выгодно: осознав, что выпускные (или вступительные) экзамены на носу, одиннадцатиклассник начинает метаться по книжным магазинам и лоткам в поисках универсального справочника “по всем предметам”, на худой конец – по той дисциплине, с которой он, мягко говоря, не “на ты”. Вот тут-то к его услугам всевозможные “сто золотых сочинений”, “краткие конспекты учебников по…”, рекомендации по сдаче устных и письменных экзаменов и даже “краткое содержание программных произведений по литературе”.

Слово “качество” по отношению к подавляющей массе выпускаемых пособий выглядит не совсем уместным, если, конечно, употреблять его в положительном смысле. Чаще всего это просто откровенная халтура, даже с точки зрения орфографических норм русского языка.

Есть ли возможность каким-то образом исправить сложившуюся ситуацию? Конечно. И отнюдь не грозным запретительным циркуляром, а лишь создав просто хорошее пособие, которое учитель с чистой совестью может порекомендовать купить своим ученикам, вот и все. Именно такую задачу и поставили перед собой авторы книги “Экза╝енационные билеты по лите╡ату╡е: ва╡ианты ответов” (авторский коллектив: А.А.Кунарев, В.А.Скрипкина, Л.А.Смирнова и др.), которую выпустило издательство ТЦ “Сфера”.

атериалы в пособии подобраны в соответствии с типовыми вопросами по литературе для выпускных экзаменов за курс средней школы. Однако при этом авторами двигало желание расширить и углубить представления школьников о русских писателях и их произведениях, продемонстрировать возможность взглянуть по-иному на хрестоматийные тексты. С этой точки зрения пособие может оказаться небезынтересным и для учителей. Книга заставляет думать, порой спорить, но ни в коем случае не оставляет читателя равнодушным. Большинство авторов – в прошлом учителя-словесники. Предлагаем вниманию читателей небольшой фрагмент пособия.

Основные темы и идеи лирики А.А.Фета

В русской поэзии трудно найти поэта более “мажорного”, чем Фет. Дело не в том, что у него нет печальных или трагических нот, – нет, но в той невероятной жизнеутверждающей мощи, которой напоен каждый его звук, в какой-то первозданной свежести и благоуханности его поэзии. Часто говорят, что Фет писал стихи “о природе”, что он мастер пейзажа. Это, конечно, так, если под словом природа понимать не некий стандартный набор предметов и явлений вроде лес, поле, гроза, утро, вечер, звезды и т.п., а то ощущение слитости, гармонии, целостности и нечленимости Космоса и Я – личности поэта, которому дано внимать и понимать язык трепета жизни и хора светил, лепет фонтана. В 1843 году появилось стихотворение, которое по праву считается поэтическим манифестом А.Фета:

Я пришел к тебе с приветом

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа все так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду

Петь, – но только песня зреет.

О чем оно? Если попытаться выразить его содержание одним словом, то это стихотворение о красоте. Именно красота – главный мотив и идея творчества великого русского лирика. Красота, явленная в поэзии Фета, – самое существо, стержень бытия и мира. Тайны красоты, язык ее созвучий, ее многоликий образ и стремился воплотить поэт в своих творениях. Посмотрим, например, как поэт создает образ солнца. Он начинает с обычной метафоры (которая вообще-то и не воспринимается как метафора – чересчур прочно это выражение вошло в язык и сознание): солнце встало. Но что-то не позволяет читателю (или слушателю) воспринимать даже это обиходное выражение как обиходное, привычное. Что именно? Наверное, потому, что ему предшествует слово рассказать, а не сказать. Если бы поэт употребил второе, то смысл всей фразы изменился бы до неузнаваемости: сказать, что солнце встало, – значит лишь отметить факт, что наступил новый день. Рассказать можно лишь о некоей последовательности, совокупности событий, связанных между собой определенными отношениями (потому-то мы, наверное, и говорим со-бытие, т.е. ряд состояний/изменений бытия). И действительно, у Фета восход – не отдельно взятое “природное” явление, но включенное в общий ритм, трепет Жизни. Солнце будто проливается на и в листы деревьев, будучи одновременно и частью листьев (ведь по означает движение не только по поверхности, но и внутри, как кровь бежит по венам и артериям). Отсюда – ощущение масштаба и обьемности изображения. В фетовской картине оказываются равнозначными огромное светило и древесный лист. И удивительное дело: благодаря этому старое, будто стертое веками олицетворение солнца приобрело новый блеск, ожило и задышало.

Точно такой же прием поэт использует в изображении леса. Опять же довольно избитая метафора “весной природа пробуждается от зимнего сна” реализуется свежо и необычно. Лес у поэта перестает быть просто совокупностью большого количества рядом стоящих деревьев – это живое существо, полное звуков, движения, роста – читатель физически ощущает, как тянутся вверх ветви каждого дерева, видит капли воды, слышит неясные шорохи, перепархиванье птиц. (Кстати, заметим, что в фольклоре лесом называли и лешего – хозяина леса, которого часто представляли в виде существа огромного роста, выше самого высокого дерева). Но что замечательно: такое восприятие леса было задано поэтом еще до начала рассказа о нем. В первой строфе глаз читателя как бы совершил движение сверху вниз: от солнца – к листьям, теперь взгляд скользит по веткам и стволам, доходит до земли… и вдруг – новое движение вверх: словосочетание весенняя жажда, связанное в единый комплекс с образом леса, заставляет проникнуть чуть ли не к сердцу земли и вместе с ее соками вновь подниматься на поверхность, к стволам, проскользить по веткам, листам, ощутить солнечные токи… Заметим, что в обеих строфах использованы однокоренные глаголы затрепетало и встрепенулся – они также связывают, скрепляют, сопрягают изображаемое в нечто единое и целостное – не сосуществующее, а сущее одно в одном, одно для другого и немыслимое по отдельности.

Л.Толстой очень точно определил одно из важнейших качеств фетовской поэзии – предельную сжатость и емкость: “Очень они (стихотворения. – А.К.) компактны, и сияние от них очень далекое. Видно, на них тратится ужасно много поэтического запаса. Долго накопляется, пока кристаллизируется”. Сам поэт считал краткость необходимым свойством лирического стихотворения, которое “подобно розовому шипку: чем туже свернуто, тем больше носит в себе красоты и аромата”. Поэтому вернемся еще раз к слову рассказать, которое звучит в тексте четырежды – такая “расточительность” в небольшом по обьему стихотворении, безусловно, оправданна. В первую очередь это слово задает, так сказать, пространство времени. Рассказать можно о том, что уже совершилось, приняло новую по сравнению с прежней форму, стало. Однако у Фета глагол рассказать употреблен в значении обстоятельства цели, поэтому действие, оставаясь действием, одновременно как бы опредмечивается. И вместе с тем, поскольку рассказ будто еще не состоялся, а мыслится потом, создается временная перспектива: от сиюминутного прошлого (встало, затрепетало, проснулся, встрепенулся) через настоящее продолженное (полон) в ближайшее будущее. Однако, только обещая рассказать, поэт уже рассказал и рассказывает. Границы между прошлым, настоящим и будущим стираются, но мы оказываемся не в безвременье, не в никогда, а именно в сейчас, в сию минуту, в том самом прекрасном мгновенье, в котором жизнь проявляется с максимально возможной (и даже невозможной!) полнотой и силой, – это то мгновенье, остановить которое мечтал гетевский Фауст. Вся поэзия Фета является выражением непосредственного чувства жизни, в ее высшей потенции, в моменты наивысшего подьема.

Первые две строфы очерчивали внешний круг бытия, будто готовили прорыв во внутренний мир лирического героя. Заключительные строфы центростремительны: я героя предстает как необходимая часть мироздания: природная, стихийная, весенняя жажда прорастает в человеческое страстное любовное признание. Страсть – это не только радость плоти (но и она, конечно, тоже!) и соединение не только с возлюбленной, но ощущение полноты и неисчерпаемости красоты – жизни, растворение в ней и вбирание в себя – всей, без остатка – ненасытное и неостановимое (вспомним оксюморон из второй строфы полон жаждой). Отсюда и ключевое слово третьей строфы – счастье как осознание себя частью цельности, где все важно, все значимо. Пределы мгновения еще более расширяются (вчера – снова – с той же страстью – все так же), но уже за счет свойств души. И завершающий аккорд (известно, какое значение Фет придавал концовке: “Вся… сила должна сосредоточиваться в последнем куплете, чтобы чувствовалось, что далее нельзя присовокупить ни звука”). Веющее отовсюду веселье превращает лирического героя в центр мирозданья. Он тот, кем сейчас говорит, и будет рассказывать и петь о себе Жизнь: солнце, лес, птицы, ветер, земля. Недаром песня зреет, как зреют плоды на деревьях, колосья на ниве. Отсюда и не знаю сам, что буду петь – разве важно, что? Ведь песня – это и есть высшее воплощение Всемирной красоты. “Поэт есть собственно такой человек, у которого видимо для постороннего взгляда изо всех пор сочится жизнь, независимо от его воли”, – писал А.Фет своему другу поэту Я.Полонскому. Что тут еще добавить? Разве что написанное на склоне дней:

Еще люблю, еще томлюсь

перед всемирной красотою

И ни за что не отрекусь

От ласк, ниспосланных тобою.

Покуда на груди земной

Хотя с трудом дышать я буду,

Весь трепет жизни молодой

Мне будет внятен отовсюду.

Покорны солнечным лучам,

Так сходят корни в глубь

могилы

И там у смерти ищут силы

Бежать навстречу вешним дням.

Трепет жизни молодой: трепет солнечного света по листам… каждой птицей встрепенулся… Он был прав, этот старик: смерти нет. Просто порой поэты вырываются за пределы видимого нам бытия – как свет солнца…

Педагогам на заметку

Слово

о латинском глаголе

Что необходимо знать любому образованному учителю о латинском глаголе? И нужно ли забивать этим мозги, и без того переполненные информацией о своем предмете, порой весьма отдаленно касаемом лингвистической стороны вопроса? Мне кажется, что на слуху слишком много основ слов, произошедших от античных глаголов, чтобы воспринимать их без осознания особенностей и тонкостей написания, произношения. Конечно, для того чтобы овладеть латинскими текстами, необходимо учить сам язык. Но если текстов нет и не предстоит с ними встретиться по долгу службы и роду работ практически никогда, следует ли из этого, что латинский язык должен быть отчужден, как в целом, так и в частности? Опять же нет. Постараюсь показать это на некоторых примерах.

Вы никогда не задумывались, почему говорят и пишут “экстракт”, “транскрипция”, “диффузия”, “коррозия”, но затем изменяют основу – “экстрагировать”, “транскрибировать”, “диффундировать”, “корродировать”? Причина тут в следующем. Латинский глагол имеет четыре основные словарные формы:

1) 1-е лицо, единственное число, настоящее время: вижу, слышу, сижу.

2) 1-е лицо, единственное число, прошедшее время: видел, слышал, сидел.

3) Supinum, супин, особая глагольная форма, отглагольное существительное целевого назначения: чтобы видеть, чтобы слышать, чтобы сидеть.

4) Infinitivus, инфинитив, неопределенная форма: видеть, слышать, сидеть.

В словаре все эти формы пишутся так (основы подчеркнуты):

video, vidi, visum, videre – видеть (видеоклип, визуальный),

audio, audivi, auditum, audire – слышать (аудиенция, аудитория),

sedeo, sedi, sessum, sedere – сидеть (седиментация, сессия).

Однако вернемся к нашим баранам, обьясним некоторые разночтения:

traho, traxi, tractum, ere – тянуть, тащить, влечь: экстракт, экстрагировать,

fundo, fusi, fusum, ere – лить: диффузия, диффундировать,

rodo, rosi, rosum, ere – грызть: коррозия, корродировать,

scribo, scripsi, scriptum, ere – писать: транскрибировать, транскрипция,

rumpo, rupi, ruptum, ere – разрушать, разрывать: коррупция, коррумпированный,

struo, struxi, structum, ere – строить: конструировать, конструкция,

duco, duxi, ductum, ere – водить, вести, нести: редуктор, редуцированный,

flecto, flexi, flexum, ere – гнуть, отклонять: рефлекс, рефлекторный,

tendo, tetendi, tentum (tensum), ere – тянуть, склонять: претензии, претендент, выпрямлять,

rego, rexi, rectum, ere – править, управлять, направлять: эрекция, эрегированный,

discutio, cusi, cussum, ere – обсуждать: дискуссия, дискутировать,

mulgeo, mulsi, mulctum, ere – доить: эмульсия, эмульгировать.

Итак, возможно, теперь все станет более понятным. Часто по радио, телевидению можно услышать перлы типа “дискуссировать”, “диффузирует”, “коррозировать”. Все это неприятно режет ухо. Поэтому очень хочется, чтобы учителя, работая с детьми, избегали таких ошибок.

Вадим МЕЛЕШКО

Существует только один заменитель воображения – опыт.

джилет бе╡джес