Лишь восемь часов без сна – от Питера до Москвы

Увидев Игоря Альбертовича Карачевцева впервые, я ощутила смутное беспокойство. Будто уже где-то встречалась с ним, а где, когда – не могу вспомнить. Но ведь эта профессорская бородка, очки в тонкой оправе, неспешность и основательность, угадывающиеся в каждом его движении, – не приснилось же мне все это. И лишь несколько дней спустя, когда Игорь Карачевцев, будущий Учитель года России-2003, давал на сцене свой победный урок-импровизацию, поняла, где могла его видеть, – на выцветших фотографиях начала прошлого века.

Он, такой молодой и всамделишный, будто сошел с пожелтевшей от времени карточки и, как истинный историк, соединил в себе две эпохи – призрачное вчера и отчетливое сегодня.

В том, что Игорь Альбертович похож на степенного профессора серебряного века, нет, впрочем, ничего удивительного. Во-первых, он истинный, прямо-таки классический петербуржец. Он галантен и добродушен, образован и начитан – того и гляди в разговоре с вами, забывшись, внезапно перейдет на латынь или, чего доброго, на древнегреческий. Во-вторых, рубеж XIX и XX веков – его любимый исторический период. О тех временах он, по собственному признанию, может говорить часами. Лишь бы благодарный слушатель нашелся.

– Канун XX столетия – это ведь удивительное время, момент и экономического, и политического, и культурного взлета. Взлета накануне падения. Оттого так и завораживают и серебряный век, и великое экономическое чудо Столыпина и Витте, что они обречены, их красота недолговечна, и мы, в отличие от наших предков, знаем, что будет дальше. Впереди 1914 год, истинное, как говорила Анна Ахматова, начало XX века, когда Россия начнет свое стремительное падение. Мне очень важно, чтобы мои ребята разобрались и почувствовали, а были ли уже в этом культурном и общественном Ренессансе видны симптомы приближающейся агонии? Чтобы научились предугадывать беду, опережать ее…

Или вот Франция времен Великой французской революции и рождение в этом смутном потоке гениальной, но такой противоречивой личности Наполеона Бонапарта – тоже тема не для пятиминутного разговора. Кстати, несмотря на то, что в свое время я писал диплом на тему «Антинаполеоновская пропаганда в России 1801-1807 гг.», этот образ меня до сих пор притягивает. Прекрасно понимаю, что это тиран, узурпатор, который не считался со средствами, с жизнями человеческими, когда шел к цели. А все равно где-то подсознательно он мне симпатичен. Только, ради бога, не подумайте, что я вынашиваю какие-то наполеоновские планы…

А Франция времен Третьей республики, от Парижской коммуны до Первой мировой войны: бурное время, политические аферы, борьба за демократию, дело Дрейфуса. Когда рассказываю об этом на уроке, то настолько вхожу в образ, что ученики начинают хором меня успокаивать, мол, Игорь Альбертович, бог с ним, с Дрейфусом, ну что вы так из-за него переживаете? «Да, да, – отвечаю, – конечно, Александр Македонский – великий человек, но зачем же стулья ломать!»

…Россия – страна с непредсказуемым прошлым. Историкам тут живется нелегко. Их можно сравнить с шахтерами или саперами – никогда не знаешь, где рванет или засыплет. Поэтому Карачевцев ироничен и парадоксален, путь к серьезному на его уроках лежит через смешное.

«Выстроив логическую цепочку, как когда-то это делали софисты, докажите, что яблоко лучше апельсина», – попросил он учеников на уроке-импровизации. Ну при чем тут апельсин? Абсолютно ни при чем. Он – всего лишь возможность доказать, что не все на земле подвластно логике, есть кое-что и повыше нее. Любовь, например, правда, добро, свобода и смерть. Это знал Сократ (он-то и был главным героем этого, теперь уже легендарного урока), но почему-то не хотели понимать его современники. Суд приговорил Сократа к смерти. Значит, его убила правда? Опять софизм! Вовсе нет, его убили равнодушие и невежество окружающих, «свободных граждан Афин». Пусть наша правда достанется нам менее дорогой ценой.

Все это не было озвучено, говорили о вещах на первый взгляд куда более простых. Но учитель хотел, чтобы у учеников родились именно такие мысли, и они родились. И долго еще не давали своим хозяевам покоя.

Карачевцев – философ и тактик. Готовясь к уроку – по иронии судьбы, ему выпал жребий выступать последним, – он внимательно следил за работой соперников в надежде, что они научат его, подскажут оригинальный ход, подкинут идею.

– Я увидел двадцать блестящих уроков и просто не мог удержаться, чтобы не учесть, не позаимствовать несколько удачных находок. Некоторой театральностью, без которой, смею надеяться, не обошлось на моем уроке, я обязан Марианне Чуйковой, литератору из Тюмени. А увидев урок Игоря Полищука, физика из Курской области, понял, что и за 20 минут можно сделать потрясающий, основательный, серьезный урок. Где глубина не отдается на откуп зрелищности. Так что моя заслуга лишь в том, что я постарался объединить все лучшее, что сделали другие.

Но каким бы философом ни был новоиспеченный Учитель года России-2003, сомнения и опасения свойственны и ему. За относительно недолгое время нашей беседы фраза «меня постоянно гложет червь сомнения» была произнесена им не менее пяти раз.

– В поезде «Петербург – Москва» меня обуревали самые противоречивые чувства. С одной стороны, я был счастлив уже хотя бы потому, что еду в столицу, где не был лет десять. С другой стороны, не спадало напряжение: я же не на экскурсию еду, не в гости – еду работать. Но самыми страшными были личные сомнения: зачем я еду, действительно ли я настоящий учитель, неужели способен давать хорошие уроки? Одно дело – свои ученики, любимые, родные, провожавшие меня на вокзале, будто я какая-то звезда эстрадная. Московские же дети, как мне казалось, – совсем другой разговор. Питерский червь точил изнутри: поддержат ли меня московские школьники? Ведь столичный народ, как мне тогда казалось, амбициозен и не лишен снобизма. Наверное, и в поведении детей это будет сквозить, мол, приехали тут провинциалы и чему-то еще собираются нас учить. А ведь я не просто из провинции, я из Питера, с которым у Москвы уже лет триста как внутреннее противостояние. И, несмотря на то, что мои коллеги, представлявшие Питер в минувшие конкурсные годы, говорили, что никто меня тут не обидит, было страшно. Смогу ли я соответствовать гордому образу Петербурга и не придавит ли меня этот образ? Но за несколько конкурсных дней от этих страхов, теперь уже кажущихся мне смешными, не осталось и следа: все тут открыты, все доброжелательны. И дети готовы на все, лишь бы помочь тебе.

…Ну вот мы и коснулись второй и главной отличительной черты победителя, его петербургского происхождения. Хотя если быть до конца точными, следует отметить, что родился Игорь Альбертович не в самом Питере, а в его пригороде, в Пушкине, в Царском Селе. И хотя он там уже давно не живет, Екатерининский парк и Лицей все равно ждут его каждую осень.

– Игорь Альбертович, что такое Санкт-Петербург?

– В конце мая я провел в своем выпускном классе открытый урок-телемост с Костромой. Сначала они смотрели, как мы работаем, затем наоборот. Надвигался 300-летний юбилей города, поэтому тема была очевидна: «Санкт-Петербург – культурная столица России». Но в конце фразы не было знака препинания, ученики сами должны были определить, нужен ли там вопрос, восклицание или многоточие. Как патриот Петербурга, я бы, конечно, выбрал восклицательный знак, но разговор сейчас не об этом. Одна моя ученица, отвечая на вопрос, что же такое Петербург, написала, что это болезненная гениальность и обреченный романтизм. Эта формула мне очень близка. Мой любимый Петербург – не броский, царский, помпезный город начала девятнадцатого века. Это сумрачный Петербург Достоевского, Петербург Разъезжей улицы, Кузнечного переулка, Екатерининский канал и канал Грибоедова, улочки близ храма Спаса на Крови. Город символов, город образов. Вон какое сегодня хмурое, пасмурное утро за окном. Вы ежитесь, вам солнца хочется, а мне хорошо, кажется, что я уже дома.

– А своих новых друзей, которые приедут к вам после конкурса, вы куда поведете? Говорят, к вам скоро сам спикер Селезнев обещался. Ему-то вы что показывать будете?

– Свою школу, конечно. За сто с лишним лет, что она существует, в ней столько всего приключилось, что, поверьте, есть о чем рассказать, чем похвастаться. Начал бы с того, что 19 февраля 1901 года в Петербурге открылся Второй училищный дом имени императора Александра Второго. Попади мы туда, обязательно повстречались бы с почетными жителями города, членами государственного совета, а на освещение церкви был приглашен судебный оратор, юрист Анатолий Федорович Кони. По тем временам это было современное, прямо-таки передовое учреждение со столовой, зубоврачебным кабинетом, переплетными мастерскими. А учились там и дети ремесленников, и служащих, и интеллигенции, даже сирот принимали. Одним словом, доступность и эффективность. Всего в городе было два таких училищных дома – один наш, другой – на Васильевском острове.

А теперь это экономическая гимназия №166. Школа самая обычная в том смысле, что мы берем самых обычных умных и думающих детей, любящих литературу, историю, английский язык и согласных уже с первого класса изучать экономику. Правда, когда в 2001 году мы отменили вступительные испытания в первый класс, то тут же, за один день, набрали сразу шесть первых классов. В народе говорят, что наша школа престижна и даже элитарна. Не скрою, это приятно, хотя для меня важно, чтобы мы сохранили главный принцип Второго училищного дома: доступное образование для талантливых детей.

– Игорь Альбертович, можно ли научить истории?

– Думаю, нет. Можно показать методы ее изучения, а уж чего ребята достигнут – это их собственный путь.

– В чем сегодня задача исторического образования?

– На основе исторических фактов и явлений создать условия для творческого, критического осмысления прошлого. Проще сказать, научить людей мыслить в широком историческом пространстве. Искать, размышлять, находить прямые зависимости, анализировать день минувший и настоящее, чтобы пытаться спрогнозировать будущее. Преподавание истории сильно изменилось в последние годы, но не только потому, что изменилась сама история. Раньше в нашей работе присутствовал некий технократический алгоритм. Мы ставили перед учениками проблему, показывали пути ее решения и тут же приводили ученика к определенному выводу, который у нас уже заранее был в голове. Мы имитировали мыслительный процесс, творческую игру, но результат урока был известен наперед. На современном уроке финал непредсказуем. И он обязательно открыт.

Можно сказать, что в историческую педагогику Игорь Карачевцев попал случайно. Просто однажды он посмотрел фильм Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника», увидел там Вячеслава Тихонова и понял, что тоже хочет тихо и страстно рассказывать людям о Петре Петровиче Шмидте, «человеке, который не принимал любое общество, в основании которого лежала хотя бы одна слеза ребенка». На помощь Тихонову и Ростоцкому пришла и Зоя Владимировна Ефимова, учитель ленинградской школы № 295, чьим историческим заботам был поручен юный Карачевцев.

А теперь Карачевцев – первый историк, сумевший приручить Хрустального пеликана. Он уверенно опроверг слухи, ходившие в кулуарах конкурса уже несколько лет, что скорее Виктор Садовничий, ректор МГУ и председатель Большого жюри, станет во главе Петербургского университета, чем историк завоюет титул «Учитель года». А правда, неподвластная законам формальной логики, такова, что и Садовничий остался в своем кресле, и муза истории Клио может отныне вздохнуть спокойно.