Лига высшая или первая? В системе высшего образования грань между вузами, готовыми к конкурентной борьбе и остальными, видна все отчетливее

Для президента Фонда «Новая Евразия» Андрея КОРТУНОВА решать проблемы высшего образования – все равно что для математика теорема Ферма: сложно, но бесконечно интересно. Важно правильно взяться за решение проблем, выстроить стратегию и заняться делом. Например, помочь региональным вузам в подготовке менеджеров по развитию института или продумать систему социального развития региона на университетской площадке.

Социальный игрок

– Статус современного диплома о высшем образовании девальвируется. Сегодня работодатель с большим удовольствием приглашает специалиста с опытом работы, нежели неопытного выпускника вуза. Что можно изменить в системе высшего образования?

– У нас расширяется разрыв между системой образования и рынком труда. Это не только проблема России, это проблема Америки, Европы и даже Китая. Она возникает везде, где существует развитая образовательная система и где быстро меняется структура экономики. Причина в том, что рынок труда развивается очень динамично, появляются новые требования к специалистам, да и понятие «специалист» становится иным. Образование по своей природе консервативно. Университеты и школы стремятся сохранить свои традиции, привычки, стандарты. Значит, разрыв неизбежен. Драматизировать его не надо. То, что сегодня многие выпускники вузов работают не по специальности, – это, я бы сказал, естественная тенденция. Но если такой разрыв очень велик, то начинаются проблемы: жалуются работодатели, создаются параллельные системы образования – корпоративные программы подготовки кадров и даже корпоративные университеты, а диплом превращается в формальность, символ скорее социального статуса, чем профессиональной подготовки. К тому же диплом иногда можно просто купить. Задача в том, чтобы приблизить систему образования к меняющимся условиям рынка труда. В идеале мы должны перейти к тому, что называется «индивидуальной образовательной траекторией». Первокурсник с самого начала определяет свою траекторию исходя из того, где он будет работать, чем собирается заниматься, как предполагает строить свою карьеру. Он начинает выбирать курсы, семинары, и он сам несет ответственность за ту сумму знаний, которую получит. Это, конечно, идеальная ситуация, которая пока почти нигде у нас не существует. Ведется несколько экспериментов, например, в Высшей школе экономики. Но в этом же направлении движется вся образовательная система. К 2009 учебному году российская высшая школа переходит на двухуровневую модель. Первый уровень – бакалавриат – дает базовое образование, фундаментальные знания, на втором уровне – в магистратуре – студент будет получать специализированное образование под предполагаемое место работы. Если подобный переход у нас получится, то мы сделаем важный шаг в том направлении, чтобы приблизить образование к рынку труда.

– Несмотря на очевидную пользу от Болонского процесса, принятие его требований приводит к разрушению традиций, на которых держалась система высшего образования конца ХХ века.

– Болонский процесс – не догма, а руководство к действию. Если рассматривать Болонский процесс как набор формальных требований и применять эти требования механически, то ничего хорошего от этого не получится. Вообще говоря, Болонский процесс достаточно демократичен – каждый вуз должен решать для себя, в каких масштабах, в каком формате он будет принимать участие в этом процессе. Важно другое – образование ХХI века будет отличаться от образования ХХ века, и Россия должна не отстать от других развитых стран.

Многое зависит от деталей. Например, от повышения нашей академической мобильности: у нас должны учиться иностранные студенты, работать иностранные преподаватели, и наоборот – наши студенты должны учиться за границей, а преподаватели иметь возможность учить иностранных студентов. Чтобы этого достичь, надо решить ряд проблем. Прежде всего инфраструктурных – наши условия жизни для европейских студентов не очень привлекательны. Есть проблемы с языком – количество курсов, которые читают в наших вузах на иностранных языках, пока незначительно. Существуют и вопросы финансирования стажировок наших преподавателей за границей. Кроме этого, не везде можно перейти к двухуровневой системе. В медицине или в некоторых инженерных специальностях не стоит торопиться – там разрыв нынешней системы на два уровня может принести больше вреда, чем пользы. Пока лишь незначительная часть наших вузов может включиться в европейскую систему взаимного признания учебных кредитов…

– И задача одного из проектов фонда – соединить вместе все эти разрозненные сообщества…

– У нас есть два таких крупных направления в сфере высшего образования, которые станут основой нашей работы на предстоящие два – три года. Одно из них как раз и нацелено на то, как помочь нашим университетам наиболее адекватно и наименее болезненно интегрироваться в мировое образовательное пространство.

– Что для этого нужно сделать?

– Российской высшей школе нужно освоить новые технологии реализации крупных международных проектов – как научных, так и образовательных. Нам надо быть более агрессивными на мировых образовательных рынках, где место России пока очень незначительно. Мы растеряли многие важные позиции Советского Союза в этой сфере, и эти позиции нужно восстанавливать. Сейчас фонд начинает проект, который мы условно обозначаем как индекс международной вовлеченности российских вузов. Какие параметры международной деятельности более важные, какие – менее важные, как выстроить наши университеты по шкале «международности»? Все это, кстати, относится к Болонскому процессу. У фонда много партнеров и в Европе, и в Соединенных Штатах среди университетов, профессиональных ассоциаций, в экспертном сообществе. Мы можем организовывать совместные конференции, рабочие группы, ознакомительные поездки, готовить совместные доклады и предложения.

– Второе направление ваших интересов в сфере высшего образования крутится вокруг вопросов социализации. Почему вас интересуют такие непростые проблемы?

– Университет, особенно в России, – это не просто «фабрика» для производства бакалавров, магистров, это еще и социальный институт, институт воспитания гражданственности. Именно здесь формируется будущая среда гражданского общества. Университет – это источник независимой экспертизы и альтернативных идей, это партнер и одновременно оппонент власти. Нам бы очень хотелось, чтобы в ходе реформ, когда упор делается на экономические показатели деятельности вузов, не было бы потеряно социальное измерение российской внешней школы. Поэтому мы говорим о роли университета в развитии местных сообществ, о месте университета в социально-экономическом развитии региона, о внутренней университетской демократии, о тех аспектах деятельности университета, которые, строго говоря, могут кому-то показаться второстепенными и убыточными, не приносить очевидного дохода, но которые, безусловно, важны.

– Как может университет стать ресурсом развития целого региона? Не должно ли этим заниматься какое-то специальное ведомство?

– Ну естественно, в каждом регионе существуют специализированные учреждения, как правило, связанные с администрацией, которые разрабатывают стратегию развития региона. Но если существует жесткая административная связка, то губернатор дает указания, и стратегия готовится под заказчика. Университет – организация независимая, он получает деньги не от губернатора, а из федерального бюджета.

– Плох тот ректор, который испортил отношения с губернатором…

– Университетское сообщество достаточно влиятельно, независимо и самостоятельно. Университет может опереться на экспертов федерального уровня. Он может предложить более широкий набор идей, он располагает кадрами, которых по определению не может быть ни в одной «карманной» структуре губернатора. Если университет и проигрывает экспертам власти в узких технических вопросах, то в вопросах стратегических у сильного университета всегда есть очевидные преимущества. Кроме того, университет – не только центр генерирования различных идей, но это еще площадка для диалога власти и общества. Такой диалог необходим для реализации любой стратегии. Одна из основных проблем университетов – инстинктивное желание отгородиться от внешнего мира, выстроить свою башню из слоновой кости. Тем более что университеты долгое время были финансово почти не связаны с регионами. Наша задача – помочь университетам реально включиться в общественную жизнь, причем не только в форме диалога с властью. Гражданское общество, система среднего образования, местный бизнес, средства массовой информации – тоже важные игроки на этом поле.

«Синие воротнички» в дефиците

– В современном образовании до сих пор нет четкого представления о том, чем должен заниматься менеджер по развитию учебного заведения, а вы замахнулись на подготовку менеджеров по развитию вузов. Какие проблемы они должны решать?

– Действительно, это сквозная проблема нашего образования. Какой суммой знаний, навыков, компетенций должен обладать современный «менеджер образования»? Какие квалификационные требования должны предъявляться, например, ректору вуза? У нас, как правило, ректор – это бывший декан, который оказался сильным организатором, который смог хорошо поставить свой факультет, научился деньги добывать, профессуру поддерживать, привлекать платных студентов. Реже ректор – крупный ученый, с особыми связями и влиянием в Москве. Кстати, порядок выборов ректора у нас и, например, в США принципиально различен, там ректор в подавляющем большинстве случаев – «варяг», подобранный специальным комитетом. Мы, как фонд, стараемся содействовать тому, чтобы управление образованием на разных уровнях становилось более профессиональным. Для этого мы пытаемся воспользоваться теми наработками, которые существуют за рубежом. Сегодня в развитых странах подготовка управленцев в образовании – большой и активно развивающийся бизнес.

Конечно, российская система отличается от остальных, у нас нельзя просто взять какие-то американские книжки, перевести и ввести в качестве обязательных. Но некоторый иностранный опыт может быть использован.

– Какой вы видите высшую школу через несколько лет?

– Конечно, многое будет зависеть от того, как будет дальше развиваться государственная стратегия модернизации высшей школы. От того, какие модели будут выбраны – радикальные или консервативные, – будет зависеть очень многое: темп изменений, социальные и профессиональные издержки, финансовые приоритеты. Ясно одно – российская система образования будет интегрироваться в глобальную систему. Давление внешних факторов будет расти: у нас будут открываться филиалы иностранных вузов, российский средний класс будет все чаще учиться в них или за границей, а нашим университетам придется участвовать в жесткой борьбе с иностранными конкурентами. Придется бороться с системами корпоративного образования. Часть бизнес-элиты будет готовить кадры на своих площадках.

– А университеты, на ваш взгляд, готовы к этой борьбе?

– У нас очень разные университеты. Некоторые относятся если не к мировой элите, то, я бы сказал, к очень сильному среднему уровню. Есть и те, которые явно проигрывают западным конкурентам. Кстати, переход на два уровня высшего образования предполагает некую селекцию университетов. В Министерстве образования и науки РФ говорят, что магистратуры должны развиваться примерно в четверти российских вузов. Это означает, что три четверти должны ограничиться бакалавриатом.

– То есть вузы не готовы…

– В большинстве своем – да. Сегодня происходит фактически разделение нашей системы образования. Это как в футболе – высшая лига и первая лига. Понятно, что здесь возникает множество проблем – профессиональных, социальных, политических и других. Изменения будут довольно значительными, многое зависит от того, насколько грамотно и аккуратно государство сможет лавировать между опасностями, вызовами, трудностями, которые неизбежно будут возникать.

– Как по вузу определить его готовность к борьбе?

– Во-первых, у каждого вуза должен быть некий стратегический план развития, который учитывает слабые и сильные стороны, возможности и риски, которые будут стоять перед университетом в ближайшие несколько лет. Если такая стратегия делается формально, то университет будет терять и дальше свои позиции. И не только в международном сотрудничестве, но и у себя в регионе. Студенты будут переходить в другие вузы. Вуз будет терять государственное финансирование, поскольку оно будет проходить через конкурс. На этой площадке возникнет конкуренция. Станет сложнее строить деятельность на базе фиксированного бюджетного финансирования. Ну и кому интересно сотрудничать со слабым вузом? Бизнес будет поддерживать слабый вуз? По всей видимости, нет. Бизнесмены уже внимательно изучают: куда вкладывать деньги, с кем работать, откуда приходят на производство толковые выпускники. Конечно, этот процесс будет длительным, есть инерция, есть привычки, но жизнь продолжается, и консервировать то, что сложилось у нас в 90-е годы, нет смысла. Я не исключаю, что часть вузов вообще закроется через несколько лет.

– Назовите процесс, который, на ваш взгляд, не приносит пользу системе высшего образования.

– Любое крупное решение имеет свои плюсы и минусы. За два года приоритетного национального проекта «Образование» вузы получили крупные деньги. Это, безусловно, хорошо, но наряду с этим возникает масса сопутствующих проблем. Деньги нужно потратить в небольшой временной период, за который перестроить университет нельзя. Золотой дождь сокращает стимулы для активных собственных поисков, денег много – зачем бороться за студентов? Поэтому любые крупные решения требуют внимательных просчетов и учета побочных эффектов. Люди привыкают к определенной зарплате, к определенному статусу. Мне кажется, нужно отслеживать все возможные позитивные и негативные последствия. Остается еще один вопрос – система высшего образования «съедает» систему среднего профессионально-технического образования. Сегодня набрать студентов в ПТУ или даже в техникум становится большой проблемой, все хотят идти в вуз. А слабый вуз готов принять почти любого – были бы деньги. Происходит разбухание системы высшего образования при снижении качества обучения. Что возвращает меня к началу нашей беседы – разрыву между образованием и рынком труда. Сегодня придите в любую крупную компанию и спросите: кто им нужнее, менеджер или рабочий, техник, мастер, начальник участка? Дефицит «синих воротничков» становится все острее, а перепроизводство «белых воротничков» низкого качества продолжается.

– Получается, что бакалавриат подменит собой ту систему среднего образования, которая у нас есть?

– Я считаю, что сильный техникум или колледж заменить сложно. Они должны иметь право давать диплом бакалавра, а обществу нужно преодолеть психологическую установку о том, что техникум дает неполноценное образование. Над этим надо работать, смотреть, что в наших лучших техникумах происходит, как они возрождают престиж рабочих профессий. Проблему можно решить за счет повышения требований к среднему специальному образованию и повышения социального статуса этого образования.