На чтение: ≈ 15 мин.Директор Института космических исследований, вице-президент Российской академии наук Лев Зеленый – частый гость научно-популярных и просветительских телепрограмм. Постоянные читатели «УГ» наверняка помнят рассказ Льва Матвеевича о масштабных проектах, связанных с изучением Луны, Марса и других планет Солнечной системы. Предмет нашего сегодняшнего разговора более земной, хотя тоже связан с космосом. Мы попросили Льва Матвеевича рассказать, каким был его путь в науку и когда космос впервые вошел в его жизнь.
– Мое увлечение космосом связано с именем Иосифа Самуиловича Шкловского, известного советского ученого, основателя школы современной астрофизики. Когда я был еще школьником, он написал великую книгу «Вселенная. Жизнь. Разум». Она была очень популярна, выдержала несколько изданий и сыграла важную роль в жизни многих молодых людей, не только в моей. Шкловский рассматривал возможность существования жизни, в том числе разумной, в других планетных системах. Потом, уже начав свою карьеру в Институте космических исследований, я лично познакомился с Иосифом Самуиловичем. Он там работал начиная с 70-х годов почти до конца своих дней (его не стало в 1985-м). О Шкловском можно много рассказывать, потому что личностью он был многогранной и незаурядной. Важная деталь, много говорящая об Иосифе Самуиловиче: он один из немногих в Академии наук открыто поддерживал Андрея Сахарова. Не боялся высказывать свое мнение, из-за чего какое-то время был невыездным – это при том, что в мировом научном сообществе его очень уважали и всегда приглашали на конференции по астрофизике.В 60-е Шкловский изучал движение одного из спутников Марса – Фобоса. Исследования, проведенные на доступном тогда уровне, дали какие-то странные результаты. Получалось, что Фобос ведет себя так, словно он полый внутри. Это легко представить на примере. Вы двигаете тяжелый железный шар, на него действует сила трения, инерция, но вы ее преодолеваете. Но если передвигать легонький шар, то движение будет совсем другим. И вот Шкловский сделал вывод, что Фобос тормозится так, как будто он полый внутри. Потом он провел те же исследования для Деймоса, второго спутника, и у него получились такие же результаты. Иосиф Самуилович написал статью, а потом все серьезные научные журналы подхватили версию о том, что Фобос и Деймос полые внутри. Но как такое возможно? Это значит, их марсиане сделали. Помню, вокруг этого был большой шум – это же настоящая сенсация!- Вы в то время в школе учились и так внимательно следили за научными открытиями?- Да, я учился в 6-м или 7-м классе, и именно в те годы начал интересоваться космическими исследованиями. Это ведь тот самый возраст, когда формируются будущие профессиональные взгляды. Прочел, конечно же, книгу Шкловского, его статью о спутниках Марса, и они меня потрясли.Шумиха вокруг Фобоса и Деймоса, кстати говоря, длилась недолго, потом кто-то проверил расчеты, написал, что они ошибочны, и скоро все забылось. Но мой интерес к космосу никуда не исчез. Я поступил в Физтех на факультет аэрофизики и космических исследований.Да, а Шкловский, как позже выяснилось, был все-таки в чем-то прав. Спутники Марса не полые, но они очень рыхлые, будто состоят из склеенных комочков. Их средняя плотность гораздо меньше, чем у Земли…- Вы хорошо учились?- У меня красный диплом. Учиться мне очень нравилось. Я окончил математическую школу №444, поэтому на первых курсах мне было легко. Всем трудно было вначале, а нас уже в школе научили дифференцировать, интегрировать. К третьему курсу этот запас закончился, и пришлось напрячься. Я занимался на самой перспективной кафедре «Ядерные ракетные двигатели». (В Физтехе обучение происходит в основном на базовых кафедрах – это знаменитый принцип Физтеха, правда, сейчас некоторые из руководителей российского образования ставят его под сомнение.) Идея была такая: до Марса и других планет нельзя долететь на химическом топливе. Слишком оно низкоэффективно для полета на такие расстояния, поэтому нужна ядерная энергия. И решили делать ядерные двигатели, в которых продукты ядерных реакций выбрасываются с очень большими скоростями, в результате чего космические аппараты должны двигаться существенно быстрее. На кафедре, располагавшейся в закрытом институте, изучалась ядерная физика, которая мне страшно нравилась. Словом, все складывалось хорошо и удачно до определенного момента. В апреле 1969 года произошла история, в результате которой меня чуть не выгнали из Физтеха…- Вас, лучшего студента, могли отчислить? В это трудно поверить!- Дело было почти политическое, а там, где замешана политика, все возможно. Валерия Новодворская, которая уже тогда профессионально занималась правозащитной деятельностью (в те годы ее называли антисоветской), решила организовать у нас в Физтехе что-то вроде ячейки. Антисоветские ячейки ей удавалось создавать везде и довольно легко. В этом ей помогала внешность: в молодости она была очень эффектной девушкой. Умная, эрудированная, интересная, яркая, она очаровала одного моего знакомого студента и после вторжения в Чехословакию подбила его разбросать знаменитые листовки «2000 слов» во Дворце съездов. После этого Физтех попал под подозрение соответствующих служб. И вот теплым весенним вечером 14 апреля 1969 года (я отлично помню тот день, потому что он изменил мою жизнь) мы с одним товарищем из нашей группы гуляли по Москве. Я предложил пойти на площадь Маяковского послушать стихи – в этот день была годовщина смерти поэта. К моменту нашего прихода милиция разогнала уже почти всех зрителей и выступающих. Нас тоже арестовали, хотя мы ничего особенно выдающегося не делали и сделать бы не успели – просто попали под разгон. Когда сотрудники КГБ узнали, что мы из Физтеха, решили объединить все разрозненные эпизоды, в том числе листовки во Дворце съездов, в одно большое дело и преподнести его так, что в Физтехе действует разветвленная антисоветская организация. Хотя мы, участники «организации», друг друга фактически и не знали, нас всех связали воедино – по письму, посланному в институт, получалось, что все эти эпизоды – звенья одной цепи. Про нас с другом написали, что мы «бесчинствовали с явным намерением опрокинуть памятник Маяковскому».Вы представляете реакцию руководства института? Что можно сделать с такими студентами? Только выгнать и отправить на перевоспитание в армию. Часть студентов и преподавателей нас предали, некоторые заявили, что мы «всегда были антисоветчиками», но другие встали на нашу защиту, сказав: «Что плохого они конкретно сделали? За что их выгонять?» Нас вызвали на бюро комитета комсомола, объявили выговор за потерю политической бдительности, но не отчислили. Конечно, за приписываемое нам «участие в антисоветской организации» нужно было по крайней мере исключить из комсомола, но ребята помогли, отстояли нас.Но с кафедрой моей замечательной пришлось расстаться. После заседания бюро меня вызвали, сказали, что с таким политическим лицом в секретном институте делать нечего: «Мы тебя не можем оставить. Иди куда хочешь». Предложили пойти в новый, недавно открытый институт, где нет ничего секретного, а «изучают солнечные ветры и магнитные поля под хвостом кометы». Помню, как я упирался, не хотел идти, но меня туда просто сослали.- Выходит, вы против своей воли стали заниматься солнечным ветром?- Да, я целый год переживал мое «отлучение» от ядерной кафедры. А потом новая область науки стала нравиться мне все больше и больше, я увлекся, а еще через несколько лет понял, как мне повезло. Потому что у моих друзей, которые продолжали заниматься реакторами для ракет, так и не получилось защитить диссертации. Со временем это направление закрылось – стало ясно, что таким образом проблему дальних космических полетов решить нельзя. Представьте себе чернобыльский реактор, который выбрасывает свои продукты распада в атмосферу. Все, кто занимался на кафедре, вынуждены были свернуть исследования. Кстати, только в последнее десятилетие закрытое в 70-е годы направление – использование ядерной энергии для космических задач – начинает возрождаться, но, конечно, уже на другой основе.Так что Валерия Новодворская в каком-то смысле мне очень помогла. Благодаря ей я стал изучать солнечный ветер и, попав в ИКИ в ноябре 1969 года, работаю там до сих пор. Вот такая история. Никогда не знаешь, где тебе повезет.- Расскажите, пожалуйста, о своей школе, после которой вам было так легко учиться даже в Физтехе.- Школа №444 в столичном Измайлове была замечательная. Первая в нашей стране математическая школа, основанная Семеном Исааковичем Шварцбурдом и Валентиной Дмитриевной Головиной. Но попал я туда не сразу. Жил в центре Москвы, в хулиганском районе: рядом с нашим домом – между площадью Маяковского и площадью Пушкина – располагался блошиный рынок. Учился в ближайшей к дому обычной школе. На уроках мне было скучно, потому что я довольно быстро все схватывал. От нечего делать начал хулиганить. Случались приводы в милицию. В какой-то момент учительница по математике сказала: «Что ты делаешь, дурачок? У тебя же способности! Иди, займись делом». И отвела меня в университет, в математический кружок. И там я принялся доказывать теорему Ферма. Студенты мехмата, ведущие кружок, не сразу нашли ошибки в моих доказательствах. Участвовал в олимпиадах, причем довольно успешно, и однажды мне прислали приглашение поступать в школу №7. Она тоже считалась очень сильной. Но я почему-то больше хотел в измайловскую 444-ю и решил поступать туда после 8-го класса. Пришел на собеседование, преподаватели меня «погоняли» по задачам, послушали и сказали: «Отвечаешь ты неплохо, но посмотри свой дневник – у тебя по поведению «4». Мы тебя не можем взять. У нас в школе электронные вычислительные машины, хрупкие лампы, а ты тут все переколотишь, так что извини, но мы тебя вряд ли возьмем». Я говорю: «Вы мне сразу скажите, берете или нет? У меня есть приглашение из 7-й школы, я туда тогда пойду». Они переглянулись между собой и сказали: «Ну-ка давай сюда это приглашение», забрали его, а потом вышел завуч и объявил: «Все, иди домой, ты к нам зачислен, и никакие 7-е школы тебе не нужны». В общем, тоже точка жизненной бифуркации.Вот там, в 444-й школе, я начал по-настоящему учиться. Мне было интересно, и хулиганить стало уже совсем некогда. В новом классе было много сильных ребят, ставших сейчас знаменитыми в своих областях. Например, с нами учился выдающийся экономист Виталий Найшуль – известный как изобретатель ваучера (правда, он всегда уточняет, что придумал ваучерную приватизацию для других стран и других условий). 444-я очень много мне дала, и я за это очень признателен моим педагогам и одноклассникам. Дружба эта не остыла с годами. Мы до сих пор регулярно встречаемся с одноклассниками, хотя многие из них постоянно живут и работают за границей. Время идет, несколько близких друзей уже ушли, и поневоле вспоминаешь стихотворение Пушкина «19 октября»:Пируйте же, пока еще мы тут!Увы, наш круг час от часу редеет;Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;Невидимо склоняясь и хладея,Мы близимся к началу своему…Кому ж из нас под старость день ЛицеяТоржествовать придется одному?
Выбор читателей
Комментарии