Лев ЛУРЬЕ: Введение ЕГЭ – самая удачная реформа путинского времени

Лев Лурье – историк и журналист, с чьим именем ассоциируется современный Санкт-Петербург. Благодаря его статьям и публичным выступлениям прошлое города перестает быть пыльным учебником и становится близким и понятным каждому. Нас же Лев Яковлевич в первую очередь заинтересовал как педагог. В этом году известной петербургской классической гимназии №610, которую он основал вместе со своими коллегами и в которой преподает до сих пор, исполнилось 30 лет. Каким Лев Лурье видит школьное образование и что думает о нынешних детях, он рассказал в интервью «Учительской газете».

– Про ваши уроки истории в классической гимназии ходят легенды. Расскажите, каким, на ваш взгляд, должен быть хороший современный педагог? Как к организации уроков подходите вы?
– Ничего нового я вам не скажу. Педагог должен быть артистичен и строг, нравиться детям и любить их, много знать. Детям бывает интересно, когда учитель интересно рассказывает. Хотя школа вообще не для того, чтобы было интересно, желательно, чтобы все же не скучать. Цель школы – научить учиться.
Вообще существуют разные системы образования. В Скандинавии и США господствует принцип: kids have to be happy. Дети должны быть довольны, идти в школу с удовольствием и не заниматься тем, что им неинтересно. Если они хотят больше уделять времени вращению хулахупа, гандболу или компьютерным играм, то они им его и уделяют. Это их решение. А если они хотят в будущем чего-то добиться, чего-то достичь, то они больше налегают на математику и иностранные языки. При этом все счастливы.
А существует немецкая система образования, которая действовала в императорской России и в значительной степени была подхвачена и советской традицией. Она заключается в том, что в школе должно быть тяжело. Человек, который окончил гимназию, – это человек, который может решать любые задачи, которые перед ним встанут в жизни. Он должен быстро перестраиваться, подключаться и иметь возможность заниматься разными вещами, такими же далекими друг от друга, как греческий от латыни, латынь от английского, английский от математики и так далее.
– В одном из своих интервью вы рассказывали про своего преподавателя Иосифа Яковлевича Веребейчика, очень строгого и властного, который считал, что ребенку нужно давать 25 задач в день. Как вы считаете, насколько эффективен такой подход по отношению к современным детям, которые воспитываются уже в другой атмосфере?
– В моем случае этот подход был эффективен. Как показывает опыт 30‑й школы в Петербурге или нашей классической гимназии, для определенных детей, которые изначально способны, он работает. Так будет всегда до скончания веков. Проблема заключается в том, что дети разные. Понятно, что если ребенок художественно одарен и он должен заниматься рисунком или музыкой, то, может быть, ему и не надо столько математики. А если ребенок не слишком одарен, мы должны обеспечить ему общее развитие. Образование действительно существует, чтобы дети были счастливы и могли дойти до определенных целей, просто люди разные.
– Насколько я понимаю, вы не демонизируете влияние соцсетей на современных подростков и в целом спокойно относитесь ко многим веяниям времени. Но все же могли бы выделить черты, которые отличают нынешних детей от детей предыдущих поколений? В чем их недостатки, в чем преимущества? Есть ли тенденции, которые вызывают у вас опасения?
– Дети примерно одинаковые, что в ХVIII веке, что в ХХI. Если они не сидят в социальных сетях, то они занимаются игрой в пристенок, отнимают деньги у маленьких или разбивают окна футбольным мячом. Понятно, что девиантное поведение свойственно подросткам. Если у подростка его нет, то это скорее ненормально. Люди всегда будут стремиться перейти определенные границы с помощью соцсетей или порнографических открыток, книжек, которые не надо бы читать… Все равно. Так было и так будет. Ребенок хочет создать свой мир, опасный и независимый. Родителям с этим приходится считаться. Большое значение имеет уровень доверия между ребенком и родителями, ребенком и учителями, ребенком и другими детьми. Это правда.
– Но это поколение родителей другое. Современные мамы и папы, как только их дети начинают ползать, активно вкладываются в образование детей: водят на развивающие занятия, затем стремятся выбрать лучшую школу и готовы отдавать за это даже те деньги, которых у них особо и нет. Есть ли в этом смысл? Платное образование лучше бесплатного?
– Я думаю, что это сильно зависит от разных мест и обстоятельств. В Москве много хороших платных школ, а в Петербурге их нет. На эту ситуацию влияют политика муниципальной власти, покупательная способность населения. Я уверен, что в любом городе существует бесплатная школа, которая лучше, чем платная.
– А на что стоит родителям обратить внимание при выборе ­школы?
– Прежде всего стоит обращать внимание на общие результаты ЕГЭ. Введение ЕГЭ – самая удачная реформа путинского времени, я бы даже сказал, единственная удачная реформа путинского времени. По ЕГЭ можно судить об общем уровне образования в школе. В Петербурге эти данные предпочитают скрывать, плохие школы не заинтересованы в их разглашении. ЕГЭ отрезает у школы коррупционный шлейф. Сделать так, чтобы все дети прилично сдали русский и математику, довольно сложно, жульничеством этого не достичь, во всяком случае на основной территории Российской Федерации. Кроме того, родителям стоит почитать отзывы в социальных сетях и спросить у знакомых. Я ничего нового не открываю, так родители и поступают.
– Классическое, фундаментальное образование у многих сегодня вызывает разочарование. В то же время появляется много курсов, на которых, например, обещают обучить профессии психолога за две недели, что вызывает недоумение. К чему, на ваш взгляд, ведет сложившаяся ситуация в образовании?
– С высшим образованием все гораздо хуже, чем со средним. Могу судить по тому, что я наблюдаю. Многие выпускники нашей классической гимназии традиционно поступают на филологический факультет. В прошлом году на филологический факультет Петербургского университета не поступал ни один человек со всего выпуска. СПбГУ они предпочли местную Высшую школу экономики или вузы Москвы. Слава Петербургского университета, как и многих других вузов, далеко позади. Уровень школьных педагогов сохраняется лучше, чем уровень вузовских преподавателей, у которых другая система оплаты и большая мобильность. Кроме того, происходит известный brain drain. Людям нужно зарабатывать. С естественно-научным и техническим образованием все не так печально. Но в целом, я думаю, университеты и высшие учебные заведения начинают играть роль колледжей, то есть, грубо говоря, доучивают читать и составлять бумажки выпускников школ, которые прежде этого не умели. После этого они могут идти в менеджеры. Те же, кто хочет специализироваться на науках, все больше и больше будут уезжать из страны.
– Необнадеживающий прогноз…
– Если судить по нынешнему тренду, то да. Школьная система оказалась более устойчивой именно вследствие того, что в этом чрезвычайно заинтересованы родители. Образование детей является, может быть, главным приоритетом современного российского человека. Общество по разным причинам стало более застойным, быстрая карьера в политике и бизнесе недостижима, поэтому приоритет семьи и детей изначально повышается.
– Приведу вашу цитату: «Учебники переписываются, портреты в начальственных кабинетах меняются. Для граждан прошлое неопределенно, изменчиво». Как в таких условиях вы преподаете историю?
– Представление о том, что к каждому учителю истории приставлен комиссар, неверно. Историю нужно преподавать прежде всего спокойно, без истерик. В конце концов история в некотором смысле – это вещи, которые произошли и у которых есть даты. Важнее сообщить дату Кючук-Кайнарджийского мирного договора, чем рассказать, как я отношусь к Екатерине II, хорошим она была человеком или плохим. Важнее знать ход и результаты Курской битвы, чем лишний раз хвалить или ругать Сталина.
– Вы рассказывали, что на третьем курсе института исследовали природу лидерства на основе Биобиблиографического словаря деятелей русского освободительного движения. А как вы думаете сегодня, что влияет на формирование лидерских качеств у ребенка, на будущий успех его личности? На что стоит обращать внимание при воспитании школьника родителям и педагогам?
– Это вообще разные истории: освободительное движение или шахматы, с одной стороны, а с другой – лидерство в классе. В моей работе (я ее, кстати, сейчас переиздаю) показано было, что люди, созданные для определенных общественных потребностей, как правило, ходят кучками, то есть если ты видишь нобелевского лауреата по физике, то почти наверняка в его окружении есть еще пара потенциальных лауреатов, то есть в определенные периоды что-то востребовано особенно, и способные люди рвутся туда. Во времена Наполеоновских войн было проще стать великим военачальником, чем во времена, когда войн нет. В 50‑60‑е годы прошлого века были страшно востребованы литераторы, так появились шестидесятники. Образование для того нужно, чтобы ребенок понял, что хочет общество. В чем стандартная ошибка родителей, о которой много говорят? В начале 90‑х возник резкий дефицит юристов, все бросились на юрфаки. А потом выяснилось, что человек, который поступает на юрфак, в лучшем случае становится помощником нотариуса или рядовым офицером полиции. Значит, надо сделать так, чтобы ребенок мог переучиться.
– А какие профессии, на ваш взгляд, будут актуальны в ближайшие 10 лет?
– Совершенно очевидно, что никуда не уйдет IT. Самым универсальным гуманитарным образованием остается историческое, оно позволяет быть и писателем, и журналистом, и политиком, и историком, собственно. Что касается других специальностей, то все зависит от того, как будет развиваться наша история. Я уверен, что застой, который сейчас существует, не продлится вечно, понадобятся какие-то новые энергичные люди вроде маленького кружка людей, окружавших Егора Гайдара, которые реформировали нашу экономику (хорошо или плохо – это другой вопрос). Так и на следующем этапе тоже понадобятся такие же реформаторы, и они будут в дефиците.
– Основная ваша деятельность сегодня связана с Домом культуры Льва Лурье. Каков портрет петербуржца, который посещает ваши лекции и экскурсии?
– Это удавшийся, скорее всего, человек, потому что у нас недешево. К нам приходят в основном молодые люди, я думаю, что средний возраст наших слушателей – между 35 и 45 годами. И число их не уменьшается, а растет. Мы в значительной степени восполняем недостатки нашего высшего образования. Людям страшно интересно гуманитарное знание, то есть история и искусствоведение, на которых мы специализируемся, потому что, во-первых, это интересно, а во-вторых, престижно и приносит некие социальные бонусы. Человек должен уметь разговаривать о том и о сем: о выставке, о произведении искусства или о том, чем Толстой отличается от Достоевского. У многих не было возможности изучить это в высшей школе, им было очень скучно, или они учились там, где это не преподавали.
– Какие места в Санкт-Петербурге вы советовали бы посетить тем, кто приезжает в город на два дня?
– На два дня приезжают, конечно, прежде всего москвичи. Петербург для москвича – это такое идеальное место для дауншифтинга. Здесь более спокойный темп жизни, масса красоты, довольно дешево, и, в общем, получается, что это такая Европа, где говорят по-русски. Понятно, что у нас замечательные памятники архитектуры, замечательные музеи, кто-то специально ездит в Мариинский театр. У нас значительно лучше стало со сферой обслуживания, масса маленьких баров, ресторанов с человеческими ценами. Довольно много людей приезжает с Севера, с которым Петербург тесно связан, у нас традиционно много вузов, которые готовят специалистов для Сибири, Урала, Арктики.
Мне трудно выделить конкретные места, это все равно что ответить на вопрос, кого ты больше любишь – маму или папу. Но у нас потрясающий парадный центр с огромными перетекающими друг в друга озерами площадей, и такой обтрепанный Петербург начала ХХ века – Коломна, Петроградская сторона. Есть свое обаяние и у нового Петербурга: территория вокруг башни Газпрома вполне европейская. Так что мест много.