Лев АННИНСКИЙ, писатель, критик

-Я был в третьем классе, вернувшись из эвакуации, из Свердловска. Шел 1943 год. Школа располагалась на окраине. Учителя казались нам очень старыми, они кричали на нас. Сейчас я понимаю: разгар войны, голодуха, не выдерживали нервы. Я их не осуждаю, я их очень жалею. Мы сами были “жуткими”. И вдруг в школе среди учителей, которые могли воздействовать на нас только криком, появляется пожилая женщина, преподаватель географии… И я с тех пор влюбился в географию на несколько лет. Пожилая женщина, она просто говорила с нами тихо, просто улыбалась. Этого было достаточно, чтобы она стала моей любимой учительницей.
Прошло лет пять. Мои сердобольные родители перевели меня в школу возле Садового кольца. Устроили с трудом, чуть ли не по блату. Там проучился шестой и седьмой классы. Понял, что могу хорошо учиться, не тратить время зря. В восьмом классе пришла преподавать литературу женщина, которую я знал по рассказам своего старшего брата, который учился в этой же школе. Он говорил, что она уникальна. Ее звали Евгения Васильевна Коченовская. Видимо, она была из хорошей старой интеллигентской фамилии. Преподавала у нас только одну четверть. Как раз мы изучили с ней Пушкина. Потом она ушла, видимо, по болезни.
Ее сменил другой учитель, тот самый, которому я посвятил одну из книг. Его звали Павел Ефимович Халдей. У нашего поколения – комплекс безотцовщины, поэтому присутствие мужчины просто приковывало, при всей его партийности. Первое, что он сказал, когда пришел: “Я знаю, как трудно мне будет после Евгении Васильевны”. За одну четверть она стала светлым лучиком для нас, она очень много знала и спокойно излагала это. Она говорила: “Можете прочесть миллион две тысячи страниц учебника, можете не читать. Слушайте, что я вам говорю. Впитывайте”. И так говорила, что все это впитывалось.
Эти две учительницы из дореволюционных времен казались очень странными. Но они несли в себе ту самую чисто русскую душевность (это я сейчас понимаю), без которой ни тогдашнюю мою школу, ни этот соцреализм, ни самого себя вынести было невозможно.
Праздник 8 Марта я признаю, хотя он кажется мне странным… Но я пожелал бы женщинам-учителям быть счастливыми, как и во все остальные дни в году.