Летние картинки

Июль. Азовское море. В лагере труда и отдыха выходной. Сегодня виноградники обойдутся без нас. Плывем на пароме в Керчь. Солнце ослепительное. Море синее. Чайки белые.

– ! – мрачно говорит Толик и показывает мне свое левое плечо. На беленькой парадной рубашечке я вижу грязно-серый потек – след преступления, оставленный легкомысленной птицей. Еле сдерживаюсь, чтоб не расхохотаться: уж очень мрачный у Толика вид. Делаю сочувственную мину и пытаюсь помочь бедняге. Напрасно!

Напарила

Мы, дети сурового Севера, наслаждаемся всем сразу: и морем, и солнцем, и свободой. Стоим на верхней палубе. Со мной рядом Толик Вехтер из моего отряда. Задрав голову, я любуюсь чайками. Одна парит прямо над нами, метрах в двух от палубы. Висит в небе неподвижно. Красота!

Я толкаю Толика в бок:

– Смотри, как красиво чайка парит! Смотри, смотри!.

Он, однако, моего восторга не разделяет.

– Напарила! – мрачно говорит Толик и показывает мне свое левое плечо. На беленькой парадной рубашечке я вижу грязно-серый потек – след преступления, оставленный легкомысленной птицей. Еле сдерживаюсь, чтоб не расхохотаться: уж очень мрачный у Толика вид. Делаю сочувственную мину и пытаюсь помочь бедняге. Напрасно!

– Ладно, морской водой отмою, – горестно вздыхает Толик, боясь повернуться к ребятам.

Любовь?

На стареньком автобусе (если б сама не увидела, никогда бы не поверила, что такое может ездить) лихо мчимся в Ильичевку – на центральную усадьбу совхоза. Для нас это центр цивилизации: там есть базар, пляж, столовая, пара магазинов.

По дороге перед мальчишками идет девочка лет шестнадцати – прекрасная незнакомка. Волосы по плечам, стройная, шоколадный загар. Ноги – точеные. Очаровательное создание!

Впереди развилка. Нам – влево. Девочка сворачивает направо и идет вдоль моря. Влюбчивый темпераментный Байгильдин, залюбовавшись ею и, очевидно, забыв про все на свете, как сомнамбула, отделяется ото всех и в состоянии транса делает несколько шагов за девочкой. Вдруг он спохватывается и резко поворачивает назад, догоняя своих в великом смущении.

Что это было? Если судьба многовариантна, то наверняка – один из вариантов. А вдруг – лучший?..

«Его действительно убили»

ЛТО готовится к концерту. Приедет сам Василий Иванович – шеф и благодетель: от него зависит, заплатят нам за работу на виноградниках рублей по тридцать-сорок или дадут по трешке на брата.

Идет репетиция. Репетируем инсценировку, которая условно называется «Убийство сына».

Место действия – коридорчик перед входом в комнаты (палаты), где живут ребята.

Артистичный Рома Лосик трагически рухнул на пол, зажимая рукой условную рваную рану на животе (это его третий «рух» за репетицию, и у меня при каждом ноют кости: как же ему-то – не больно разве?).

Крепыш Тимохин могучим басом орет (не без удовольствия, между прочим!):

– Доктора! Позовите доктора!

Элегантный Роман Беспалов (и как он умудряется даже в спортивных штанах выглядеть элегантно?), он же доктор, встает на одно колено возле бездыханного Лосика, находит пульс, считает, озабоченно сведя брови.

– Да! Его действительно убили, – важно и скорбно констатирует «доктор», поднимаясь и отряхивая штанину.

Все это происходит на глазах белой, как мел, ошарашенной медсестры Марии Николаевны. Проходя по улице, она услышала вопли, призывающие доктора, и примчалась сюда. Теперь, приоткрыв дверь, ведущую в коридорчик, где идет репетиция, Мария Николаевна не сводит полных ужаса глаз с неподвижного тела на полу.

В конце концов актеры замечают ее, оценивают ситуацию и с наслаждением хохочут. Объясняем Марии Николаевне, в чем дело. Она с облегчением улыбается:

– А я-то! Смотрю и думаю, что же я теперь делать буду? У меня одна зеленка да йод.

Мария СИДОРОВА

Мирный, Архангельская область

P.S.

Вот так: прелесть жизни в улыбке, во взгляде, в детали случайной… Сколько их было после этого в нашей жизни, лет и зим! Но вот парадокс: в тех летних днях, что минули, казалось, безвозвратно, живем мы прежние. Живем ведь! Не может быть, чтобы мы только здесь и остались, на этой странице?..