Леонид КОСТОМАРОВ, писатель

– Мою любимую учительницу звали Русудан Георгиевна Мусхилишвили. Странное такое грузинское имя. Оно чисто грузинское, но произошло в знак уважения к России. Как бы “Русью дан”. Был такой академик-математик – Мусхилишвили, это его племянница. Она преподавала математику. Я учился в Тбилиси.
Я жил, как принято говорить, в тяжелых материальных условиях. Без отца. Убегал из дома. Мог легко скатиться по наклонной плоскости. Мне шел пятнадцатый год. Я благодарен этой учительнице, что на олимпиады по математике она все равно выбирала меня, и я занимал ведущие места. Там ходили разговоры, мол, давайте грузина возьмем, а не русского. А она говорила: грузин или русский, я разницы не вижу. Вижу человека, который способен и талантлив. А я тогда занимался и шахматами, был уже кандидатом в мастера спорта. Русудан Георгиевна верила в меня и дала мне самому возможность поверить в свои силы. Ведь у меня в душе начала скапливаться обида: раз Грузия выдвигает своих, то… Класс у нас был многонациональный и дружный: азербайджанцы, украинцы, армяне, греки, белорус. Тогда, уже в шестидесятые годы, начиналось социальное расслоение. Оно вело к тому, что и среди детей отношения начинались портиться. И национальная неприязнь начинала чувствоваться. Из-за того, что я, попав на олимпиаду, занял одно из высших мест (первое дали, естественно, грузину), я потом не пошел в школу и сбежал из дома даже. Меня чуть из школы не выгнали, Русудан Георгиевна отстояла. Побеседовала со мной. Беседовала очень глубоко и точно, говорила: раз ты такой, такой и такой, докажи мне, помоги, я же тоже разрываюсь, отстаиваю, что ты нормальный мальчик, хороший… И не тянись за другими – теми, кто курит и плохо себя ведет. Веди себя тихо, спокойно…
Я, впрочем, верил тогда в свои силы. Я знал, что, если решаю задачу, у меня этого никто не отнимет, не запретит, это дано мне природой, это мое. Эта учительница дала мне возможность правильно защищаться от окружающего мира, научиться отстаивать свою точку зрения.
Человеческая уникальность заключается в созидании нашей жизненной обыденности. Часто бывает, что мальчишки берут ножики, чтобы мстить. Русудан Георгиевна умела мягко сглаживать юношеский максимализм, могла дать понять, что надо доказывать свое нравственное начало только в созидательном труде, а не в душевных капризах и в выплесках эмоций.
Я запомнил много учителей. Учительницу русского языка Наталью Васильевну. Бедненькая, она постоянно болела, мама у нее была слепая. Я приходил к ним и слышал, как пела ее мама. Оказывается, она была певицей дореволюционного Большого театра. После революции пыталась уехать, попала в Грузию. Эта интеллигентская семья хранила редчайшие пластинки, редчайшие голоса. Я помню рассказы, легенды про Шаляпина и Козловского. Я сидел как завороженный, с отвисшей челюстью. Вникал, слушал… И когда я учился в Бауманском, не мог понять, как сыновья генералов, получив первую “стипуху” (как они ее называли), шли в первый же подъезд пиво пить. А я тратил деньги на Большой театр, смотрел “Спартак” или “Лебединое озеро”. Говорят, что о вкусах не спорят. Нет, спорят, их воспитывают. Как воспитаешь на уровне подкорки вкус, такое ощущение жизни и будет. Учителя смогли заронить в меня ощущение красоты. Я желаю им здоровья, терпения и доброты.