В салоне самолета Москва-Нью-Йорк можно быстро распознать, кто есть кто. Вот большая компания артистов симфонического оркестра Плетнева – они стали кучковаться, отмечать взлет, потом пересечение границы и прочие маленькие праздники. Вот спортсмены – то и дело хохочут. Хотя вскоре стали использовать время более рационально-заснули. Вот делегация ученых – кто-то книжку читает на английском, кто-то серьезно пишет в тетрадке…
И только одну группу пассажиров я никак не могла классифицировать. Две женщины неопределенного возраста, им можно дать и 30, и 60. Одеты не просто, что называется, по-деревенски, а почти как на ферме – в шароварах под юбками, повязаны платками. Мужчины в том же стиле. И несколько детей – от грудного до подростка.
– И куда же вы, такие красивые, направляетесь? – спросил развеселившийся артист.
– На ПМЖ.
– Куда-куда?
ПМЖ – достаточно известная аббревиатура – “постоянное место жительства”. Стюардесса потом рассказала мне, что иногда “на постоянку” в США летят люди, которые и туалетом пользоваться не умеют, и вилку в руках ни разу не держали. Ну что ж, не их это вина, в такой стране живут. Вернее, жили…
Попутчики мои оказались из Молдавии. Едут к родственникам в Миннеаполис. В Соединенных Штатах есть и молдавская колония.
Я приглядывалась к их детям, в основном к двум девочкам лет одиннадцати-двенадцати. Видимо, они первый раз в самолете. Да что там, наверняка впервые покинули свое родное село! Когда принесли обед, одна из девочек моментально перевернула поднос. Мать ринулась помочь, но могучим бедром задела собственный… Музыканты давились от смеха. Потом девочки ходили по салону, садились в чужие кресла, брали без спроса чужие вещи, наступали на ноги. Родители и не думали делать им замечания, шепнуть на ухо подсказку. Роль педагогов взяли на себя стюардессы и пассажиры – кто деликатно, кто бесцеремонно приструнили девчушек. И вот что удивительно: к концу рейса обе изменились. Просто на глазах, за какие-то десять часов полета, за полдня! Родители их оставались такими же дремучими, неуклюжими, а девчонки уже чему-то научились, усвоили какие-то новые правила.
Потом, в Америке, я довольно часто вспоминала этих моих необычных попутчиков. Дети быстрее адаптируются к новой среде. И чем в плане общей культуры они “темнее”, тем заметнее в ряде случаев прогрессируют, осваиваясь в совершенно новой для них среде, на более высоком уровне цивилизации.
В Нью-Йорке знакомый сказал мне: “Нельзя сопротивляться новому, говорить: “А у нас в СССР это было по-другому, даже лучше, чем здесь”. Нужно сразу думать только о том, что есть здесь. Полюбить это, принять. Заставить себя полюбить. Раз уж ты сюда приехал”.
Легче тем, кто у нас в Союзе находился на более низших социальных ступенях – им нечем особенно кичиться в прошлом. Труднее интеллигентам, научным работникам, артистам, знавшим какой-то успех, занимавшим заметное общественное положение. И что особенно интересно: дети из простых семей, как правило, быстрее привыкают к новой жизни и добиваются в ней своего места.
Настоящим интеллигентам всегда несколько труднее в жизни и у нас, и в Америке. В Нью-Йорке, в Бруклине, я попала в школу, в которой учится 12-летняя дочка моей приятельницы, русской по национальности. Муж ее – еврей, был доцентом кафедры философии в университете. Дочь у них – умница. Была круглой отличницей, писала стихи в заветную тетрадку, любила родную природу, как учили ее в школе. Здесь, в Бруклине, в школе, где учатся и белые, и темнокожие, и китайцы, девочка не может найти себе места. Никто ее не понимает, хотя по-английски она говорит очень неплохо.
“Русская романтическая душа, – говорит учительница, родители которой когда-то давно уехали из Белоруссии. – Я тоже была такой. Сначала чуть не повесилась. Но потом каждое утро говорила себе: стань противной американкой, стань противной американкой! И вот стала…” Моя собеседница несколько принужденно расхохоталась.
В той же школе довольно много детей выходцев из стран бывшего СССР. В каких они отношениях между собой? Предпочитают интернациональные компании или “свои”, советские? Сначала у детей эмигрантов (во всяком случае у многих из них) возникает желание отойти от своих соотечественников. Побыстрее стать стопроцентным американцем. Тем более, такое же настроение и правило среди взрослых.
Несколько раз мне приходилось слышать от “наших”, кто в Америке преуспел: “Я не имею никаких дел с эмигрантами. Общаюсь только с настоящими американцами. На Брайтоне не был ни разу. Принципиально”. В этом отношении выдающимся примером является Михаил Барышников, которого можно считать номером один среди выходцев из СССР. Гениального танцора и удачливого бизнесмена знает вся Америка. Его именем названы ресторан, парфюмерия, фасоны одежды…
Я познакомилась с семьей, которая уехала из Тбилиси семнадцать лет назад. Захарий – еврей. Его дед был офицером царской армии, отец – инженером. Тамара – армянка. Поженились, когда учились в политехническом институте. Их сыну Давиду сейчас девятнадцать.
“В Тбилиси разговаривали на русском, – рассказывает Тамара. – Двухлетний Давид наизусть читал стихи Корнея Чуковского. Когда приехали в США, пошел в детский сад, где русских детей не было. Это в Нью-Йорке русская колония. Мы же поехали в Северную Каролину. Так вот, стала я замечать, что сын отвыкает, забывает родной язык. Ведь он большую часть времени проводил в детском саду – мы работали”.
“А когда Давид стал постарше, – продолжал Захарий, – пошел в школу, то и вовсе стал стесняться, когда мать в присутствии приятелей обращалась к нему на русском. Тогда я ввел правило – в семье, у себя дома, разговаривать только на русском языке”.
Повзрослев, Давид поймет, насколько важен для него язык его Родины. Это ключ к огромному пласту мировой культуры. К тому же знание языков открывает перед человеком дополнительные возможности.
“Сейчас он знает три языка, – хвастался Захарий. – Английский, русский и немецкий. Хочет поехать в Россию”.
Итак, на первых порах многие дети-эмигранты стараются вырваться из своей привычной среды, пытаются дружить с кем угодно, только не со “своими”. Но не получается или получается, но редко. Наступает разочарование. И опять образуется “советская нерушимая дружба”. Ничего в этом плохого нет. Как ничего плохого не было в том, что многие годы слово “дружба” было одним из ключевых в школьном воспитании. Во всяком случае некоторые “новые” американцы родом из бывшего СССР говорят, что выжили в Штатах исключительно благодаря тому, что здесь у них сохранились старые друзья. Хотя примеров, когда старые друзья предают, обманывают из-за денег, приводили гораздо больше.
Поражают ли американские школы? Честно говоря, сегодня уже ничем особенно не поражают. Если бы я заглянула сюда, скажем, лет семь назад, то, наверное, меня удивила бы беспредельная раскованность американских школьников. Во время перемен они невероятно галдят, сидят на полу (может быть, оттого, что он чистый), одеты, “кто во что горазд”, пританцовывают… Все это есть сегодня и у нас в школах. Может быть, за исключением чистых полов.
Но что показательно: в американских школах ученики раскованны, но не нахальны. К постороннему взрослому человеку они относятся почтительно. У нас же школа нередко становится зоной риска для посетившего ее. В глазах ребят читается готовность обхамить, бросить язвительную реплику, а уж мат иногда стоит такой, что нормативные слова просто теряются в потоке сквернословия… Такое время у нас на дворе.
Возможно, американским школьникам помогает сбросить лишнюю агрессивность то, что вокруг школ (даже в тесном Нью-Йорке) множество спортивных площадок, особенно баскетбольных. Играют и летом, и зимой. Постоянно. Везде на улицах возле школ видишь ребят, занимающихся спортом. У нас это если и было когда-то, то ушло…
Мы заимствуем у американцев худшее – их беспардонность, бездушность, стиль рекламы, нагловатость. И стараемся обогнать их в худшем – в преступности, агрессивности. Они же забирают у нас наше лучшее – наши природные ресурсы и людские умы. Специалисты, преподаватели говорят, что самые способные ученики – это выходцы из нашей некогда великой страны. Но теперь они будут отдавать свои умы и свой труд на благо Америки, которая прежде была в чем-то равной нам, а теперь стремительно ушла вперед. Отчасти – за наш счет…
Ирина ШВЕЦ
Комментарии