Лариса ЛУЖИНА: Российское кино не умерло

С народной артисткой России Ларисой Лужиной мы повстречались на IV Открытом фестивале популярных киножанров «Хрустальный ИсточникЪ», где она была почетной гостьей. Также актриса приняла участие в авторской программе Алексея Севастьянова, посвященной дню памяти Владимира Высоцкого, и представила фильм о детстве Юрия Гагарина «Так начиналась легенда» (1976). Сегодня далеко не все помнят, что в 1966 году Лариса снялась в приключенческом фильме Станислава Говорухина про альпинистов «Вертикаль», а на съемках этого фильма она познакомилась с Владимиром Высоцким. Тогда же, в 1960‑х годах, Лужина стала прототипом персонажа его песни «Она была в Париже». О своей непростой биографии, встречах с Высоцким и временах Великой Отечественной войны Лариса Анатольевна рассказала в эксклюзивном интервью «УГ».

– Лариса Анатольевна, что вы думаете о современном фестивальном движении в России? Вам есть с чем сравнивать…

– Фестивалей в России много, и это хороший знак, значит, есть интерес у зрителей к отечественному кино. А то говорят, что наше кино умерло. Это не так, у нас есть хорошие режиссеры и актеры, вот только не все картины доходят до проката. Иногда зрители видят их лишь на телеэкранах. На «Хрустальном Источнике» в Ессентуках кинозалы полны, люди приходят на встречи со зрителями, активно посещают мастер-классы, выставки, спектакли. Теперь на кинофестивалях можно посмотреть лучшие антрепризы со знаменитостями. В Ессентуки приглашают звезд мирового уровня. То же самое могу сказать про фестиваль «Амурская осень» в Благовещенске, с которым сотрудничала 16 лет, начиная с 2002 года.

Впечатления на всю жизнь остались у меня от московских международных кинофестивалей моей молодости. Директором тогда был Владимир Познер, отец известного ныне журналиста, имевший опыт работы в Голливуде, на фабрике «Голден Майер», а также на студии ДЕФА еще в Западной Германии до войны. Он был влюблен в Советский Союз, состоял в компартии и приехал сюда с француженкой-женой и двумя сыновьями. Поскольку он хорошо знал мировой кинематограф и кругом у него были друзья, он приглашал на московские фестивали множество звезд. Кто здесь только не был! Ив Монтан и Симона Синьоре, Ален Делон и Бельмондо, Анни Жирардо, Софи Лорен и Джина Лоллобриджида. Все было очень празднично, сейчас так не бывает. Да актеров нашего поколения и не приглашают на ММКФ, словно нас никогда и не было в кинематографе.

– Были ли у вас знаковые встречи на зарубежных фестивалях?

– Лев Кулиджанов дружил с Марком Шагалом, на Каннском фестивале он возил нас с Инной Гулая в Сен-Поль-де-Ванс к художнику. В огромных мастерских работали подмастерья, Шагал занимался тогда керамикой. Художник пригласил нас к себе в дом, в скромной комнате кругом были картины. Он разговаривал с Кулиджановым. Нам подарил репродукции своих работ и книги с автографами. У меня до сих пор хранится книга с надписью: «Ларисе Лужиной Марк Шагал. 1962. Сен-Поль-де-Ванс». На фестивале была встреча с Антониони, они с Моникой Витти привозили фильм «Затмение», где она сыграла главную роль.

А у меня была забавная история с Робером Оссейном. Я спустилась из номера вниз, чтобы разведать обстановку, а это было запрещено. Ходить можно было только в составе делегации, а это Лев Кулиджанов, Станислав Ростоцкий, с которым мы представляли фильм «На семи ветрах», Григорий Чухрай – во главе с Сергеем Герасимовым – и мы с Инной Гулая. Опекала нас Надя Леже, возила на мероприятия и банкеты, купила платья на церемонию открытия: Инне – красное, мне – кружевное голубое, о котором в одном журнале написали, что оно «достойно Мерилин Монро». Я, студентка из общаги, на все эти деревья с лимонами, которые вдруг оказывались мороженым, смотрела огромными глазами. И вот я вышла, сижу за столиком, и подходит ко мне красавец со знакомым лицом: «Здравствуй, мамочка! Русская?» Сел рядом – и стал разговаривать. Это и был Оссейн, корни у него из России, поэтому он так хорошо говорил по-русски. Пообщались, потом он говорит: «Пошли ко мне в номер…» На этом наше знакомство закончилось, а сейчас смеюсь – была бы история для Малахова. Когда рассказала Ростоцкому, он смеялся: «Надо же, Робер Оссейн предлагал ей любовь, а она отказала». Правда, когда ему показали нашу картину «На семи ветрах», он стал по-другому ко мне относиться».

– Критики пишут, что с картины «На семи ветрах» началась ваша кинобиография. Как вам работалось на ней?

– Очень сложно, начать с того, что Ростоцкий собирался снимать в этой роли другую актрису. Можно сказать, что ему навязал меня Сергей Аполлинариевич. Сложно было наладить отношения с Тихоновым, который поначалу вел себя высокомерно, он только что снялся в фильме «Две жизни» у Лукова, куда меня не утвердили, сыграл белого офицера и мешками получал письма с восторгами зрителей. Если ему что-то не нравилось в наших сценах, он говорил не мне, а Ростоцкому, меня это обижало. В общем, все у меня не складывалось на этих съемках, да еще меня перекрасили в блондинку, мне это не шло.

И в какой-то момент Ростоцкий чуть не снял меня с роли: ему не понравился материал после проявки в Москве. «У нее не получается, – показал он Герасимову, – она не справляется». А Герасимов посмотрел: «Стасик, это ты виноват, что не можешь найти общий язык с актрисой. Она сырая глина, ты скульптор и должен слепить скульптуру. Выкрась ее в свой цвет. Что ты из нее сделал?!» Меня выкрасили в мой цвет, а Тамара Федоровна Макарова написала мне письмо: «Ларочка, не надо успокаиваться, что роль у тебя в кармане, после того как тебя утвердили. Надо работать и серьезно вживаться в образ героини. Представь ее жизнь, придумай ей биографию…» Я подумала, села и написала то, чего в сценарии не было: героиню сделала родом из Владивостока, ее родителей – педагогами, объяснила себе, почему она решила поехать в Ростов-на-Дону и как добиралась до этого города. Наверное, это мне помогло, роль у меня получилась.

– На недавнем фестивале в Ессентуках прошел вечер памяти Владимира Высоцкого. 41 год, как поэта нет с нами. Как вы сегодня вспоминаете о нем?

– С Володей мы подружились на съемках картины Станислава Говорухина «Вертикаль», но до этого были знакомы. Он приходил к нам в общежитие, дружил тогда с Володарским и с моим первым мужем Лешей Чардыниным. У нас на четвертом этаже была комната для гостей, где собирались студенты из разных театральных вузов, и Володя бывал там со своей гитарой… Фильм «Вертикаль» мы снимали пять месяцев в Кабардино-Балкарии, на Эльбрусе, под пиком Щуровского. Почти месяц жили на леднике в палатках, где встречались трещины глубиной по 20 м. Съемочная группа была как семья. Володя все время привозил песни: уедет на спектакль и возвращается с новой песней, а шли они от историй, которые происходили с нами в горах.

Директор Одесской киностудии не хотел, чтобы снимался Высоцкий – Володя был под запретом, с трудом попадал в фильмы, очень часто его не утверждали. Впервые легально его песни прозвучали в нашей картине, а так были на пленках, «на ребрах», но все равно звучали по стране. Официально выходить на сцену ему не разрешали. Но Говорухин сказал, что без Высоцкого снимать не будет. И помогло то, что студии не хватало одного фильма для выполнения плана, а не выполнишь – урежут бюджет. И Говорухину вместе с Борисом Дуровым дали дипломную работу под названием «Одержимые» по сценарию Сергея Тарасова. Почему Говорухину? Он жил в Одессе, работал на этой студии, а главное – имел второй разряд по альпинизму. Махнул рукой директор и на Высоцкого – снимай, но потребовал, чтобы песен его не было. Но как без песен? Володя написал их пять, и все они были связаны с горами. «Песню о друге» написал, когда узнал, что при восхождении погибли люди…

У Станислава Сергеевича никак не получался финал, не было точки, диалоги звучали неинтересно. Дело в том, что в городах альпинисты не встречаются, они расходятся по своим делам и, может, на следующий год создадут новую команду. Только горы объединяют их, в горах они дружны и способны отдать друг за друга жизнь. И когда Володя написал песню «Прощание с горами», в которой были строки: «Лучше гор могут быть только горы, // На которых еще не бывал…» – мы поняли: финал есть.

– А как родилась песня «Она была в Париже»?

– Очень просто. Приезжает однажды Володя и говорит: «Я написал тебе песню». Взял гитару и спел всем нам. «Мне не нравится», – сказала я. Песня показалась мне ироничной и даже обидной. Он отмахнулся, и на этом дело кончилось. Никто эту песню не вспоминал, даже когда Высоцкий бывал у нас дома после съемок. И лишь спустя 25 лет после смерти Володи, на каком-то юбилее «Вертикали», когда актеры во главе с Говорухиным сидели на сцене, кто-то спросил из зала: «Так песня «Она была в Париже» Марине Влади посвящена?» «Да какой Марине, – сказал Говорухин, – это Лариске Лужиной!» И тут все за нее ухватились. А когда Никита стал делать передачу «Своя колея» про папу, один из первых выпусков снимали в Театре на Таганке. И украсили сцену портретами тех, для кого Володя писал песни, – Валерия Золотухина, поэта Игоря Кохановского, беллетриста Давида Карапетяна, и среди них было только два женских – Марины Влади и мой. С годами отношение к песне у меня изменилось, теперь она мне нравится. Должна сказать, что Алексей Севастьянов очень хорошо читает стихи Володи, позавчера мы выступали вместе с ним в музее Ессентуков.

– Помните ли блокаду Ленин­града?

– Саму блокаду нет, мне было два с половиной года. Помню, как мы с мамой ехали первым эшелоном по «коридору бессмертия» в Сибирь в 1944 году, когда блокаду уже прорвали. Раненый папа умер в 1942-м от голода, сестренка – от истощения, бабушку убило осколком. Привезли нас в Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области, высадили. Всех разобрали, кроме нас с мамой. И тут нас увидела женщина с девочкой, потом тетя Наташа рассказывала: «Обернулась, стоит худенькая, с большими глазами, полными слез, и так у меня защемило сердце, что я сказала дочери: «Заберем их, Наденька». Так мы у них и жили, мама устроилась на фабрику. Новый 1945 год там встречали, я прочитала стихотворение на празднике и получила первую награду: мне подарили котлету.

– Вы снимались в фильме «Так начиналась легенда» о детстве Юрия Гагарина. Дополняла ли жизнь сценарий на съемках?

– Готовясь к съемкам, я поехала в Гжатск познакомиться с Анной Тимофеевной, мы с Георгием Бурковым играли родителей Юры Гагарина. Юра вырос в обычной семье, отец Алексей Иванович был простой работяга, в семье было четверо детей. По дороге встретили грибника, попросил подвезти до Гжатска. Оказалось, что Анна Тимофеевна его соседка, а с Алексеем Ивановичем они дружили. К сожалению, к тому времени уже не было ни отца Юры, ни самого Юрия Алексеевича, ни его брата Бори. Остались только Валентин и Зоя, во время оккупации их угоняли в Германию, вернулись после войны.

Попутчик поинтересовался, зачем едем в Гжатск, а узнав, что будем снимать кино и я буду играть Анну Тимофеевну, весьма критично заявил: «Не похожа». Если учесть мою прическу а-ля Марина Влади, на тот момент он был прав на все сто. Помолчали, потом грибник важно спросил, можно ли у нас в «салоне» курить, мы разрешили. «А самого покажете?» – спросил сосед Гагариных, имея в виду главу семейства, Юре по сюжету 6-7 лет. «Как же без отца», – отвечаем. «А как насчет этого?» – и характерный жест пальцами. – «Выпивал, что ли?» – «Нет, мы не пили, так, иногда по праздникам, и каждый день тоже». С юмором оказался мужик. Рассказал, как 12 апреля сидели на рыбалке, и вдруг по транзистору сообщили, что в 10 часов 2 минуты по московскому времени человек в космосе – майор Юрий Алексеевич Гагарин. Друг толкнул соседа: «Лешка, слышишь, Юрка твой в космос полетел», а тот еще протянул: «Не-е, мой лейтенант». А Гагарину же там сразу майора дали, когда он был в воздухе, через два звания перескочили.

Познакомилась я с Анной Тимофеевной, позднее увидела «хоромы», которые выстроили Гагариным, как судачили люди. Была же там изба, которую из Клушино перевезли в Гжатск и приспособили под музей. А напротив построили одноэтажный дом типа шале, с кухней, двумя комнатами и небольшим участком вокруг. Анна Тимофеевна очень скромно жила. Помню, у нее были сережки из горного хрусталя, она так их любила, что никогда не снимала…

Рассказала, что, когда прибежала Зоя с сообщением, что Юра полетел в космос, она так и плюхнулась, плача и повторяя одну и ту же фразу: «Юра, что ты натворил?! Что ты натворил?!» Но тут же схватилась, накинула на себя платок и без вещей помчалась на вокзал. «Куда ты?» – кинулась Зоя. – «Мне нужно в Москву, там Валентина с двумя маленькими девочками, ей нужна моя помощь». Конечно, ее посадили, и она уехала в Москву. Этой сцены в сценарии не было, но в фильме она есть.