Школьники начинают думать по-другому, увидев работу больницы изнутри
У главного врача больницы имени Виноградова, депутата Московской городской Думы Ольги ШАРАПОВОЙ каждая минута расписана, может быть, поэтому она успевает так много: общаться с больными и коллегами, проводить ежедневные совещания, заниматься научной работой, читать лекции ординаторам по гинекологии и акушерству в Первом Московском медуниверситете имени Сеченова, а еще возглавлять управляющий совет школы №1948.
Читая ее биографию, думаешь, что другим и за несколько жизней не сделать того, что оказалось под силу Ольге Шараповой. Она начала свой трудовой путь шлифовщицей на моторном заводе в Ульяновске, окончив медуниверситет, работала акушером-гинекологом в родильном доме Чебоксар, в 35 лет стала министром здравоохранения Чувашской Республики, потом заместителем министра здравоохранения России, с 2017 года она главный врач столичной Городской клинической больницы имени Виноградова. На каком бы посту Ольга Викторовна ни работала, она всегда и везде внимательна к людям, требовательна к себе, а потом уже к другим. А главное – во всем действует как профессионал, понимая, что мелочей в этой жизни не бывает.
Так уж получилось, что говорили мы не только о школьной медицине и организации работы во время пандемии, но и о том, как помочь детям найти свой путь в медицину, как научить оказывать первую помощь, о профессиональном выгорании и о смысле жизни.
– Ольга Викторовна, самая большая проблема этого года для всего мира и для России – это, конечно, ковид. Насколько эффективны меры по предупреждению заражения коронавирусом в московских школах? Мы перестроили работу школы для минимизации контактов детей друг с другом.
– При открытии школ 1 сентября, безусловно, были опасения, потому что ковид никуда не ушел, к нам продолжают поступать пациенты с коронавирусной инфекцией. Мы понимали, когда наши дети пошли в школу, что какой-то процент, как бы мы их ни оберегали, все равно заболеет ковидом. Я посмотрела на то, что делает система образования г. Москвы, в школах правильно разделили потоки детей: кто-то приходит в 8 часов утра, кто-то – в 9.30, а какие-то классы – к 9 часам. Учебный процесс начинается в разное время. Горячие обеды организованы в столовой, но для разных классов в разные периоды времени. Я считаю, что при таком режиме есть вероятность того, что мы не попадем во вторую волну.
– Почти три месяца в прошлом учебном году дети были на «дистанционке». Мы же помним, что ребенок может находиться возле компьютера максимум 20‑30 минут, а если уроков 3‑4, то как быть? Многие интересуются, как дистанционное обучение коррелируется с СанПиНами, вообще со здоровьем, особенно в начальной школе?
– Да, ребенка очень сложно заставить (особенно в начальных классах) сидеть 20‑30 минут за компьютером, слушать уроки. Он в школе-то может встать, пройтись. А здесь, когда он сидит рядом с родителями или с бабушкой и дедушкой за компьютером и делает уроки, то, безусловно, не выдерживает по 30 минут, через 15‑20 минут теряет внимание. Это физиология ребенка такого возраста. Вы правильно сказали, что 20 минут – это вполне достаточно для дистанционного урока для ребенка начальной школы. Потом перемена, затем опять 15‑20 минут урока, но не больше.
– Ольга Викторовна, ковид показал еще и нехватку медицинских работников. В Москве давно реализуется проект, связанный с медицинскими классами. Насколько это помогает профориентации школьников?
– Во все времена медицинские кадры – это была проблема номер один. Всегда. И в 50‑х, и в 60‑х, и в 80‑х годах медицинских кадров не хватало с учетом того, что в России 42 медицинских вуза находятся в подчинении системы Министерства здравоохранения. Есть медицинские вузы, которые находятся в университетах, и они подчинены системе Министерства образования и науки. Каждый год выпускаются более 3 тысяч врачей в России, и каждый год мы испытываем нехватку медицинских кадров. Но мы понимаем, что это те 3 тысячи, которые выпускаются, а поступают-то намного больше, от 5 до 10% не оканчивают медицинские вузы. Поступить – поступили, а потом тысячи мы теряем, и теряем на разных курсах, потому что студенты бросают вуз. Кто-то бросает из-за того, что просто не хочет быть в медицине, наступает разочарование, особенно после 3‑го курса, когда идет практическая подготовка, ребята работают в клиниках и видят, что врач – это не только белый халат, это еще и тяжелые пациенты, с которыми нужно работать. Поэтому Москва приняла решение выстроить систему профориентационной работы со школьниками, у учащихся есть возможность выбора, в какое направление они пойдут: или физико-математическое, или гуманитарное, или медицинское. Наши ведущие медицинские вузы, 1‑й, 2‑й медуниверситеты, Медицинский институт РУДН, каждый из них имеет свои медицинские школы, свои медицинские классы. И преподаватели медицинских вузов ходят в эти медицинские классы и занимаются со школьниками.
Мы единственная многопрофильная больница-стационар на Юго-Западе и стараемся работать со школьниками не только медицинских классов, но и со всеми, кто задумывается о работе в медицине. Допустим, 626‑я школа, у нее нет медицинских классов, но некоторые ее ученики хотят быть врачами, и ко мне как к депутату обращаются родители и говорят: «Мой сын (или моя дочь) хочет пойти учиться в медицинский вуз. Скажите, что для этого нужно?» А мы, для того чтобы понять, насколько их дети готовы к восприятию работы в больнице, говорим: «Хорошо, мы вам поможем поступить в медицинский вуз». Через Мосволонтерство регистрируем ребят начиная с 15 лет. В нашей больнице специально создан отдел, занимающийся детьми, которые хотят быть медиками.
Школьники приходят к тяжелым пациентам: читают им стихи, рассказывают о погоде, просто разговаривают. Понимаете, мы, медики, оказываем медицинскую помощь, а психологическую, социальную помощь тоже кто-то должен осуществлять. У нас есть один психолог, один социальный работник, но они не могут всех охватить. Что они делают? Через волонтерство они учат школьников, как работать в части социальной или психологической помощи с нашими пациентами. Мы разработали специальные методики, алгоритм составили. Мы все это согласовали с Департаментом здравоохранения, с Департаментом образования и науки Москвы и только после этого начали работать непосредственно с учениками. Мы работаем как локально с этими волонтерами, так и с группами. У нас те школы, которые находятся на Юго-Западе, медицинские классы приходят к нам группами в основном по субботам или по воскресеньям, когда здесь немного медицинского персонала. Старшая или постовая сестра их встречает, распределяет по палатам и смотрит, как они осуществляют взаимодействие с нашими пациентами. Они совершенно по-другому потом начинают думать, увидев работу больницы изнутри, кто-то сразу говорит «не мое», а кто-то – наоборот. И те, которые не в медицинском классе, а просто пришли увидеть работу больницы изнутри, даже говорят, что им понравилось и они хотят быть врачами. Через наши стены прошли более полутора тысяч учащихся за последние четыре года.
Из полутора тысяч у нас поступили в медицинские вузы 120 человек. Мы проводим дни открытых дверей, когда дети приходят вместе со своими родителями. Такие встречи обычно проходят в феврале – марте. Они смотрят нашу больницу, знакомятся с работой отделений. Мы целый день посвящаем детям, с 8 утра до 5 вечера (с обедами), мы с ними разговариваем, водим по отделениям вместе с родителями. Ребята смотрят и говорят: «Я хотел быть юристом, а мама привела меня сюда, она хотела, чтобы я поступил в медицинский вуз. Знаете, я лучше буду врачом». И мы знаем, что те школьники, которые прошли через профориентацию, окончат вуз, будут хорошими врачами и придут к нам работать.
– Им это дает какой-то бонус при поступлении?
– Да, за это даются баллы при поступлении. Школьники даже сами придумывают проекты. Приходят и говорят: «Мы хотим показать вам, что можно вести психологическую работу с пациентами, у которых был инсульт, работу по восстановлению». Они принесли сюда пластилин и начали показывать, какие фигурки они учат лепить инсультников. Они учат их лепить маленькие фигурки. И чем меньше фигурки, тем больше работает моторика, тем быстрее идет восстановление после инсульта. Или вырезают какие-то цветы.
– Ольга Викторовна, хочется еще один вопрос затронуть: школьная медицина. Вот, например, ребенку на уроке стало плохо. Как не растеряться в такой ситуации, пока ждем медицинскую помощь и поддержку?
– Мы 5 лет назад придумали проект «Пока едет скорая». Этот проект имел дальнейшее развитие. Мы это начали делать со школами Юго-Запада и с врачами из нашей молодежки. Молодые доктора, которые работают реаниматологами, травматологами, неврологами, разработали несколько тем по оказанию экстренной медицинской помощи: что мы должны делать, пока едет скорая, чтобы спасти жизнь человеку. Не важно, кем мы будем – учителями, инженерами, врачами и т. д., мы все равно все должны уметь оказать помощь. У нас есть знак «Пока едет скорая», его разработали наши партнеры. По этому проекту у нас прошли больше 2 тысяч детей. Мы обучали по трем направлениям, важнейшее из них – как нужно проводить реанимационные мероприятия при сердечно-сосудистой недостаточности. Вот, например, человек упал, не надо проходить мимо, надо обязательно подойти. Мы быстро вызываем скорую помощь и в это время проводим быструю диагностику: смотрим, есть ли пульс, дыхание и начинаем проводить наружный массаж сердца. Мы учим, как правильно делать наружный массаж сердца, если произошла остановка сердечной деятельности. Когда скорая приезжает, мы передаем этого пациента им, и человек остается жив. К нам приходили не только дети, но и родители, бабушки и дедушки. Мы собирали аудиторию по 100, по 200 человек, каждому показывали, какое должно быть давление на грудную клетку. И когда человек хоть один раз попробовал это сделать правильно, он будет нести это умение в своем сознании. Наши молодые врачи ездили в школы и читали лекции, а потом на практических занятиях отрабатывали навыки.
– Это городской проект или он инициирован именно вашей больницей?
– Это наше ноу-хау. Мы сделали проект «Волонтеры в медицине», а есть еще проект «Волонтеры-медики». Это немного разные вещи. Наш проект мы сделали с целью профориентации учащихся. Я его согласовала с Анастасией Раковой, с Вероникой Скворцовой. Мы начали активно работать с 2016 года по проекту «Волонтеры в медицине» через профориентацию.
– А если все-таки к школьной медицине вернуться, должен ли быть врач в каждом образовательном комплексе или в каждой школе, в каждом здании? Как с этой проблемой быть? Потому что она на федеральном уровне обсуждалась…
– Было бы великолепно, если бы был врач. Но мы сейчас говорим о том, что нам не хватает врачей даже в нашей медицинской сети, в больницах. А если брать все школы России, если в каждую школу посадить врача-педиатра, то где их столько взять? И поэтому было принято решение на федеральном уровне о том, что медицинские кабинеты в обязательном порядке должны быть, и медицинский персонал должен быть в школе. Сейчас в Москве существует следующая модель: каждая школа прикреплена к какой-то детской поликлинике. Детская поликлиника обслуживает школу, проводит диспансеризацию детей в определенные сроки, как указано в приказе Минздрава РФ, или вакцинацию детей. Они не занимаются школьной медициной как таковой, потому что нет времени.
– У вас еще такая огромная общественная работа помимо врачебной и руководящей! Вы председатель управляющего совета нашей школы. Давайте расскажем читателям, какую работу вам приходится вести как депутату и как председателю управляющего совета.
– Как только я стала председателем управляющего совета, работы еще прибавилось. Это колоссальная ответственность. Мы с 1948‑й школой делали проект «Пока едет скорая». Сейчас мы открываем там медицинский класс, потому что родительская общественность приняла такое решение. Хотя это школа с гуманитарным, лингвистическим, уклоном, дети из школы №1948 ездят в Китай, из Китая приезжают в нашу школу. Нагрузка на детей колоссальная, потому что они изучают и английский, и китайский, и не просто язык, а китайскую культуру. Детям это очень нравится. Особенно после поездки в Китай, после того как они посмотрели, какая там культура. Им показывали, как система здравоохранения там работает, как работает Пекинский университет. Они приехали с горящими глазами. Потом ребята выступали перед членами управляющего совета, рассказывали (прямо как взрослые!), что им нужно, чего не хватает. Они хотели бы медицинский класс, хотели бы окончить Народный медицинский университет Китая и потом приехать в Москву и здесь работать.
Мы проводим большую работу по диетологии, рассказываем, как правильно вести здоровый образ жизни, как девочкам сохранить репродуктивное здоровье. Особенно это важно учащимся 11‑х классов, которые уже вступили в период репродуктивного возраста.
– Сейчас споры идут о сексуальном просвещении. Надо ли об этом говорить в школе? О репродукции, о женском здоровье, о том, что касается сексуального просвещения или это в школе не нужно?
– По сексуальному просвещению я считаю, что не надо говорить об этом в школе. А необходимы знания о женском здоровье: что такое менструация, когда она наступает, какой вообще образ жизни должна вести девочка, когда она вступает в репродуктивный возраст. Когда остаешься один на один с девочками и начинаешь с ними разговаривать, понимаешь, что очень многие мамы ничего им об этом не говорят. И девочки задают много банальных вопросов. Конечно, все они читают Интернет, все погружены в социальные сети. Но одно дело – когда она прочитает это, а другое дело – когда ей расскажет об этом врач-профессионал. Девочки совершенно по-другому воспринимают голос врача, одно дело – голос педагога, к которому они привыкли, другое дело – когда скажет врач, они по-другому все воспринимают. Я видела их глаза. Дети ведь лакмусовая бумажка общества.
Управляющий совет очень много делал по внутреннему убранству школы. Принимали решение о том, что должен быть школьный стадион, что он должен быть с теплыми раздевалками, чтобы дети имели возможность заниматься и тогда, когда закончатся уроки, чтобы они могли прийти и поиграть в футбол, волейбол или настольный теннис. При помощи управы района Черемушки, префектуры Юго-Запада удалось выбить определенный финансовый ресурс, и мы сделали хорошее освещение, поставили прожекторы, сделали великолепное футбольное поле, установили теплые раздевалки, поставили специальные теннисные столы, для того чтобы дети могли играть.
– Ольга Викторовна, что бы вы посоветовали учителям как врач? Для учителей очень важна проблема профессионального выгорания. Как сохранить себя, свое физическое и психическое здоровье?
– Когда мне задают вопрос о психологическом выгорании, я не совсем понимаю эту терминологию. Не понимаю психологического выгорания в профессии. Если ты любишь свою профессию, как ты можешь в ней выгореть? Я очень люблю врачевать, я акушер-гинеколог. Я даже не представляю своей жизни без акушерства и гинекологии. Я преподаватель в Первом медуниверситете имени Сеченова, профессор кафедры акушерства и гинекологии, работаю с ординаторами, которые после медицинского вуза еще 2 года работают как врачи-ординаторы в нашей клинике. Передо мной был пример моих родителей, их работа.
Папу я вообще практически не видела, потому что он с утра до ночи работал инженером на заводе. А мама была с нами, она не врач, она медсестра, но я всегда к ней приходила и помогала, она мне все рассказывала, учила меня. Я даже не представляла, что я не буду медиком. Я всегда говорила: «Мам, я буду как ты».
Поэтому выгорание в профессии я не понимаю. Допустим, в реанимации. Они отдают себя своей работе. Спасают жизни. Но бывает так, что ты сделал все возможное, а человек умер.
Но это не выгорание, это просто сложности в работе, с которыми ты сама не справишься, тебе нужен помощник в виде психолога. У нас медики, врачи все верующие. Мне не нужен никакой психолог. Я хожу в храм. И если я не пойду в храм, мне будет плохо. Это уже мой образ жизни. У меня есть священник, которому я исповедуюсь. Он ставит мозги на место, и ты начинаешь дальше работать. Мы все разные, нам всем нужны разные помощники: у кого-то это священник, у кого-то – психолог.
Гарри МИКАЕЛЯН, директор школы №1948 «Лингвист-М»
Комментарии