Лабораторно-творческое занятие по сборнику рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи» в 9 классе.

Цели: методом лабораторно-творческого исследования провести детей путём интерпретаторов, выявляя особенности языка и стиля Бунина в его вершинном творении о любви «Тёмные аллеи», рассмотреть черты традиции и новаторства, сопоставляя рассказы И.Бунина с произведениями А.Чехова, И.Тургенева, Л.Толстого; продолжить работу над развитием литературоведческих навыков и читательского мастерства; развивать умение говорить о любви и литературе языком прекрасной образности.

Методы: Словесный, наглядный, исследовательский, частично-поисковый.

Рассадка учащихся: по заранее определённым творческим микрогруппам.

Оборудование:  мультимедийная установка, компьютер, экран, подготовленные учащимися и учителем слайды для презентации, интерактивный тренажёр «Слово Бунина», музыкальная запись авторской песни А.Б. Матюхина на слова И.А.Бунина «Похолодели лепестки раскрытых губ».

Эпиграф:«Разве самая скорбная в мире музыка не дает счастья?» (И.Бунин).

Сценарий урока и Приложение 2 опубликован в №22 \”Учительской газеты\” за 3 июня 2014 года.

Приложения 1 и 3 даны ниже.

Приложение 1

Исследовательские выводы по итогам сопоставления рассказов «Дом с мезонином» Чехова и «Руся» Бунина (первая группа).

1. Автор – герой – среда.

Чехов объективно представляет отношение своего героя к актуальным общественным проблемам. Конфликт рассказа «Дом с мезонином» определяется столкновением   точек   зрения  художника -пейзажиста, праздного поклонника прекрасного,  и неонароднически настроенной   барышни   Лиды   Волчаниновой, считавшей творца, который «в своих  картинах не изображает народных нужд, пустым созерцателем.

В рассказе Бунина «Руся» герой отделен от социально-бытовой среды замкнутым пространством поезда. Он едет в вагоне первого класса, пьет кофе с коньяком, ложится под свежее глянцевитое полотно простынь, пользуется благами, данными определенным общественным положением, но, как и чеховский художник, бунинский пассажир страшно   одинок. Его жена олицетворяет бескрылость мещанского существования, ему не с кем поделиться сокровенным. Герой ожил лишь когда «мысленно смотрел в то лето», в остальное время он отвечал сухо и грубо, потому  что стыдился того, как нечаянно, размышляя вслух, раскрыл створки раковины чистой души, а услышал от своей светской дамы требование интригующего сюжета и небрежные вздохи. Ни Чехов, ни Бунин своим героям не дают имен, тем самым не ограничивая их мировосприятие социальной точкой зрения.

«Дом с мезонином» имеет подзаголовок «Рассказ художника», по ходу повествования неоднократно подчеркивается дар героя поддаваться чарам дивной панорамы и невинных девичьих прелестей, видеть наяву хорошие сны, утверждать: «Что непонятно, то и есть чудо». И пусть проект светлого будущего, где богатые и бедные «работают только три часа в день», изобретают машины, закаляют детей, а свободное время отдают наукам и искусствам, предстает чистой воды утопией, но такая вера в торжество духовной деятельности для нас гораздо привлекательнее суетных хлопот Лиды о «библиотечках, аптечках». Идеи этой девушки сами по себе и казались бы благородными, если бы не сопровождались патетическими речами о «святой задаче культурного человека». Даже заявление художника: «При таких условиях… я не хочу работать и не буду», – нам кажется более искренним и достойным уважения, чем произнесенные с досадой слова Лиды: «Ах, боже мой, но ведь нужно же делать что-нибудь!» – а тем более чем бесплодные рассуждения «тяжелого и ленивого малого» Белокурова о пессимизме и его вздохи: «Отстал я от хороших людей, ах как отстал! А все дела, дела! Дела!».

Герой Бунина тоже натура тонкая, отзывающаяся на проявление прекрасного. Хотя   живописи   училась   Руся,   любящего   ее   человека   смело   можно   назвать художником (вспомним, как он говорит о «живописности, даже иконописности», девушки, передает краски и запахи того «удивительного лета», но, очнувшись от потока мыслей, отвечает жене односложно, «неприятно усмехаясь», вернувшись к привычной роли господина). Герои Чехова и Бунина противопоставлены бытовой среде в силу индивидуально-психологических особенностей. Оба не утонули в болоте пошлости, а, не имея сил бороться со средой, ушли в себя, в мир воспоминаний, грустят и скучают, томясь от духовного одиночества. Их сложный внутренний мир все-таки бесконечно испытывает суетные толчки водоворота мира общественного, но героям дано трансцендировать, уноситься в сферы, где царствует «вечное». Тогда один из них верит: «Обо мне тоже вспоминают, меня ждут, и … мы встретимся», – а другой по-латински говорит сам себе: «Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет!».

2. Автор – герой- семья.

Рассказ Чехова носит название «Дом с мезонином», похожий образ открывает воспоминания героя новеллы «Руся»: «В усадьбе любоваться горизонтом можно было только с мезонина. Дом, конечно, в русском дачном стиле и очень запущенный». Видимо, так писатели метафорично подчеркнули, что, «чужое гнездо» привлекает героев, обреченных на «бездомность». (В период основных событий художник жил в чужом имении,  момент повествования застает его в дороге, он едет в Крым; бунинский герой в студенческие годы на каникулах был репетитором, о его родителях и доме не сказано ни слова, мы встречаемся с ним, уже женатым господином, в поезде Москва-Севастополь. Можно утверждать, что перед нами образы неприкаянных скитальцев).

В какие же семьи попали герои, открыв мир усадеб, откуда «повеяло чем-то родным»? О Волчаниновых Белокуров говорит: «Интересная семья… Да, прекрасная, интеллигентная семья». Круг интересов и интеллигентность, бесспорно, замечательны, но так ли здесь прекрасны взаимоотношения? Мать и младшая дочь «обожали друг друга», потому, что это родственные души. Но Лида для них была «священной, немного загадочной особой, как для матросов адмирал, который все сидит у себя в каюте». Непонимание может породить поклонение, но не тепло отношений.

Портрет семьи в рассказе «Руся» набросан штрихами: отец «молчаливый и сухой», дочь ведет все хозяйство, сын – «простой и милый мальчик». Подробнее сказано лишь о матери, которая «страдала чем-то вроде черной меланхолии». Эта странная дама и Лида Волчанинова удивительно похожи: первая – «какая-то княжна с восточной кровью», вторая неожиданно сравнивается с девушкой – буряткой, ведь образованная барышня, как дикарка, презирает то, что не понимает, а именно: красоту и любовь. Мать Руси и сестра Мисюсь даже говорят одинаково – «неожиданно громко», словно подчеркивая свое право повелевать, в поведении обоих много фальши и театральности (стоит вспомнить диктовку о вороне и сыре из «Дома с мезонином» и сцену с пистолетом из «Руси»). Но самое страшное – их эгоизм в отношениях с родными людьми. Мать потребовала от Маруси: «Марья Викторовна, выбирайте: мать или он!». Лиза разбивает счастье младшей сестры, заставив ее уехать, принести в жертву едва затеплившуюся любовь.

Две женщины под видом мудрого наставничества добиваются повиновения близких. Они не в силах справиться с безумной ревностью, считая родных людей обязанными жить и думать по разработанному семейными «адмиралами» плану.

И Чехов, и Бунин видят трагедию общества в разрушении семей изнутри, когда чистая любовь приносится в жертву сумасбродству, и не важно, что стоит за требованием отказаться от личного счастья: социальная идея или расстроенные нервы.

3.  Автор – герой – героиня.

Герои сопоставляемых рассказов умеют ценить прелести естества. Оба влюбляются в девушек юных, еще не утративших детской чистоты и непосредственности, жадно тянущихся к красоте и духовности.

Чеховскую Женю называют Мисюсь, а бунинская Марья Викторовна, Маруся, осталась в памяти героя Русей. Сколько света и тепла в наивных на первый взгляд прозвищах!

Мисюсь, глядевшая на  мир большими  удивленными  глазами,   привлекает художника, как холст, не тронутый красками. Она рассматривала с восхищением его этюды и интуитивно чувствовала, что в спорах с сестрой правда на стороне человека, «победившего ее (Мисюсь) сердце своим талантом».

Руся, «училась в Строгановском училище живописи», но готова была забросить искусство, самолюбиво ощутив, что не может передать «с натуры» все то, что видит и чувствует, а это для нее равносильно бездарности. Герой покорил ее серьезностью, тем, что читал «премудрые книги», а более тем, что был надежен и прост.

В обоих рассказах подчеркивается трепетная нежность молодого человека к девушке, почти ребенку. Художник замечал, как тонки и слабы руки Мисюсь, а бывший репетитор через годы как самый счастливый миг вспоминает случай, когда Руся «промочила в дождь ноги» и «он кинулся разувать и целовать ее мокрые и узкие ступни». Обе героини одеты по-деревенски просто: одна «носила желтый ситцевый сарафан и крестьянские чуньки на босу ногу», другая «ходила обыкновенно в светлой рубашке и темно-синей юбке». В таком виде они еще беззащитнее и восхитительнее. Девушки чувствовали страх перед будущим, где нет места их счастью. Мисюсь пугали падающие звезды, а Руся слово «ужас» ассоциирует со свернувшимся в лодке ужом. Обе «сжимаются» от холода не только из-за ночной сырости – они боялись одиночества. Руся, зная, что обречена принести свою любовь в жертву и держать на плечах обедневший родительский дом, призналась любимому: «Мама, говорит, что она не переживет моего замужества». Так героиня объясняет причину своей решительности и бросается в тайное озеро страсти, чтобы хоть ненадолго стать счастливой, быть женой.

Женя (уже не ребенок Мисюсь!) решается бросить вызов: «она не жила дома и была неизвестно где».

Чехов и Бунин подчеркивают, что их герои – мужчины могут быть самими собой, если рядом «маленькая королева», с которой вместе можно «владеть этими деревьями, полями, туманом», иначе их ждет чувство безнадежного одиночества и ощущение ненужности.

… Дачная девица…

… Мисюсь, где ты?…

4. Автор – герой – речевая структура.

В рассказе Чехова повествование ведется от первого лица. Перед нами речи философа, проповедующего учение о Человеке, сознающем себя выше «львов, тигров, звезд, выше всего в природе». Художник ощущает свою принадлежность к  «вечному и общему и общему», страстно отстаивает идею избавления людей от животного страха. Но, увидев после жаркого спора спящую деревню и печальные глаза Мисюсь, он вдруг осознает, что самые высокие идеи мелочны на фоне Вечного:  «И кабатчик, и конокрады спокойно спят, а мы, порядочные люди, раздражаем друг друга и спорим». Молчание героя и любование природой гораздо красноречивее его глубокомысленных высказываний. В такой момент за образом повествователя видна философски ироничная чеховская улыбка.

У Бунина сюжет излагается от третьего лица не только во фрагментах обрамления, где отчужденный взгляд повествователя объективен, но и в самом рассказе – воспоминании о «том лете». С одной стороны, подчеркнута отчужденность  героя от себя былого, словно это было с кем-то иным, с другой стороны, бунинское синкретическое мировосприятие, переливаясь в повествование, наделяет скромного молодого репетитора наблюдательностью и тонкими чувствами Поэта.

5.      Автор – герой – читатель.

Чехов и Бунин в малой форме рассказа передают психологически сложный мир человеческих»  чувств на фоне природы, семейных отношений,  социально- бытовой среды, что ранее делалось классиками отечественной литературы на полотне романа. Чехов ставит во главу угла конфликт личности и общества, реалистически обнажая душу героя – художника, столкнувшегося с тем, что «человек по-прежнему остается самым хищным и нечистоплотным животным».

Бунинское видение проблемы иное: личность проверяется отношением к миру природы и способностью на страстное чувство. Его герой, опустошенный условностями общества, с завистью вспоминает пару журавлей и естество их отношений с окружающим миром.

Интересно, что и Чехов, и Бунин стремятся предостеречь читателей от душевного окостенения, обращаясь к теме трепетной и прекрасной любви.

Приложение 3

Исследовательские выводы по итогам сопоставления особенностей взглядов на разные проявления любви Льва Толстого в повести «Дьявол» и Ивана Бунина в рассказе «Натали»   (третья группа ).

1.  Истоки соблазна.

Герои повести Л.Толстого «Дьявол» и рассказа И.Бунина «Натали» от былых дворянских поколений унаследовали не только хлопоты по делам расстроенного хозяйства и благоустройства обедневшей усадьбы, но и пошлую идеологию, касающуюся вопросов отношений мужчины и женщины.

Поверенным чувств Евгения Иртенева оказывается дядюшка, «обрюзгший блудник и пьяница», отец и дед героя «отличались от других помещиков тем, что не заводили У СЕБЯ (!) никогда никаких шашен с крепостными». Виталий Мещерский, приехав в имение Черкасова, узнает, что дядя «молодецки посматривает на Христю». В спальне старого улана он видит картину: «почерневший лаковый фон, на нем еле видные клубы смугло-дымчатых облаков и зеленовато- голубых деревьев, а на переднем плане блещет точно окаменевшим яичным белком голая дородная красавица».  Вот такая метафора любви из наследия  «отцов»:  где-то  в тумане  скрылись следы романтики, а перед глазами – грубая плоть. Вступающие в жизнь юноши с воспитанием непроизвольно впитывают соблазн «нарушить свою чистоту», потому что мораль общества скорее на стороне разврата, нежели целомудрия. Мещерский решает: «Настало… время быть как все, …искать любви без романтики». Иртенев, который «жил свою молодость, как живут все молодые, здоровые, неженатые люди», говорит себе, оправдываясь, что все это «не для разврата, а только для здоровья». Видя смущение молодых людей, читатель вряд ли сочтет их испорченными, скорее заблудшими, ослепленными (не случайно Соня подмечает, что у Виталия «глаза бегают», а Евгений страдал от близорукости, «которую он сам развил себе очками»). Но оба героя не имеют сил и воли бороться с искушением.

2. Сладострастие.

Иртенев постепенно подавил чувство стыда и сошелся со Степанидой, женой жившего в Москве кучера. Герой даже не разглядел с первого раза внешности молодой женщины, но ее образ, сотканный из блеска глаз, упоительного голоса, запаха «чего-то свежего и сильного» запечатлелся в его сознании, ассоциируясь со сладостью упоения телесного голода. Как он ни пытался принизить в собственных глазах смысл «сношений с бабой», без Степаниды ни о чем другом, кроме встречи, не мог думать и от предложения Данила привести «другую» «с отвращением отказался».

Очевидно, барская спесь мешала ему признать, что им овладела хоть и дьявольская, но все же любовь.

Виталий Мещерский сразу почувствовал магнетическую тягу к телу кузины, которая и сама была готова сразу начать роман. Герой ощущал себя «разбитым счастьем и усталостью» от «изнурительно страстных свиданий».

3. Обожание и поклонение чистоте.

Евгений Иртенев отверг настоятельные просьбы матери сделать супружество способом поправить финансовое положение. Он женился без всякого расчета на Лизе Анненской, влюбившись в ее «ясные, кроткие, доверчивые глаза», и обрел в семейной жизни не восторги страсти, а прелесть общения, оказавшись рядом с женщиной, обладавшей «ясновиденьем его души».

Виталий Мещерский полюбил Натали сразу и «до гроба», при каждой встрече вновь и вновь изумляясь ее красотой, боготворя недосягаемость, замирая от восторга.

4. Раздвоение.

Обратим внимание на цвета одежд героинь. Образы Лизы «в голубом платье и таких же лентах на голове», Натали в ее излюбленном зеленом, потом в белом и черном противостоят образам Степаниды и Сони, чьи одежды неизменно красных тонов, так противостоит целомудрие пышущей страсти. Любовь, заполняющая душу, по мнению обоих писателей, неизмеримо выше зова тела (не даром во внешности Лизы подчеркивается: «была высокая, тонкая, длинная», а Натали, «находясь в полном расцвете молодой женской красоты», продолжает расти). Подвернувшую ногу Лизу Евгений «с гордой радостью донес до дому», не смыкал глаз у ее постели, когда она болела, переживал при родах; чувство к новорожденной дочери вызвало еще большую его любовь к жене. Отношение к Степаниде герой называл болезнью, проклятием, погибелью, «чувствовал себя мерзким, виноватым», втайне мечтая о ней. Подозрение, что рожденный Степанидой ребенок – его сын, Евгений отбросил как вздорное. Но не так легко ему было избавиться от вожделенного желания встречи с женщиной, увидев которую, он терял «волю над собой».

Мещерский мучается вопросами: «отчего же нельзя любить двух?» Но плотское постепенно вытесняется духовным. Виталий представляет, что обнаженная Соня прыгнет в воду, «совсем как лягушка», о Натали подобным образом он «даже помыслить, не смел», позже, увидев ее танцующей на балу с мужем, Виталий заворожённо смотрит на изгиб руки в белой перчатке, сравнивая его с шеей лебедя. Соня запомнилась Мещерскому с темно-красной бархатистой розой в волосах, но роза упала на пол, и «к вечеру… темно-красный бархат стал белым и вялым». Расставшись с кузиной, герой не мучился воспоминаниями. Поклонение Натали стало  для него смыслом всей жизни, он признается ей: «Мне казалось, что святой стала та свеча у твоего лица». Но Виталию недостаточно было платонической любви, потому он  сошелся  «с крестьянской сиротой  Гашей», которая родила  «черненького мальчика» и отказалась от венчания.

5. Грехопадение.

От природы в человеке гармонично соотносятся Тело и Душа. Страсть – это греховное порабощение духа плотно.

Говоря о героинях Толстого, отметим их отношение к семье. Лиза безгрешна, так как замужество сменило для нее восторги влюбленности милым кругом домашних забот, «ее силы душевные всегда были направлены на то, чтобы угадать то, что ОН любит, и потом делать это же самое». Степанида же одержима страстью: пока муж в городе, она «шалит» со стариком Данилой, потом с барином, затем с молодым  конторщиком. Евгений называет ее чертом, но так он лишь оправдывает собственный плотский грех. Степанида, как и он, во власти лукавого. Гордая женщин, почувствовав себя брошенной, вступает в противоборство, демонстрируя дьявольскую силу женской власти. Лев Толстой берет в качестве эпиграфа к повести слова из Евангелия: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Евгений сознает себя преступником, который побежден неведомой силой, но до конца не понимает, что согрешил и должен покаяться. О Боге герой вспоминает лишь всуе: «Боже мой, боже мой! Что же мне делать?», «Боже мой, второй раз ты спасаешь меня» (о случаях, помешавших его встрече со Степанидой). А без искреннего раскаяния неизбежна духовная смерть.

Бунин не акцентирует внимание читателей на греховности сближения Виталия и Натали, никогда не перестававших втайне любить друг друга. Но герой почему-то «поспешил отвести глаза» от угла с золотыми иконами, хотя и не ощущал тяжести вины перед Гашей, считая злым роком слова сироты: «Если влюбитесь в кого как следует и жениться задумаете, ни минутки не помедлю, утоплюсь вот вместе с ним [ребенком]». Виталий сокрушается о своей «конченной жизни», называет чувство к Гаше «страшной жалостью, нежностью, но и только», убеждает Натали: «Что до моей страшной вины перед вами, то я уверен, что она… заслуживала снисхождения». Мы понимаем, что герой действительно «всячески погиб», в чем и сам признается, ибо он не способен быть милосердным, беречь от своей страсти ни беззащитную Гашу, ни обожаемую Натали, «тайную жену», которая не может стать «явной для всех любовницей».

6. Судьба.

Повесть Льва Толстого имеет два варианта финала. Оба трагичны. В 1889 году автор пишет о самоубийстве героя, в 1909 меняет версию: Иртенев застрелил Степаниду. Интересно, что в обоих случаях Толстой спорит с мыслью о душевной болезни героя. Хотя Евгений не раз чувствовал себя «почти помешанным», этому не верят самые близкие люди: мать и чутко любящая Лиза. Автор, называя повесть «Дьявол», подчеркивает, что виной всему не Степанида, хотя Иртенев именно ее считает чертом, и не безумие, версия о котором – путь прикрыть бешенство необузданных страстей, а ставший идолом бесовский искус победы Тела над Духом. Евангелия гласит: «И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя». Иртенев пытался бороться с соблазном, положив палец в огонь, подобно праведному старцу, о котором читал, но сам засмеялся над собой, ведь без Веры такое  действие – вздор. Как говорил Виталий Мещерский, тоже признавший в себе состояние «душевнобольного человека», «привыкает кто-нибудь с годами к тому, что у него отрезали, например, руку или ногу»… Погубление души влечет и физическую смерть.

Бунин пытается объединить любовь Духа и любовь тела Виталия Мещерского, но именно это ведет к смерти Натали: «В декабре она умерла на Женевском озере в преждевременных родах». Герою, на наш взгляд, остается только понять, что Гаша – это его «Агарь», не простая рабыня, а продолжательница рода. Это его путь к покаянию.

7. Выводы.

Лев Толстой, говоря о любви, стоял за преодоление «мирского» ради «божеского». Вторым вариантом финала писатель дал душе героя, не знающей истинной Веры, путь к Воскресению через покаяние и страдание. Бунин видел «сверхгармонию» Любви в синтезе Духа и Тела. Как пишет А.Н. Архангельский, «Бунин вполне сознательно сплел воедино моралистическую традицию Толстого и эротическую традицию Мопассана». Но всякая страсть в сборнике рассказов «Темные аллеи» завершается не семейной идиллией, а разошедшимися судьбами или смертью, видно, грешному миру еще далеко до «сверхгармонии». А все-таки читателей не покидает светлое убеждение, что разлука, время, гибель человеческая не властны над любовью … «Разве самая скорбная в мире музыка не дает счастья?»

Наталья Головко, учитель русского языка и литературы средней школы №1 станицы Кущевской Краснодарского края, учитель года Кубани-2013

Фото: http://www.prometeus.nsc.ru

Грехопадение.