Еще в тридцатые годы прошлого столетия квартирный вопрос изрядно испортил людей, по свидетельству Михаила Булгакова. Теперь он портит законы, которые создают люди.
Отдел охраны прав детства городского управления образования рассматривает вопросы с жильем, в которых затрагиваются интересы детей. Этим занимаются другие органы – социальные. Такое вот разделение обязанностей. Итог общий – число маленьких бомжей и юных нищих в е учету не поддается.
СтатфактЛюбое законодательство несовершенно: предугадать все невозможно. В Гражданском кодексе РФ есть статья №292 о правах членов семьи собственника жилья, в том числе детей. Например, продать квартиру можно лишь при одновременной покупке, дабы несовершеннолетние не оказались на улице.Больше пяти лет в Омске существует социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Забота», рассчитанный на 36 мест. Живут в нем обычно человек по 50. Остальные ждут своей очереди, многие из них – на улице.Понятно, что родители в первую очередь должны защищать права детей. В том числе и на жилье. К сожалению, мам и пап, пропивающих и настоящее, и будущее своих малышей, меньше не становится. Увы, отделы охраны прав детства проверяют не жилье – всего лишь документы. Как живет ребенок, их по большому счету не интересует.
Вместо дома – каморка
В гостях у новоселов невесело. Тринадцатиметровая клетушка в старом бараке, санузел раздельный: тазик – в комнате, туалет – на улице. Поздравлять старших Афоновых не с чем. Младших жалко. Они похожи на зверят. 17-летняя Таня смотрит с опаской, настороженно, а у
6-летнего Вани в глазах – надежда на угощение. Как у щенка. В помещении пахнет нежитью. Тараканами, перегаром, сыростью – чем угодно, только не едой. Холодильника в комнатенке не наблюдается. Да и зачем? Пищи все равно нет.
– Мои будущие подшефные, – вздыхает Марина Адамова, инспектор по делам несовершеннолетних Центрального округа Омска.
Афоновы переезжают второй раз за полтора года. Сначала продали трехкомнатную квартиру в центре, купили частный дом. Доплату израсходовали быстро: оба – и Ирина, и Виктор – безработные. Тогда они еще не только выпивали, но и закусывали. Им повезло – изба попалась крепкая. На дрова денег не хватило, но не мерзли – в крайних случаях, в 40-градусные морозы, Таня топила печь досками, выдранными из пола. Родителям было и без того жарко от выпивки.
Очередная сделка оказалась не столь удачной. Хозяйка каморки рыдает громко и от души. Только сейчас, на трезвую голову поняла, что их обманули.
– Я в эти дела не вмешивалась, – всхлипывает Ирина. – Мужу какие-то знакомые предложили продать дом. Обещали пять тысяч на ремонт. Поили нас самогонкой каждый день – привезут и давай про новую жизнь рассказывать.
Как произошла сделка, «новоселы» помнят смутно. Нотариус приезжал на дом, раза два супругов куда-то возили в полуобморочном состоянии, что-то они подписывали. Смотреть «новую» квартиру сил не было – отправили Таню. Девочке пустая комната показалась огромной. Наверное, после ремонта здесь могла начаться новая жизнь – в тесноте, да не в обиде. Только вряд ли обещанные пять тысяч старшие Афоновы смогли бы истратить по назначению – наверняка и они бы канули в самогонку. Так что им, кажется, все-таки повезло – не сгорели от обилия спиртного разом, выдались трезвые деньки. Может, еще и одумаются? Но Тане и Ване теперь не светит в жизни ничего, кроме грязного окошка каморки.
– Не интересуются люди своей судьбой – их дело. Но ведь и будущим своих детей – тоже. Еще годика два, и мальчику станет тут неуютно. Убежит на улицу – куда ему еще податься? – вздыхает инспектор Адамова. – А Таню уже видели на конечной с водителями. Обыкновенная история. За несколько тысяч рублей, а то и просто за выпивку родители лишают детей своего угла.
Год назад в отдел по делам несовершеннолетних ЦАО обратился солидный молодой человек. Для начала поинтересовался, какие семьи состоят на учете как неблагополучные, затем осторожно спросил: может, кто-то из них хочет перебраться в деревню? Под этим безобидным предлогом риэлтор навязывал инспекторам сотрудничество на взаимовыгодных условиях.
– Оставьте свои данные, мы их проверим, – отреагировали сотрудники ИДН. Молодой человек мгновенно испарился. Вероятно, «осел» в другом месте. Возможно, Афоновым «помог» именно он. Но сочувствовать пострадавшим мне не хочется. Разве они хотели не того же – обобрать детей? Мошенники и деградировавшие родители притягивают друг друга. Вероятно, сделку можно попробовать оспорить. Только кто это будет делать? Афоновы в непривычном для себя состоянии трезвости практически не ориентируются в пространстве. О том, что у них есть какие-то права, похоже, и не догадываются. Хуже того – то, что у них есть обязанности по отношению к Тане и Ване, им тоже не приходит в головы.
Закон мягок, но это закон
Любое законодательство несовершенно: предугадать все невозможно. В Гражданском кодексе РФ есть статья №292 о правах членов семьи собственника жилья, в том числе детей. Например, продать квартиру можно лишь при одновременной покупке, дабы несовершеннолетние не оказались на улице. Отдел охраны прав детства городского управления образования рассматривает вопросы с жильем, в которых затрагиваются интересы детей.
– Орган опеки выступает гарантом того, что дети не пострадают, не окажутся в худших условиях, – объяснил юрист Виктор Притужалов. – До тех пор пока этот компетентный орган не сочтет, что новые условия проживания соответствуют нормам, сделка не должна состояться.
На самом деле все проще. Для получения разрешения на куплю-продажу жилья в отделе охраны прав детства необходимо представить документы на оба помещения. Норма рассматривается лишь одна – количество квадратных метров на человека. Если их, как полагается, 12, препятствий для проведения сделки нет.
– Дополнительные документы: характеристики из милиции и школы, акты обследования жилья – мы просим в редких случаях. Например, если неблагополучная семья выезжает на постоянное место жительства в деревню. Отказы иногда случаются, но специальной статистики не ведем, – рассказали в отделе охраны прав детства Омского городского управления образования.
Судя по всему, отказов немного. Хотя есть в Омской области села, куда традиционно перебираются неблагополучные семьи из города. В райцентре Таврическое, например, таким образом в течение нескольких лет заселяли пятиэтажный дом. Причем немолодые новоселы умирали один за другим: полуразрушенная общага была отрезана от всех коммуникаций. Потому грелись жильцы классически – «Трояром». Банду квартирных маклеров разоблачило областное управление по борьбе с организованной преступностью, сейчас идет следствие. Осталось непонятным: почему странным новоселам не удивлялись местные – администрация, участковый, паспортисты? Справедливости ради надо сказать, что несовершеннолетних среди получивших ордер на тот свет не было. А вот про Любинский район давно в ИДН идут нехорошие разговоры – туда как раз переезжают многодетные семьи.
– Жалуются коллеги из районного отделения милиции, – говорят инспектора. – Мол, регулярно прибывают родители с охапками детей. Поселятся в какой-нибудь завалюшке, помыкаются-помыкаются – ничего ведь не умеют: ни за скотиной ухаживать, ни огород растить. Да и не хотят, пить-то проще. Уезжают обратно. А куда? На паперть?
Для того чтобы переехать внутри города из квартиры в частный дом, вообще нет никаких препятствий – дом обычно больше квартиры, значит, формально люди даже улучшают жилищные условия. Конечно, на дрова требуются средства, и вода не в кране, а на другой улице. Но это чиновников не волнует. К тому же, чтобы дом остался детям в наследство, о нем нужно заботиться. Если многоэтажки худо-бедно обслуживает ЖКХ, то «частники» должны делать это самостоятельно. Увы, «с небес на землю» сползают обычно те, у кого руки лежат только к бутылке. Если их отпрыски и улучшают свои жилищные условия, то лишь пополняя детдома. Только таким образом компетентные органы осуществляют свои гарантийные обязательства. Причем в строгом соответствии с законом, позволяющим детям потерять родительский дом, дабы обрести общественный.
– Когда к нам поступает ребенок – сирота при живых родителях, мы начинаем оформлять документы, – говорит Зинаида Абель, заведующая реабилитационным отделом центра. – Пока суд да дело, выясняется, что детское жилье уже продано. Вернуть права ребенка на квартиру очень сложно. Мы передаем ребят в детдома, хотя и в них очередь. Но что делать им потом, когда вырастут? Куда идти? Кто их ждет?
Без права на защиту
Понятно, что родители в первую очередь должны защищать права детей. В том числе и на жилье. К сожалению, мам и пап, пропивающих и настоящее, и будущее своих малышей, меньше не становится. Увы, отделы охраны прав детства проверяют не жилье – всего лишь документы. Как живет ребенок, их по большому счету не интересует. Этим занимаются другие органы – социальные. Такое вот разделение обязанностей. Итог общий – число маленьких бомжей и юных нищих в Омске учету не поддается.
Документы – это бумажки. Собственно, для того, чтобы распорядиться недвижимостью, требуется только согласие ребенка. Это если он достиг 14 лет, а раньше его вообще не спрашивают. Заполучить подпись несложно. Уговорить или напугать подростка может каждый взрослый. Правда, бумагу должен удостоверить нотариус, но это уже дело техники. Плох тот риэлтор, который не имеет «своего» нотариуса. Два года назад лицензирование на риэлторскую деятельность отменили в государственном масштабе. Это значит, что выступать посредником в купле-продаже квартир может любой, независимо от образования и морального облика. К примеру, из пяти сотен омских агентств недвижимости областное общество защиты прав потребителей сумело выделить только пять, не ущемляющих прав своих клиентов. Суды Омска завалены делами о «детских» квартирах. Но добиться справедливости практически невозможно, учитывая полное незнание законов рядовыми россиянами и высокую юридическую грамотность мошенников. Впрочем, про мошенников мало что известно – привлечь к ответственности их в большинстве случаев не удается.
Саша Ртищев жил вместе с отцом в трехкомнатной квартире. Папаша пил беспробудно и в гневе был буен. Мать, не выдержав такого семейного счастья, удрала с другим. Обычно Саша проводил каникулы у бабушки, прихватывая еще и часть осени – уж очень не хотелось возвращаться. Прибыв домой в очередной раз, выяснил, что в квартире живут незнакомые люди, а отец смылся в неизвестном направлении. Подросток оказался настырным – пошел в домоуправление, паспортный стол. Мальчику показали его же «собственноручное» заявление, заверенное нотариусом. Он возмутился.
Выяснилось, что подпись Саши подделана. Подпись нотариуса и его печать – тоже. Во всяком случае так уверяет нотариус. Риэлтор говорит, что подделал все Сашин отец, во что верится с трудом, потому что трясущимися руками много не нарисуешь. Для того чтобы изобразить печать, запойный алкоголик, давно забывший буквы, должен был хотя бы увидеть образец. Но спросить не у кого – папа-Ртищев совершенно неожиданно насмерть отравился любимым напитком типа «Трояр». А подозрения, как объяснили в прокуратуре, к делу не пришьешь. В общем, кто и что подделал, разбираться не стали, а дело закрыли за неустановлением виновного лица. Зато по решению суда Советского округа Александр Ртищев недавно вселился обратно.
А вот Катя Афанасьева осталась на улице. Но с пропиской. История похожа – мама, папа, бабушка пили по-черному, Катя обитала у знакомых. Однажды к ее благодетелям подошли крепкие ребята и вежливо попросили прописать девочку у себя. Не сумев отказать недобрым молодцам, знакомые отдали им паспорт Афанасьевой. Но обратились в милицию, и Катя получила новый документ со старой пропиской. Потом, как во многих маклерских «сказках», все умерли, выпив что-то не то. Новая владелица – приличная женщина с ребенком, – посетив паспортный стол, узнала, что в квартире прописана дочь бывших хозяев. Оказалось, что данные о восстановлении прописки Екатерины Афанасьевой паспортисты внесли не в течение трех дней, как полагается, а через несколько месяцев, после того, как квартиру продали несколько раз. Паспортисты, конечно, подозреваются, но доказательств никаких нет. Преступный умысел прослеживается, но непонятно, чей – крутых ребят не нашли, а риэлторы, разумеется, не в курсе. Ситуация возникла странная – новая хозяйка приобрела квартиру на законных основаниях, и на законных же основаниях в ней может жить Катя. Судить некого. На сем дело закрыто, добиваться возвращения квартиры девочке никто не собирается.
Честно говоря, после знакомства с подобными делами возникает ощущение явной незаконченности. Граждане мрут от маклерских угощений, но доказать ничего нельзя. Нотариусы заверяют «трезвый ум и здравую память» людей, коих никто никогда трезвыми не видел. Нечистого на руку работника паспортного стола не могут обнаружить сидящие рядом сотрудники – милиции, между прочим. Прокуратура не в состоянии не только «пришить подозрения к делу», но и проверить их.
Судя по всему, никому не хочется ворошить змеиное гнездо – неизвестно, кто окажется виноват и что с этим делать. А очередь в детдома растет с каждым годом – по официальным данным, в социально опасном семейном положении находится почти четыре тысячи юных омичей. Да и не спасут детдома – ведь сироты когда-нибудь станут взрослыми, а совершеннолетним тоже надо где-то жить. Или не станут? Сгинут вместе с родителями – от холода, голода и «Трояра»?
Если б я верила в теорию Дарвина, то решила бы, что квартирный вопрос – этап естественного отбора в процессе эволюции. Но я не верю в Дарвина. И в эволюцию уже, кажется, тоже. Скорее всего это обычное наплевательство сильных мира сего на слабых. Очень, впрочем, помогающее делать деньги.
Комментарии