Нынешний сбор труппы Большого театра прошел недавно во главе с новым художественным руководством. Радует возвращение к деятельности в театре Бориса Александровича Покровского, с именем которого связаны лучшие оперные постановки 50-70-х годов. К счастью, годы скитаний позади… И вот наконец, как в прекрасной сказке, венчающий ее финал – справедливость торжествует. Сегодня профессор Б.Покровский репетирует в Большом театре “Хованщину”…
Сожалеет ли мэтр о том времени, когда ему не было позволено переступать порог Большого? На этот вопрос он дал исчерпывающий ответ в книге, которую, может быть, уже прочитали поклонники его таланта, “Когда выгоняют из Большого театра”. Борис Александрович написал ее, когда еще в Большом не утихали закулисные баталии и конца им не было видно. Тогда его ответ поразил мужеством и мудростью, которые присущи, увы, далеко не всем нашим художникам. Я напомню те слова: “Есть личности в искусстве, коим не дано со рвать с себя прекрасные путы, связавшие их еще в творческом отрочестве с тем или иным театром, очагом их художественного воспитания. Куда бы ни уехала М.Плисецкая с тяжелым грузом обид на сердце, чем бы ни занимался В.Васильев, как много лет ни прошло со дня прощания с Н.Головановым – на судьбе и памяти о них сияет знак таинства Большого театра. Этого никогда не понимали те, в руках которых – бесправие, в силу которого они свято верят. Каждый удар по “сердечным струнам” вызывает стон, но порвать их нево зможно.
Эти удары я знаю. Испытал. Сидя в кабинете министра, под его диктовку выводя на бумаге просьбу об освобождении меня от Большого театра, воспринимал перо как гильотину, безвозвратно отдаляющую мое сердце от Храма, в котором я служил сорок лет. За дверьми стояли, как заговорщики из оперы “Бал-маскарад”, те, кто “спасал” Большой театр от меня, от Прокофьева и Шостаковича во имя Масканьи, Леонкавалло, милого Массне, обеспечивающих подготовку “звезд” к выгодно-валютным гастролям…
Но довольно об этом! Вспомним, что в 1917 году и Шаляпина выгнали из Мариинского театра – не заставляй своего брата-актера слишком много работать!”
Несколько прошлых десятилетий настоящей творческой работы не хватало Большому театру. У публики же, вынужденной ограничиваться слухами о беспорядках, происходивших в театре, которые пресса иной раз любила посмаковать, словно забыв о том, что существует е ще и искусствоведение, и разные его жанры, было томительное ожидание чуда. И была надежда, что искусство Большого театра не останется в пленительных воспоминаниях. Слава Богу, эта надежда не умерла.
Валерий ЕРМОЛОВ
Комментарии