Кто отвечает за любовь к Родине?

Школа должна готовить умных, общество – патриотов

Министр просвещения Сергей Кравцов объявил о сборе предложений по улучшению системы образования. Их поток пока не столь бурный и не столь радикальный, как при обсуждении проекта Закона «Об образовании в РФ» в 2012 году. Помню, тогда мы с академиком РАО Евгением Ткаченко, защищая начальное профессиональное образование, организовывали общественную акцию «Направь письмо депутату» и распространяли брошюру «О фальсификации итогов общественного обсуждения проекта». Тогда на проект закона поступило более 40 тысяч замечаний, сегодня счет идет едва ли на сотни. Объективно мешают отвлечение внимания на поправки в Конституцию и, конечно, неразгаданный медициной коронавирус.

Первые предложения из регионов были ожидаемо связаны с социальной защитой педагогов, оснащением школ, сокращением учебной нагрузки и отчетности. В запасе у министра еще есть «поставленный на паузу» государственный стандарт, с новых позиций ему можно критически взглянуть и на свое детище – ЕГЭ. Все они важны. Но сейчас самое время, вдохновившись примером Президента России В.Путина по поправкам к Конституции, сыграть по-крупному и в образовании. Не по стандартам, которые меняются каждые пять лет, не по ЕГЭ – этому тоже невечному раздражителю, а по закрепленной законом избыточной функции образования. Речь идет (не хватайтесь за сердце!) ни много ни мало… о воспитании, которое сегодня декларируется как задача всего общества, но законодательно она возложена только на образование. Точнее, о том, чтобы за обучение отвечала школа, а за воспитание – все общество.

Взращенный только на традициях, генетически впитавший в себя воспитательную миссию школы читатель сразу скажет: «Ерунда, даже читать не буду». Напрасно. Кто дочитает хотя бы до середины, будет знать, когда и зачем функция воспитания в ущерб обучению была закреплена за образованием и возведена в статус закона. Почему она зацементировалась в сознании учителя и стала аксиомой, по которой никто даже не собирается предъявлять доказательств, но, главное, никто и не требует. Напротив, педагогическое сообщество готово к самопожертвованию, воспринимает такую обязанность с покорностью и даже с лихой бравадой.

Вот строки из письма педагога из Санкт-Петербурга Евгения Кожары*: «Сейчас все чаще звучит слово «гражданин»! Но кто и как должен готовить гражданина? Сегодняшняя криминальная улица? Делающая деньги или еле выживающая семья? Наполненный похабщиной Интернет? Совершенно невменяемое телевидение? Конечно же, школа!»

Опытный педагог, в умной статье критикующий устаревшую парадигму образования, в итоге сводит все к старому, предлагая школе отвечать и за улицу, и за Интернет, и за телевидение, и даже за семью. Порыв, достойный патриота от образования, но не адекватный пониманию принимаемой на себя ответственности. Попробуйте антикоррупционными уроками в школе побороть коррупцию в стране, занимающей по этому показателю 144‑е место из 180. Или сделать пламенным патриотом ученика, семья которого живет ниже прожиточного уровня (таких треть). И, наконец, сможет ли школа воспитать гражданина вопреки «похабному Интернету» и «невменяемому телевидению»? Ответ «нет!» очевиден. Давно сказано, но так и не услышано: «Школе не опрокинуть жизни; но жизнь легко опрокидывает деятельность школы» (Константин Ушинский).

Первый советский нарком просвещения Анатолий Луначарский вспоминает, как в коридоре Смольного его поманил к себе Владимир Ильич и, торопясь, на ходу рекомендовал «в просвещенском деле очень многое совсем перевернуть, перекроить, пустить по новым путям». Еще добавил, что попросит помогать ему свою жену «Надежду Константиновну, которая много думала над этими вопросами и, мне кажется, наметила правильную линию». После этого из профессиональной подпольщицы Надежды Крупской сделали педагогическую икону, образование стало подменяться революционной идеологией и, по выражению фаворита Крупской, одного из теоретиков «педагогики марксизма» Альберта Пинкевича, произошло превращение «педагогики в служебное средство по отношению к политике».

Обучение уходит на второй план, позднее и вовсе замещается обучающим производительным трудом, который отныне провозглашается ключевым элементом образования, а идеалом его, к счастью, не осуществленным, становится самоокупаемая трудом учащихся школа. На собрании работников просвещения 22 мая 1923 г. в Томске Луначарский преподносит эту рожденную Крупской идею как педагогическую сенсацию: «Трудовая школа, то есть та, которая по возможности выкинула бы всякую «учебу». Трудно поверить, что это сказано наркомом просвещения, но из песни слова не выкинешь. Выпустить из школы стройные шеренги патриотов, влившихся в ряды пролетариата, принудительным трудом присягнувших идеям правящей партии коммунистов, – такая задача была поставлена перед образованием.

Известный немецкий философ Фридрих Ницше точно подмечал: «У правительств государств имеется два средства удерживать народ в зависимости, страхе и повиновении: более грубое – войско, более тонкое – школы». Фразу Ницше почти дословно воспроизводит Ленин на I съезде по просвещению, отмечая: «Завоевания революции могут быть закреплены только через школу». Высеченная в граните установка вождя становится заветом школе на многие годы. Работавший уже после войны министром просвещения РСФСР Алексей Калашников транслирует ее учительству в заявлении: «Народное образование является наиболее могучим рычагом проведения новой коммунистической идеологии» – и тут же определяет «педагогику как науку о воспитании». Заметим, понятие «обучение» и здесь отсутствует.

Рожденная в тоталитарном государстве с однопартийной системой формула образования как «рычага идеологии» благополучно дожила до нашего времени. «В идеологии нет ничего предосудительного», – утверждала Ольга Васильева в бытность министром просвещения. Но в отличие от Калашникова она не довела мысль до конца и не назвала партию, идеологию которой сегодня следует положить в основу образовательной политики, а ведь их в России более 50. Есть смутное предчувствие, что министр имела в виду «Единую Россию», но кроме предчувствия есть опыт: ни одна партия не бывает вечно правящей ни в одной стране. В истории уже зафиксирована способность российской системы образования легко и быстро присягать новой идеологии, без душевного трепета менять коммунизм на ставший вдруг родным капитализм. Упрекать в этом образование не следует, не оно меняет политические режимы. Но возникает вопрос: сохраняет ли при этом статус науки ее основа – педагогика? Ответа на него в образовательном законе нет, его надо искать самим. Воспользуемся для этого хорошо известным методом сравнительного анализа.

Сталинский министр Алексей Калашников видел основной задачей «возможно быстрое обобществление воспитания подрастающего поколения» и рассматривал идею создания детских садов как «совершенно сознательную экспроприацию семейного воспитания для придания ему форм общественной организации». Для педагогики, считал он, характерно целевое воздействие на человеческое поведение, и потому следующий шаг должен состоять в создании полной дневной школы для всех школьных возрастов. При этом министр сожалел о недостатке для этого средств и о невозможности развития школы в этом направлении.

Такие возможности изыскиваются сейчас в виде создания кадетских и казачьих школ, детских центров типа «Сириус» с кампусами для постоянного проживания учащихся. Они громко декларируют благородные цели, но живее всего откликаются на идеологические призывы, маскируя их под волонтерство и иные формы воспитания. Недавно Белгородская область объявила о переходе 30% школ на обучение в режиме полного дня. Можно поверить в добрые намерения власти, обещающей при этом обеспечить гармоничное развитие детей, но нельзя поверить в возможность удовлетворить в четырех стенах школы их многообразные интересы. Воображение рисует картину рассевшихся по углам подростков со смартфонами в руках, черпающих из них «гармонию». Недавняя проверка школ с продленкой, детдомов и интернатов в Омске, кстати, выявила, что там «царит системный формализм». Режим полного дня правильнее рассматривать как вынужденную меру поддержки матерей, для которых страна еще не создала возможности заниматься святой миссией воспитания детей, а не как ноу-хау ХХI века по формированию гражданина и патриота на удаленном доступе от родителей.

Такую ориентировку дает и Комитет Государственной Думы по образованию, при котором создан Экспертный совет по воспитанию. Почему именно при этом комитете, догадаться нетрудно, за воспитание в стране отвечает только образование. В марте на выездном заседании в Пскове он в горячих спорах выработал «пути формирования патриотизма через дополнительное образование». Участники дискуссии сошлись на возможности воспитать патриота, не выходя из школы, в кружках дополнительного образования, на продленке.

С целью идеологического влияния в советских школах создавались пионерские и комсомольские организации, в каждой имелись один-два штатных пионервожатых. Сегодня там вместо них появились психологи, дискутируется вопрос об их введении в колледжах. Министерство просвещения своевременно предупредило, что их миссия – «психологическое здоровье детей, а не решение каких-то конфликтов». Но акценты вновь смещаются, Уполномоченный по правам ребенка при Президенте РФ Анна Кузнецова поставила задачу перед наукой – с помощью психологов «отстроить воспитательную систему». Напомним, в этом и состояла идеологическая функция пионервожатых. Вспоминаю 1990 год, когда учителя спросили председателя Гособразования СССР Геннадия Ягодина: «Нужны ли психологи в школе?», он ответил: «Нет. Каждый педагог должен быть психологом». Тогда я работал его заместителем и могу подтвердить, что такое мнение было общепринятым.

Вспомним, что даже в советское время к воспитанию пытались подключать все общество. Случись конфликт или проступок на фабрике, заводе, да в любой конторе, виноватых сразу брали в оборот партийные и комсомольские организации. Существовали даже товарищеские суды. Теперь с работодателя такая забота напрочь снята, а со школы снять позабыли. Когда в конце прошлого года студент Амурского колледжа открыл стрельбу и погибли люди, премьер-министр Дмитрий Медведев поручил подготовить «полноценный отчет» по ситуации министру просвещения Ольге Васильевой, а не министру внутренних дел, обязанность которого расследовать уголовные преступления. Отбросив дела, наш министр летит на край страны и разбирается, почему не сработала сигнализация, как организована и чем вооружена охрана, не лучше ли сменить ЧОП на Росгвардию. По итогам было возбуждено три уголовных дела: об убийстве (п. «а», «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ), о необеспечении охраны (ч. 3 ст. 238 УК РФ) и о халатности (ч. 2 ст. 293 УК РФ). Но это же статьи Уголовного кодекса, а не закона об образовании! Почему их возбуждают по «полноценному отчету» министра просвещения? Да потому что Закон «Об образовании в РФ» назначил ответственным за воспитание только школу (колледж, вуз), и это один из парадоксов современного законодательства. Разберем его немного детальнее.

Конституция РФ (ст. 43) рассматривает образование лишь в аспектах его общедоступности, бесплатности, обязательности и никак не связывает с воспитанием. Вопросы воспитания изложены в ней только в контексте материнских обязанностей и социального обеспечения нуждающихся в нем детей (ст. 38, 39).

В то же время Закон «Об образовании в РФ» в форме жесткой констатации и без попытки обоснования дает формулу образования как «единого целенаправленного процесса воспитания и обучения» (ст. 2), причем воспитание поставлено на первое место, в приоритет. Вроде бы добавлено всего-то одно слово – «воспитание», но оно наложило на школу бремя, несоизмеримо большее по тяжести и ответственности, чем «обучение». Особенно теперь, когда за результаты ЕГЭ перестали спрашивать с губернаторов, и вся административная мощь обрушилась на контроль за «воспитанием, в котором стали видеть лишь одну из отраслей администрации» (Ушинский).

Строго говоря, отсутствие в Конституции понятия «воспитание» уже не давало законодателю оснований для его введения в структуру образования. А предложенная законом формула «воспитание – деятельность, направленная на развитие личности, создание условий для самоопределения и социализации обучающегося…» заложила в статью 2 внутренние противоречия. Если в этой формуле заменить слово «воспитание» на его упомянутый в той же статье синоним «самоопределение», получаем: «единый целенаправленный процесс самоопределения», что представляется нонсенсом и абсурдом одновременно. Ибо самоопределение согласно Философскому словарю означает «выбор личностью своей позиции» и потому не может быть ни единым, ни целенаправленным. Было бы правильнее поставить перед школой вместо воспитания задачу «педагогического сопровождения самоопределения и социализации обучающегося». Сегодня же она поставлена в русле раскритикованного Львом Толстым «умышленного формирования людей по известным образцам».

Грузят тех, кто не ропщет и мужественно преодолевает чужие трудности. Мы боимся потребовать, чтобы о строительстве школ отчитывался министр строительства, об уровне зарплаты учителей – министр финансов, о горячем питании младших школьников – муниципалитет, а не министр просвещения, как это было 12 марта на первой встрече Сергея Кравцова с президентом страны, где вопросы собственно обучения даже не были обозначены. Мы настолько уверовали в вину школы, ее ответственность за все, что уже даже не приходит мысль о том, что улицу пора бы сделать некриминальной, семью – богатой, а телевидение – вменяемым. Мы боимся предъявить такие требования к власти, которую сами и избираем, вместо этого идем на сознательную изоляцию детей от «опасного» общества, тщимся построить коммунизм в отдельно взятой школе.

Читателей, которые после всего этого не освободились от ностальгического шока, снова предложим обратиться к Льву Толстому. Он 100 лет назад успокаивал тех, кто в растерянности вопрошал: «Чем же должна быть школа при невмешательстве в дело воспитания?» Отвечаю: школа должна иметь одну цель – передачу сведений, знания (instruction), не пытаясь переходить в нравственную область убеждений, верований и характера.

Пора и нам восстановить истину научной педагогики, дать иные определения процессу социализации молодого поколения. Образование – изучение основ наук, и оно есть миссия школы.

Игорь СМИРНОВ, доктор философских наук, член-корреспондент РАО