В командировку на Урал я уезжала на поезде. Отправление задержали на сорок минут. Кто-то сообщил о заложенной на Казанском вокзале бомбе.
В нашем купе сидела симпатичная дама лет 50 с небольшим.
– Из Парижа прилетели, – похвасталась она.
– К дочери ездили. Закончила Сорбонну. Пишет докторскую.
– Какая умница! – невольно воскликнула я.
– Так ведь кто же такую умную замуж возьмет? Француз навряд ли, русский тем более. А ей уже 30 лет.
– Думаете, французы тоже умных боятся?
– Скажем так, иностранок. Да и работу хорошую нефранцуженка, даже с блестящим образованием, вряд ли получит. А вот у вас в Москве чужих не боятся, – неожиданно переменила женщина тему. – Когда-то мы жили с семьей в Узбекистане. Хорошо жили. Но пришли иные времена, и мы сбежали на Урал. Вынуждены были, понимаете? Вынуждены! А в Москве… Успели вот съездить на несколько рынков – повсюду кавказцы. И вот что бросается в глаза: хозяйничают, как у себя дома. Чувствуют не просто уверенность – наглые! Я попыталась выбрать себе фрукты покрепче, специально в дорогу. Какое там! На меня так заорали… Пришлось в магазине покупать. Знаете, я не националистка, вполне интеллигентный человек. Но то, что в Москве, мягко выражаясь, не везде хозяева москвичи – это сильно заметно. Или я не права?
Честно говоря, я растерялась, не зная, что ответить на этот ее вопрос. Слишком прямой, что ли, как мне, журналисту, показалось. Все же средства массовой информации вокруг просто криком кричат про то, что в столице не русские люди страдают. И надо уважать друг друга. И ведь верно. Так оно и должно быть. Но…
Я вспомнила этот наш разговор уже в самый разгар командировки, на Урале. Ехала в гости к знакомой учительнице в один маленький городок в грязном переполненном автобусе рано утром. Ехать надо было целый час. Многие, в том числе старики, стояли. Минут через сорок у всех на глазах произошла такая сцена. Со своего сиденья встала пожилая женщина – лет, должно быть, семидесяти. (А ехала она спиной к движению). Прошла немного вперед и обратилась к молодому черноволосому парню: подвинься, мол, ты один занимаешь слишком много места. Тот даже и не подумал шелохнуться. Но и женщина (похоже, не робкого десятка) заупрямилась, сильно навалилась бедром, и он вынужден был отодвинуться к окну. “Сволочь старая”, – зашипел парень. “Да я не могу спиной к движению ехать, голова кружится, действительно старая”, – закричала женщина.
“Какое тебе дело, что я один сижу на двух местах, мне так удобно. Зарежу, – не унимался парень. – Я тебя знаю. Ты на нашем рынке шапками торгуешь”.
…И тут автобус остановился у небольшого поселка, буквально сросшегося с тем городком, куда ехала я. Парень поднялся со своего места и, сверкнув глазами, опять пригрозил соседке.
– Чеченец, – вздохнула женщина. – Весь поселок скупили. Помню, как предлагали за дома все больше и больше денег, пока старики, что в них жили, не дрогнули. А как устоишь? У людей зарплата-то… Старики к детям в город перебрались, а поселок теперь… чужой.
Народ в автобусе продолжал молча внимать ее тираде. “И ведь никто из мужчин не вступился за нее”, – подумала я.
Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА
Комментарии