Круги нашей памяти

Жарким сияющим июльским днем я завершил сплав по Енисею, достигнув его правобережного притока – устья речушки Курейки. На высоком берегу издали бросался в глаза символический знак с надписью «Полярный круг». Я поднялся по заросшему густыми жесткими травами откосу и оглядел растекающиеся во все стороны зелено-голубые дали. Везде почти одинаковый пустынный пейзаж, одни и те же дикие просторы. Туманно-загадочный край без конца и края, космическую беспредельность которого невозможно представить.

Я еще некоторое время постоял на бугре, потом спустился к лодке и занялся привычным походным бытом. Завтра с другого берега реки из поселка придет катер, который доставит меня в цивилизацию. Возвращусь на круги свои? Невольно вспомнился совет Козьмы Пруткова: «Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою». Вот и я сейчас, подводя итоги моей сибирской сплавной эпопеи, бросаю с высокого бережка в реку камешки-мысли. Наблюдаю, как они шлепаются в быстротечную воду, смотрю на круги, ими образуемые. Какие это круги? В каком из них я ныне пребываю? А в каком окажусь, вернувшись домой? Плещет волна, догорает прощальный вечерний костер, искрятся в вышине звезды…

Вспомнился мне один провинциальный городишко, в который забросила меня бродяжья судьба. Осенней слякотной порой на дребезжащем старом трамвае я добирался до гостиницы, расположенной на окраине.

– Конечная, – объявила водитель трамвая, совсем еще девчушка. Подождала, пока все выйдут, и повторила хриплым усталым голосом:

– Ко-о-онечная!

Повторила она для меня, уже направившегося к выходу, и единственного пассажира, который остался в салоне. Мужчина в сбитом на ухо берете крепко держался руками за спинку переднего сиденья и ронял голову то на правое, то на левое плечо. Я задержался в дверях.

– Слышь, – подскочила девчушка к нему, – тебе говорю – конечная!

– А? Что?

– Все. Ко­неч­ная!

Мужчина испуганно пробежал глазами пустые сиденья.

– Нет-­нет! Не надо… Еще нет… я еще… Прошу, не надо!

– Ты по-русски чешешь? Конечная, тебе говорят! Понятно или нет? – выкрикивала на ухо упрямому пассажиру девчушка.

– Как же так… Неужели все? Я ж только… – бормотал мужчина, вытирая рукавом запотевшее окно.

В это время мимо меня в вагон скользнула пожилая сменщица. Постояла, послушала и криво усмехнулась:

– Оставь ты его, Тонька. Нехай катается. Мы ж по кругу…

Рельсовая петля стягивала маленький парк. Трамвай развернулся и задребезжал по осеннему ночному кругу…

Был в моих путешествиях на велосипеде точно такой же, по количеству населения конечно, провинциальный городок в Дании. Это страна с в чем-то даже знаковым для Европы прошлым. Что-то вроде Греции, но там древность – заря цивилизованного мира. А Дания – его средневековый расцвет, становление сегодняшних государственных норм и правил. Датчане живут этим прошлым, ностальгически держатся за него. Думаю, наверное, вот почему в стране мы видели так много лавок старьевщиков. По крайней мере, они частенько попадались нам по пути. В одном из таких магазинчиков, расположенном в подвале, моему спутнику приглянулся столовый набор ножей и вилок с геральдическими вензельками на ручках. Пожилая, но живая, искрящаяся счастьем, что именно ее почтили вниманием два туристических мачо, владелица бытового хлама расчувствовалась и бесплатно вручила моему спутнику столовый набор (он, кажется, и двух евро не стоил). Пропахший костровым дымком мачо и напудренная дама обнялись, обменялись дружескими поцелуями, и каждый по-своему возблагодарил судьбу за подарок.

В следующем магазинчике, куда мы заглянули, мне попался на глаза детский глобус. Я повертел голубой шар с изображением парусников и самолетов, вулканов и айсбергов, пальм и кактусов, слонов и пингвинов и тоже возблагодарил дорожную судьбу, которая привела меня в эту страну. Продавец, старик с выцветшими глазами и реденькой бородкой, равнодушно посмотрел на меня и ничего не сказал. Может быть, подумал: «Крути его не крути, сам вместе с ним крутись, а жизнь, увы, идет по неизменному кругу».

Кстати, я заметил, что в европейских барах, ресторанчиках, тавернах всегда много одиноких стариков. Они сидят за чашечкой кофе или бокалом вина и о чем-то думают.

Человеку свойственно думать. И часто вот в таких застольных позах он думает. Или делает вид, что думает… Потому как у него есть все – деньги, дом, еда, питье. О чем ему нужно думать? Лишнее это занятие. Но коль все-таки есть голова на плечах… Всяк кузнец своего счастья, но не своих мозгов. «Живи еще хоть четверть века – // Все будет так. Исхода нет. // Умрешь – начнешь опять сначала // И повторится все, как встарь…» – это о другом времени, другой стране, других нравах. Но об одном для всех исходе, одном жизненном круге.

…Неисповедимы круги памяти. В который раз она возвращает меня на Енисей к дикому устью Курейки. Полярный круг у меня под ногами. Я вдруг осознал, что могу по кругу обойти всю планету. Или направить свой челн в Заполярье-зазеркалье, где тундра, океан, льды. Но, увы, я не сделал этого. Время моего путешествия истекло. Я упаковал свою лодку, погрузил ее на катер, потом на белый трехэтажный теплоход и по енисейскому меридиану стал возвращаться на круги свои.

Круги нашей жизни – как петли, которые стягивают бытие. С одной стороны, не дают ему распасться, с другой – сжимают, сдавливают его. С годами все сильнее и туже. И часто бывает такое ощущение, что ты движешься по чужому кругу, оказываешься в чужом, а часто и чуждом тебе кругу. «Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» (из Книги Екклесиаста). Однако тот же ветер, не важно куда, к югу или к северу, но однажды позовет тебя в дорогу. Шаг за порог, на который ты однажды решился, – это попытка вырваться из опостылевшего тебе жизненного круга.

Потом все-таки ты вернешься. Но это уже будет твой круг. Круг твоих друзей, родных, объятий любимой женщины, случайных, но очень приятных людей и новых попутчиков. Круг твоих и только твоих побед и поражений, открытий и сомнений, находок и потерь, встреч и прощаний, радостей и печалей, мыслей и чувств.