На чтение: ≈ 15 мин.«Наша крепость как была русской, так русской и останется» – в конце этой фразы я все время порывалась поставить восклицательный знак. И вспоминала, что в оригинале его не было. Была точка, звучавшая куда сильнее…
Оригинал – это десять рукописных номеров окопного журнала «Орешек» 1942-1943 годов. Каждый номер в единственном экземпляре, и каждый бесценен. Журнал выпускали «в условиях тяжелейшего боя и непрестанных бомбежек». Именно так говорится в книге Юлии Дьяковой «Крепость на Ореховом острове. Страж. Тюрьма. Музей». История крепости – настоящая сага, вобравшая в себя семь веков. И вот в эту сагу автор полностью включила издание, хранящееся в фондах Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Юлия Рудольфовна Дьякова, главный научный сотрудник и методист, экскурсовод и летописец Орешка, филиала этого музея, вводит читателей в историю, как в судьбу, которая касается каждого из нас.
Окопный «Орешек» – сердцевина этой книги. Странички из школьных альбомов, исписанные аккуратным, почти каллиграфическим почерком, никому до этого известны не были. Я затаив дыхание прочла их, потом еще раз, потом еще… Передо мной явилась не просто хроника легендарных событий, но литературный альманах, мастерски иллюстрированный. Здесь и пейзажи, и политическая сатира, и самобытные эмоциональные портреты защитников, и, конечно же, боевые сцены. Стихи и песни, рассказы и письма…
Как гарнизон крепости численностью около трехсот человек почти пятьсот дней смог удерживать этот сакральный островок под носом у фашистов?! То была единственная щелочка, крохотная, но живая, в кольце мертвой Ленинградской блокады. Правый берег истока Невы остался для врага недоступным. Как бойцы его уберегли? Гарнизон включал в себя пулеметную роту, взвод автоматчиков, отделение снайперов, взвод противотанковых ружей, две артиллерийские и минометные батареи, взвод связи и хозвзвод.
В сравнении с частями гитлеровцев, засевшими в Шлиссельбурге и вооруженными до зубов, этот гарнизон – единица невеликая. Но она осталась непобедимой.
Всякий раз, когда я оказываюсь в Орешке, застываю перед мемориалом. Его обрамляют руины Иоанновского собора, разрушенного в дни войны. Над собором красный флаг, который развевался тут всегда. В оконных проемах подлинные фрагменты оружия. В центре скульптурная группа «Клятва» – плечом к плечу солдат, матрос и командир. А на стене текст клятвы: «…временно исключаются из гарнизона раненые, навечно – убитые, а мы, все остальные, не уйдем отсюда никогда…»
Объясняя для себя подвиг защитников стойкостью и смертельной верностью, я видела лишь часть правды. А теперь уникальные странички открыли мне множество новых граней.
Да, они были несгибаемы – факт! Но еще важнее то, что в нечеловеческой ситуации каждый из них сумел остаться самим собой, вот в чем суть! Эти люди не растеряли юмора и таланта, не утратили чувства собственного достоинства и присутствия духа, проявили необычайную военную сметку. Есть листы, где фиксировались количество ударов по крепости из всех видов оружия и их результативность. «Безрезультатно. Безрезультатно…» С каким восхищением я произносила вслух эти строки! Это значит, моих героев пули не достали. Возьмем, к примеру, один из зимних дней 1942 года. По Орешку выпустили 102 тяжелых снаряда и множество мин. Обстрел продолжался в течение семи часов с немецкой пунктуальностью. Снаряды проносились с неимоверным грохотом, «ударяясь о каменный массив крепости и разрываясь то тут, то там. Они рвались и перед амбразурой, где за станковым пулеметом были начеку красноармеец Игнатьев и сержант Федоров. Взрывной волной Федорова отбросило, как щепку, но, придя в себя, он снова взялся за пулемет». Ефрейтор Толстиков, сильно контуженный, тоже оставался на месте, мужественно продолжая стрелять. На всех постах, на всех огневых точках люди отражали эту безумную атаку на пределе сил. А пулеметчики Смирнов и Горовой меж тем перебросились такими фразами: «Взгрустнулось, видно, фрицам в мерзлых окопах. Не от хорошей жизни нервничают. Ленинграда им все равно не видать как своих ушей». Вечером, подводя итоги, бойцы резюмировали: «Бил фашист весь день, а ни одного человека не вывел из строя! Пропали, фриц, твои труды, и 102 «поросенка» выпулил ты зря. Мы и пообедать успели…» Это из заметки лейтенанта Цивилева. А у красноармейца Яковлева прочла: «…ни в какую тяжелую минуту ни один наш пулеметчик-станкист не отступит назад. Врагу мы предоставим площадь на дне Невы». Лихо!
Они продумывали оборону крепости, как грамотные стратеги. Упорно овладевали минометами, пулеметами, снайперскими винтовками. Круглосуточно «несли караульную службу, вели наблюдение, пробивали амбразуры в пятиметровой толще стены, разбирали завалы, гасили пожары, мерзли, голодали, страдали от цинги». При этом шутили: отвар хвои, которым спасались, называли «сказки Венского леса», а комнату отдыха, обоснованную ими на втором этаже полуразрушенного четвертого тюремного корпуса, – «курорт Орешек». Там стояли койки, столы, с правого берега привезли книги, шашки, шахматы, домино. Да-да, в этом аду кромешном они играли в шахматы и читали книги!
В одной из заметок я с изумлением обнаружила: «Командир пулеметного взвода Кондратенко за последние три месяца прочел «Войну и мир», «Хаджи-Мурата», «Отца Горио», «Красное и черное», «Евгения Онегина»…» Эти же книги прочел сержант Виноградов, ефрейтор Иванов – «Войну и мир». Они упоминали произведения Толстого, Пушкина, Бальзака, Стендаля так естественно, будто были студентами филфака в мирное время, признаваясь, что «любят их книги еще и за то, что эти писатели и поэты были яростными защитниками человеческой культуры». Вот о чем они думали, когда камень и кирпич превращались в пыль…
Защитники крепости не позволяли себе ни расхлябанности, ни отчаяния. Целых зданий на острове почти не осталось, так прорыли окопы, жили в землянках. А в подвальном этаже и вовсе устроили спортивный зал со штурмовой полосой, двухпудовой гирей, самодельными турником и брусьями. Под непрерывным огнем занимались физзарядкой и физической подготовкой, «которые заметно подтянули и подбодрили людей… Если тыловикам сказать, что мы находимся от лютого врага всего в 250 метрах и делаем физзарядку, нам не поверят… и это не просто физзарядка, а регулярные ежедневные занятия, вписанные в распорядок нашего гарнизона… Не сегодня завтра нам придется с врагом в рукопашном бою схватиться насмерть… Физкультура нам пригодится…»
Уму непостижимо. А ведь были правы: рукопашный бой им таки выпал…
Вглядываясь в их портреты, вчитываясь в их строки, я тревожилась, не находя знакомых уже мне фамилий, и радовалась, когда они вновь всплывали. Все десять выпусков журнала исполнены на высоком уровне. Язык, стиль, оформление в моем сознании никак не сопрягаются с условиями, в которых издание выходило. Каждый номер оборачивали в бумагу и передавали из рук в руки – всем подразделениям. Правда, иногда, особенно если публиковались письма родных, а беда лютовала в каждой семье, некоторые строки были размыты. Да что греха таить, даже у меня, читающей эти странички 80 лет спустя, наворачивались слезы. Одиннадцатилетний Митя пишет старшему брату Ивану из осажденного Ленинграда про то, как погиб их братишка Миша, который был на фронте разведчиком. Как «его сильно ранило, а он все стрелял и стрелял. А потом гады фашисты избили Мишу за то, что был смелым. Мама все плачет теперь. Она тебе кланяется, прикланяется. Отомстите, Ванечка, за нашего Мишу…» От редакции было сказано, что письмо помещено полностью, исправлены только ошибки. Комментарии здесь излишни.
Пулеметчик Александр Тетерин, прирожденный поэт и очеркист, рассказал чуть ли не обо всех своих товарищах. Связной Евгений Устиненков на пробитой врагами лодке умудрялся доставлять в крепость письма, боеприпасы и продовольствие, будучи «поистине неуязвимым и непромокаемым». В белые ночи эти поездки были крайне опасны. Как раз в светлом июне погиб их бывший связной Михаил Филичев. С какой теплотой и болью о нем говорится в очерке! В нем я и нашла те знаковые слова, с которых начинается моя статья. Крепость, осененная великими победами Петра, была и останется русской.
Санитары и минометчики, командиры и рядовые – все сделались героями журнала, ибо были героями в жизни. Вот портрет Владимира Транькова. Коренной ленинградец, хрупкий юноша с мальчишескими глазами, ставший пулеметчиком…
Все иллюстрации созданы Степаном Левченко. А он был бесстрашным разведчиком и снайпером, ярким спортсменом и метателем финки… И еще даровитым художником. Портреты «лучших людей крепости», исполненные им, западают в память. Степан работал тушью, акварелью, гуашью, графитными карандашами, углем. Однажды взял лист фанеры, горчицей и сажей изобразил там могилу с березовым крестом и нацепленной на него пробитой немецкой каской. Ниже поместил надпись по-немецки: «Вот что ждет тебя под Ленинградом». Плакат вывесили на стене, выходившей к фашистам. И те принялись ураганным огнем по плакату палить. Враг не страшен, когда он смешон.
В одном из последних выпусков я нашла стихотворение «Патефон» Александра Тетерина. «Придя усталые в землянку после боя, // забыв про отдых и короткий сон, // мы каждый раз, раскрыв перед собою, // заводим свой любимый патефон. // И песня вольная, могучая, степная, орлицею взмывает со стола…» Интересно, где стоял у них патефон? Скорее всего, в башне Головкина. На одном из рисунков Степана Левченко запечатлен отдых бойцов в блиндаже, оборудованном в нижнем ярусе этой башни. Они не выживали в этой исторической крепости – они жили в полную силу души.
Вести рукописный журнал придумал комиссар Валентин Алексеевич Марулин. Он же сумел раздобыть радиопередвижку, мощные громкоговорители установили на башне Головина: солдатам противника «разъяснялась преступность войны, затеянной гитлеровской кликой…». Именно Марулину принадлежат слова, ставшие лейтмотивом этой легендарной эпопеи: «Камни рушились, а люди стояли…»
Командиры защитников крепости были знаковыми личностями. И комиссар, и комендант Александр Васильевич Строилов. В его воспоминаниях есть рассказ о прорыве блокады. Бойцы начали подступать к коменданту с просьбами позволить участвовать в штурме Шлиссельбурга: «Мы же к ним ближе всех. Кому идти, как не нам!»
И такой приказ был отдан. Их отряд овладел укрепленной полосой на бровке Ново-Ладожского канала. А артиллеристы крепости выкатили орудия на открытые позиции и стали вести прицельный огонь по огневым точкам фашистов. На улицах Шлиссельбурга развернулась рукопашная схватка. И вот в крепость пришла телеграмма от пехотинцев, взявших Шлиссельбург: «Спасибо от всей дивизии за огонек. Идем вперед!»
Защитники крепости тоже двинулись на запад. Им предстояло еще много боев. До Победы оставались полных два года и одна неполная весна…
Татьяна КУДРЯВЦЕВА, Санкт-Петербург
Выбор читателей
Комментарии