“Ковчег” спасает всех Здесь никого не переделывают – каждого любят таким, какой он есть

Десять лет назад в редакцию “Учительской газеты” пришли родители. Не жаловаться, не рассказывать о своих проблемах и трудностях, а получить совет. Случилась у них беда: родовая травма сделала ребенка не то что инвалидом, но очень больным человеком, которому нынче нужны были особые условия для обучения.
Такую школу мы, конечно, нашли, познакомились с ее программой, узнали, какие подвижники там трудятся, какие чудеса делают с детьми, которых иные учебные заведения признавали не пригодными к изучению нормальных школьных программ.
И стал этот ребенок, что называется, “сыном полка” “Учительской газеты”, мы следили за его учебой, успехами, радовались тому, что он научился очень хорошо петь, танцевать, рисовать, участвовал в школьных спектаклях. Школьную программу он успешно освоил, нашел очень хорошую работу. Словом, не пропал. И все – благодаря “Ковчегу”, в котором всегда находится место для того, кого донимают жизненные передряги.

Михаил МИЛЛЬ: лепка выводит руки из оцепенения

Рядовая европейская школа
Урок закончен, двери класса распахиваются, и Антона в инвалидной коляске лихо везут в столовую друзья-одноклассники – Алеша, Илья и Андрей. А после обеда все четверо снова несутся в класс. Во многих ли школах можно увидеть такое? Увы, “Ковчег” (московская общеобразовательная школа N1321) уникален.
Мы до сих пор настороженно относимся к совместному обучению здоровых и больных детей – явлению, которое давно стало нормой в цивилизованных странах.

Двенадцать лет назад сотрудники Центра лечебной педагогики вместе с несколькими родителями создали новую, интеграционную школу: в ней вместе с обычными стали учиться “проблемные” дети с нарушениями слуха, двигательного аппарата, с нервными и психическими заболеваниями, с задержками развития – те, кого не принимали в массовую школу. Не потому, что они социально опасны или необучаемы, а потому, что требуют особого подхода, удвоенного внимания и любви.
В том, что такая школа нужна, и именно государственная, было ясно давно. Эксперимент поддержали и в столичном Комитете образования, и в префектуре Юго-Восточного округа, выделив землю и деньги на строительство нового здания. В 1996 году в районе метро “Авиамоторная” “Ковчег” справил новоселье.
Нашлось место не только для трехэтажного кирпичного здания школы, в котором уютно и здоровому, и больному ребенку, но и для маленького зверинца, и для стадиона, который пустует только во время уроков. Зато на переменах…
Наблюдаю такую сценку: из школы выбегают первоклашки. И обгоняя их, несется молодой бородач с сине-красным мячом в руках – классный руководитель:
– Ванька, Мишка, ну давайте быстрее, а то скоро перемена кончится и поиграть не успеем!..
Тут вообще удивительные преподаватели. Молодые, красивые, нарядные. Что их держит здесь годами? Желание быть не снаружи, а внутри “социальной утопии”, которая построена на любви и уважении к детству. Оно перевешивает все материальные соображения.
Правда, сами они называют “Ковчег” “рядовой европейской школой”, а никакой не утопией. Как растят детей там, в “Ковчеге” хорошо знают: благодаря грантам Сороса группа учителей прошла стажировку в западных школах. Кроме того, в “Ковчеге” используют достижения вальдорфской педагогики. Ее цель – воспитать человека, который любит мир, умеет не только хорошо соображать, но и танцевать, играть на музыкальных инструментах, рисовать и мастерить.

Ансамбль ксилофонистов, дирижер – Юлиан АЛЕКСЕЕВ

В приемной у феи
Никто не знает, каким был ковчег, в котором Ной спасал мир от потопа. Наверное, огромным. А может, таким же маленьким, как кабинет директора “Ковчега” Александры Михайловны ЛЕНАРТОВИЧ. И таким же вместительным: даже не покидая его, можно почувствовать характер этой предельно неофициальной школы. Театральные куклы, пузатые вазы, веселые керамические колокольчики – все сделано ребятами и преподавателями. Даже карниз, на котором висят директорские занавески, – дело рук здешних литейщиков. Все так ярко, что становится тепло, словно за окном и нет промозглого ноября.
На полках сказки братьев Гримм, детские энциклопедии, видеокассеты: “Особые дети в школе”, “Александр Мень о педагогике”, “клипы” о ковчеговской жизни… Тут же и местные СМИ за несколько лет – журналы “Опусы” и “Ковчег”. Открываю наугад: детские репортажи о путешествиях в Калмыкию и на Кавказ; сказки, стихи… А вот сочинения на заданную тему: “Мой взгляд на “Ковчег”.
“Ковчег” отличается от той школы, в которой я раньше учился. Хотя в той учились более или менее нормальные психически народы, но никто никого не любил. Там меня не понимали, били и обзывали матерными словами, а здесь любят и уважают”.
“Тут много мастерских и кружков, тут по праздникам ставят спектакли, тут безопасно, в столовой кормят бесплатно и очень вкусно”.
“У нас живут лошадь, кролики и морские свинки. И нет алкоголиков и наркоманов. Еще у меня в школе есть работа. Я помогаю нашему дворнику, и я этим доволен, потому что хочу, чтобы наш двор был чистый”…
Кабинет директора с утра до вечера распахнут настежь. В нем всегда народ. Заглядываю в смежную комнатку. Там настоящая кладовая доброй феи: два бездонных мешка с подарками, конфеты и прочие вкусности. “Для именинников и гостей”, – поясняет Александра Михайловна, угощая меня смородиновым компотом собственного производства. С него и начинается наш педагогический разговор.
– Директору важно уметь закатывать компоты?
– Важно все – никогда не знаешь, что пригодится в жизни. В нашем уставе записано: “Школа – ваш дом”. Значит, мы – родители, а родителям всегда хочется приласкать и угостить чем-нибудь вкусненьким. А потом уже – учить и воспитывать.
Обстановка в классах тоже вполне семейная. На многих партах игрушки-самоделки, чтоб веселее было. На перемене в игровом уголке можно лечь на маты в обнимку с любимым плюшевым мишкой.
Учителя не стоят над душой, не ставят плохих отметок и не ругают. Чтобы разрядить обстановку, взрослый во время разговора может сесть прямо на парту и болтать ногами. А когда заметит, что кто-то отключился и правила умножения его перестали вдохновлять, сует ему в руки огромный клубок красных ниток: пусть голова отдохнет, а руки изменят положение.

Плюшечная терапия
Как и положено в дружных семьях, здесь каждую неделю пекут плюшки и крендели. Вкусно? Очень! К тому же полезно – и здоровым (их большинство), и “сложным”. Для ребят, у которых проблемы с двигательной деятельностью, это еще и кулинарно-терапевтическая процедура.
Как-то в “Ковчег” привели мальчика, который не умел не то что писать, выполнять самые элементарные действия руками. И вот он вместе с другими начал мять и раскатывать тесто, лепил неумелые, но свои крендельки, которые потом оказались на общем столе во время чаепития. Дальше – больше. Он смотрит на то, что делают ровесники, и – выравнивается, тянется за ними. На уроке керамики вместе с “дядей Мишей”, так по-домашнему зовут младшие школьники преподавателя керамики Михаила Борисовича МИЛЛЯ, лепит из глины свои первые фигурки: львенок с толстыми лапами, некое длинношее животное и крокодил с крокодилихой. Потом они, как настоящие произведения искусства, попадают в печь для обжига. Такое безусловное признание успеха очень ценно для ребенка. Постепенно исчезают страх и скованность: лепка выводит руки из оцепенения – на языке специалистов, “помогает разработать мелкую моторику”. И… больной ребенок начинает писать.
– А что такая терапия дает здоровым?
– На этот вопрос уже ответил канадец Жан Ванье: “Не только я нужен им, но и они нужны мне”. Мне очень дорог опыт этого потрясающего человека. Бывший университетский преподаватель, он в 1964 году оставил блестящую карьеру и основал христианские общины, в которых здоровые живут рядом с физически и умственно неполноценными людьми. Чувствуя себя его последователями, мы дали своей школе имя одной из его общин – “Ковчег”.
Наши дети учатся милосердию, великодушию к слабому, к тому, кто не похож на них. Растут отзывчивыми. Слава Богу, многие родители понимают, что это не менее ценно, чем набор знаний.
При этом мы не говорим лишних слов о любви и братстве. Дети – зеркальное отражение взрослых: если мы относимся к больным как к равным, почему дети станут к ним относиться по-другому?!
– Что держит на плаву ваш “Ковчег” все 12 лет?
– Терпимость. Здесь никого не переделывают – каждого любят таким, какой он есть, и помогают по возможности безболезненно войти в мир. Я уверена, что самое трудное занятие на свете – быть ребенком, особенно школьником. За эти годы мы, к сожалению, не раз видели, как непросто бывает детям наладить контакт с семьей, со сверстниками. Иногда подростку, поссорившемуся с родителями и даже со всем миром (в 13 – 14 лет такое случается сплошь и рядом), полезно просто сменить обстановку, пожить немного одному, чтобы разрешить кризисную ситуацию.
Для этих случаев в Люблине (там из-за перегруженности главного здания учатся несколько классов) устроили социальную гостиницу. В нее такие ребята отправляются на какое-то время после школы. Вместе обедают за длинным столом, украшенным по сезону – например, огромной тыквой, превращенной в светильник. Убирают со стола – принцип школы-дома и в том, чтобы самим поддерживать в нем уют и чистоту. Вместе с воспитателями делают уроки, играют и даже остаются ночевать.

Елена ЮРЧЕНКО стоит не над душой, а у доски

Я тебя подожду!
Недавно в классе Екатерины Степановны АРУЦЕВОЙ произошло событие. Девятилетний Антон в конце последнего урока пообещал не успевшему справиться с заданием приятелю: “Я тебя, Алеша, подожду!”
Антон – “интеллектуально хороший мальчик”: нормально читает, у него прекрасная память, знает такие вещи, которые мы с вами не знаем. Но… он совершенно не умел общаться с другими. Помните фильм “Человек дождя”? Антон – аутист, как герой Дастина Хоффмана.
– Окружающие для него вообще не существовали, – рассказывает Екатерина Степановна. – Когда к нему обращались, он просто никого не замечал. Помню, мы поздравляли его с днем рождения, протягиваем игрушку, а он смотрит “сквозь” нас, отворачивается и молча идет в другую сторону… Я все думала: кто ему может помочь? Здоровым детям растормошить такого ребенка сложно – слишком большая пропасть, он за ними не успевает. И тогда мы посадили его за одну парту с Алешей – мальчиком, страдающим ДЦП. Он, как и Антон, интеллектуально здоровый, но ему очень трудно говорить и двигаться. И Антон буквально просиял: он, наконец, впервые увидел другого, почувствовал, что кому-то нужна его помощь! Постепенно аутист Антон начал опекать колясочника Алешу. Сначала их общение шло на невербальном уровне – через прикосновение, через взгляд… И в конце концов мы услышали эту невероятную фразу: “Я тебя, Алеша, подожду!” Представляете, какое это было для нас счастье?! Мало того что ребенок-аутист впервые использовал личные местоимения, он сам обратился к другому, назвав его по имени!
Добро заразительно: постепенно к шефству над Алешей подключились и другие ребята. Начал налаживаться их контакт и с самим Антоном – он потихоньку стал впускать других в свой необычный мир.
Так же терпеливо классная руководительница нынешнего 3-го “Д” работала и с “трудными” родителями. Многие из них не принимали своих детей-инвалидов, ненавидели самих себя и даже других родителей. Мамы, по словам Екатерины Степановны, буквально дрались, выплескивая друг на друга свои комплексы, многолетнюю усталость и отчаяние: слишком долго они оставались наедине со своей бедой…
Сегодня, два года спустя, родители 3-го “Д” вспоминают о том времени как о страшном сне. Сложности остались, но теперь их преодолевают вместе. Всех объединило общее дело – лечебный кукольный театр. Дети – зрители, а мамы – сценаристы, режиссеры и актеры. Времени для ссор просто не остается: каждую (!) среду в качестве обязательного последнего урока – спектакль. Начинали с “Колобка” и другой сказочной классики, продолжают пьесами собственного сочинения. Они, конечно, незатейливы, но детям эти милые, трогательные истории, в которых всегда побеждает добро, нравятся. К тому же такие сказки делают мир вокруг ближе и проще. Тот же Антон после спектакля о слоненке, любившем говорить по телефону, убедился, что это и впрямь удобная вещь: неплохо вечером перекинуться парой слов с Алешей.
– Наши мамы наконец поняли: безнадежных ситуаций нет. При условии, что вы сами верите в это.

На деревню, к Экарту
“Ковчегу” для свободного плавания достался экологически и эстетически неблагоприятный район: облезлые дома, промзона, мало зелени и ярких красок – город в худшем его проявлении. Не то что ребенка – взрослого тоска берет. И стало ясно: детей нужно хотя бы изредка вывозить на чистый воздух, чтобы полностью сменить обстановку. Поскольку богатых семей здесь не водится, организовать это надо самой школе.
Практически за бесценок удалось приобрести землю и три полуразрушенных дома в Тверской области. И сейчас в “неперспективной” деревне Корчелово (всех жителей в ней – три бабушки и один дедушка) поселился полномочный представитель “Ковчега” – немецкий гражданин Экарт ХЕНЦЛЕР. Выпускник Института искусства и терапии в Бремене, он нашел свое призвание в работе с российскими детьми. В “Ковчеге” уже восемь лет.
В деревне Экарт наслаждается жизнью свободного художника – топит печку, готовит себе еду, рисует и, конечно, в любую минуту ждет гостей. “В Корчелово, к Экарту!” – решают взрослые, когда замечают, что дети вконец устали от школы и от себя самих. Сюда на одну – две недели ребят привозят и целым классом, и поодиночке.
В деревне продолжают учиться. Плюс полное погружение в природу и ее стихии: солнце, воду, ветер, огонь. Многие только здесь впервые увидели живую корову и козу. Только здесь научились разводить и поддерживать огонь в печи, косить, доставать воду из колодца.
Каникулы ковчеговцы, помимо деревни, проводят в Питере и на Черном море, ходят в походы – первоклашки исследуют Измайловский парк, старшеклассники путешествуют на байдарках. Спрашиваю у нынешнего завуча и бывшего бизнесмена Дмитрия Владиславовича ВОЛОДЬКО, где деньги берут.
– Знаете, у нас вошло в привычку жаловаться на нехватку денег. Конечно, не хватает. А сколько и для чего? Когда ответы на эти вопросы получены, необходимая сумма, как правило, находится. Чтобы устроить ребенку каникулы, не так много надо: до десяти лет возить по стране вообще дешево – полцены. Конечно, ездим в плацкартах, сами готовим. Я по совместительству еще и классный руководитель первого класса, в котором учится моя младшая дочка, и знаю по опыту: если ты не ленив и мобилен, то при минимальных расходах сумеешь устроить детям и музей, и экскурсию. Даже на Монтсеррат Кабалье сводишь – не в партер, конечно, но ее и на галерке хорошо слышно!

В мире несломанных скрипок
Ковчеговцы погружены еще в одну стихию – музыкальную. Ее главный покоритель – профессиональный скрипач Юлий Юльевич АЛЕКСЕЕВ, один из основателей школы.
Занятия проходят в огромном зале с великолепным занавесом – такое веселое лоскутное одеяло необъятных размеров. Юлий Юльевич, несмотря на то что проводит уже седьмой урок, – сама энергия и жизнерадостность. Только с таким настроением и можно работать с детьми.
Худенькая белокурая восьмиклассница Оля, в течение всего урока отчаянно повторявшая: “Я не могу! Не понимаю!”, наконец вслед за друзьями извлекает нежные звуки на своем ксилофоне. Компанию им составляет скрипка Юлия Юльевича. В конце урока не одна Оля – все заглядывают в глаза учителя: “Ну как?” “Молодцы!” – восторгается он.
Они пока разучивают гаммы, но если знаешь, что их исполняют практически глухонемые подростки, эти гаммы звучат божественно.
– Музыка связывает детей на глубоком подсознательном уровне с общекультурным пространством. Понятно, что слабослышащий ребенок не станет профессиональным музыкантом, но он может чувствовать музыку и даже самостоятельно извлекать ее. Инвалид-колясочник не станет танцовщиком, но мы научим его двигаться и чувствовать ритм. Это дает таким детям эмоциональное и социальное наслаждение оттого, что они равны нам, здоровым.
По пятницам в спортивном зале играет школьный оркестр. Сотни граждан “Ковчега”, взявшись за руки, танцуют под звуки народной музыки – сербской, армянской, греческой, еврейской… Танцуют все: учителя и воспитатели, родители и бабушки, здоровые и больные. Самое пронзительное в этом зрелище – естественность, без слащавости и умильности. Они все разные, и все – заодно.
Больше всего Юлий Юльевич гордится тем, что в школе “музыке оказывается стопроцентное уважение”: ни одной испорченной скрипки, флейты или ксилофона – при том, что никто их не прячет, не запирает на ключ.
Он вообще считает, что отсутствие следов вандализма – поломанной мебели и испачканных стен – одно из лучших подтверждений состоятельности школы.
– Дети – народ по-своему жесткий. Как бы вы ни устали, насколько бы ни исчерпали собственный лимит фантазии и радушия, вы не имеете права на отключку и срыв. Один такой случай, и все приходится начинать сначала.
– Неужели не срываетесь?
– Срываюсь, конечно. Иногда. Но только в кругу коллег. Они поймут: сами такое проходили. А дети – не всегда. Обида может проявиться в самых разрушительных формах. В том же вандализме – это ужасное явление, но виноваты в нем взрослые. Таким диким способом ребенок ставит нам двойку.
Похоже, обиженных детей в “Ковчеге” не водится. Могу подтвердить: следов разрушений в школе не обнаружила. Все стулья целы, а надписей на стенах – раз, два и обчелся. В одной, самой заметной, Сережа публично признается в любви к Тане.
“Ковчег” переполнен. Вместо положенных 250 каждый день в 1321-ю школу на Авиамоторной приезжают 514 ребят со всех концов Москвы и даже из Подмосковья. Поэтому, к сожалению, слова “извините, мест нет” приходится произносить очень часто. Выход только один: “Ковчег” должен стать не единственной школой, а одной из многих. Слишком велика концентрация человеческой беды.

Ирина ПАНТЕЛЕЙ