Кормилица

Мое детство пришлось на период, который сегодня величают махровым застоем. У одних он ассоциируется с величайшими достижениями советской науки, с пиком мощи нашего военно-промышленного комплекса, а у других, наоборот, – с падением уровня жизни, потерей интереса что-либо делать и что-то развивать. На самом деле было и то, и другое, и третье, о чем предпочитают не вспоминать…

– Вот смотри, это сурепка! – баба Зина раздвигает бурьян, что-то в нем находит, показывает мне толстый зеленый побег. – Мы его в войну вот так очищали от кожуры и ели. Попробуй!

Я пробую. Действительно вкусно. Ищу сам эту травку, ориентируясь по пышной розетке прикорневых листьев. Молодые стебли легко и с сочным хрустом ломаются, их можно быстро набрать целый пучок, очистить и есть хоть так, хоть с солью. Правда, о том, что это вовсе не сурепка, а свербига, я узнал много позже, уже будучи студентом биологического факультета областного педвуза.

– Это молокан, он тоже вкусный, когда молодой, – бабушка выбирает из густой травы что-то, похожее на одуванчик с длинным побегом. Но в отличие от одуванчика растение совсем не горькое, а сочное и сладковатое. «По паспорту» это на самом деле козлобородник. А молокан – другое растение, тоже, кстати, съедобное.

– Вот еще это тоже можно есть, – баба Зина показывает на высокую дудку с ребристым стволом. Мне ее преподносят как лопурь, и здесь тоже съедобными оказываются молодые, еще не одревесневшие междоузлия, очищенные от коры. Лопурем же зовут дикий пастернак.

Это вовсе никакая не ботаническая экскурсия. Мы просто идем по лугу с покоса, где ворошили сено. И бабушка между делом рассказывает, как в голодные годы им приходилось выживать буквально на подножном корме, потому что больше ничего не было. И так продолжалось довольно долго…

– Вам повезло, вы не знаете, что такое нужда и как это – когда хочется есть, а есть-то и нечего, – говорит она. – Только лес нас и кормил – грибы, ягоды, травы. И речка, без нее бы вообще худо было.

Что интересно, о том же самом мне рассказывают и моя мама с моими дядями и тетями, а также соседи, заставшие те нелегкие времена. От них я узнаю, что, оказывается, можно есть плоды мальвы, похожие на маленькие лепешки, коричневые маслянистые шарики плодов липы, душистые соцветия первоцвета. В пищу годятся молодые корни лопуха, листья щавеля, сочные корневища рогоза…

Скоро грянет Олимпиада-80, я живу в стране победившего социализма, мне грех на что-то жаловаться, ибо все, что нужно, у меня есть. И не только у меня! Но почему же сытая и счастливая реальность так диссонирует с вот этими рассказами моих возрастных родственников и знакомых о том, что можно съесть, чтобы не умереть с голоду? И почему я все это старательно запоминаю, а потом, когда мы с ребятами идем на речку, выясняется, что каждый из нас в курсе, где растет сурепка, какой молокан вкуснее и где растут «барашки»?..

Мои дети обо всем этом имеют весьма смутное представление. Им незнаком вкус жаренных на костре и пахнущих речной тиной «устриц», ибо это вовсе не устрицы, которые из магазина, а всего лишь двустворчатые беззубки. Их не заставишь попробовать на язык брызжущих кислотой муравьев или едва сладкий березовый сок, который еще надо уметь добыть по весне.

Я думаю, это очень хорошо, что мои дети ни в чем не нуждаются. Однако я постараюсь своим внукам рассказать все то, о чем мне рассказывала моя бабушка, когда мы возвращались с покоса…

Вадим МЕЛЕШКО